Дважды рожденный

— Командуй, начальник. — Передернув затвором, произнес Старейший и негромко добавил: — Не хотел бы я сейчас оказаться на твоем месте.

Тем временем северяне вливались в корабль медленным потоком. Если люди Гулида не ошиблись, то растянувшиеся на несколько переходов племена не должны были атаковать сегодня. После многодневного похода, без отдыха и подготовки — только сумасшедший рискнул бы штурмовать корабль в таких условиях. И все же северяне атаковали. Прав был землянин, когда скептически хмыкнув, предрек:

— Если я хоть что-то помню из истории варваров — атаковать будут сходу, не дожидаясь отстающих. Трофеи делят победители. Готовьтесь.

И ведь не ошибся, зараза.

'Только кому его предсказания нужны?!', — зло подумал Дабл. — 'Мерзота толкает на нас живой щит из друзей и родичей'.

Командир 'Титана' ждал. Изо всех сил надеялся на чудо, понимая, что чуда не произойдет. Еще шаг... Нет, еще несколько шагов и придется командовать.

— Огонь на поражение. — Пересохшие губы отказывались повиноваться, изо рта вырвался лишь невнятный хрип.

Неровная цепочка заложников приближалась, и бойцы начали нервничать. То там, то здесь все чаще раздавался вопросительный шепот. Могильник суров. Глупцов он убивает быстро и безжалостно, поэтому у присутствующих не осталось сомнений в судьбе живого щита. Терзания, боль, но не сомнения. Вот только никто не собирался стрелять первым, никто не стремился брать на себя ответственность за жизнь соседа или друга.

Расстояние было еще слишком велико, но уже зазвучали отдельные имена. 'Титановцы' узнавали своих, и это было очень плохо. Если повременить еще немного, у кого-то из бойцов сдадут нервы. Нельзя допустить самоубийственной рукопашной. Дабл понимал это лучше других, но сил отдать приказ не было.

— Пора! — Горячий шепот Старейшего встряхнул кочевника. — Мать твою! Всех же положат! Ну! Марс с тобой, сам сделаю!

Первосвященник слегка приподнялся из-за баррикады, беря приближающуюся цепочку на прицел, но выстрелить не успел. Опоздал всего на мгновение. Бесконечно длинное, решившее участь заложников мгновение.

В трюме погас свет. Лампы аварийного ярко вспыхнули, ослепляя, а затем отключились, разом окунув зал в непроглядную тьму.

Зрение отказало, и только слух различал характерный шелест десятков разогревающихся турелей. До этого дня Дабл любил дождь, с восхищением наблюдая за тяжелыми каплями, выбивающими барабанную дробь по красноватой марсианской земле. Но с этой минуты, столь редкое, а оттого вдвойне запоминающееся зрелище ассоциировалось у него именно с таким вот шелестом. И первые, пронзительно яркие всполохи плазмы были поразительно похожи на дождевые капли. С той лишь разницей, что вода не разрывала человеческие тела на части, с равным успехом прожигая плоть и кость. Лишь кровь вскипала под огнем турелей. Защитники 'Титана' ошарашено наблюдали за огненным пляской.

Второпях пристрелянные винтовки клали нападающих одного за другим, выискивая их среди мечущихся в панике заложников. И все же, Виктор не был оружейным специалистом. Ему не хватило времени, чтобы как следует настроить защиту. Никто не рассчитывал, что под огнем будет не только враг. Сраженные плазмой падали северяне, но падали и свои, падали безоружные и очумевшие от длительного плена рабы. Они суетливо метались по полю боя и гибли, гибли, гибли.

— Ну, ложитесь же! Ложитесь! Падайте! — Дабл срывал горло, выпуская заряд за зарядом над головами атакующих.

Попасть в такой темноте он даже не рассчитывал, враги различались лишь по заполошным вспышкам плазмы. Прицельный огонь по нападающим вели лишь турели Виктора. По сравнению с тренировочными стрельбами их скорость сильно упала, но виной тому была не темнота, а обилие дружестенных, хаотично перемещающихся целей. И по мере того, как они умирали, находили убежище или добегали до защитной линии, скорость выстрелов росла. К 'потехе' подключалось все больше и больше пушек. Пока дождь не превратился в ураган. И северяне дрогнули.

— Пора! — Решил Дабл, и покрепче ухватился за торчащий из пола кусок металла.

Тяжелая, усиленная гибкими пластинами перчатка бронекостюма опустилась на кнопку, и 'Титан' вздрогнул. Ребята Пухи трое суток 'колдовали', ослабляя крепления створок, и сейчас, на скорую руку собранные из подручных материалов заряды рванули, встряхнув корабль до основания. К сожалению, саперов среди кочевников не было, а поверхностных знаний не хватило, чтобы взрывчатка сорвала многотонную крышку 'мышеловки' с петель. Идея землянина не сработала. Путь на волю остался открыт.

И все же, взрыв не прошел для атакующих даром. Мощный толчок швырнул людей на землю, а немногих оставшихся на ногах тут же выкосило турелями.

— Впереееед! — Перекрывая шелест плазмы заорал Дабл.

В яростный рев он вложил всю свою ярость, всю тревогу и весь стыд за недавние колебания. Еще полчаса назад казавшийся неподъемным, экзоскелет буквально швырнул негра вперед, попутно своротив пошатнувшуюся от взрыва баррикаду. Переполненные адреналином мышцы не ощущали ни тяжести доспеха, ни веса мощной, специально усиленной винтовки. Не переставая орать что-то совершенно нечленораздельное, Дабл зажимал гашетку, посылая в сторону северян заряд за зарядом. Рядом, опустившись на одно колено, поливал огнем Старейший. На его лице застыла та же безумная маска ярости, а рот, как и у многих, был разинут в крике. Глядя на обезумевшего берсерка, даже близкие друзья вряд ли признали бы в нем спокойного и рассудительного преподобного.

Спустя мгновение в атаку поднялись остальные бойцы. Вся неполная сотня прикрывавших шлюз кочевников рванула вперед. И все же, именно шестеро железных рыцарей оказались волнорезом, о который разбивались немногочисленные волны обезумевших от ужаса северян. Современная броня оказалась не по зубам устаревшим винтовкам, а темнота и вспышки выстрелов превращали и без того мощные фигуры защитников в огромных, неуязвимых монстров.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы сломить остатки сопротивление. Северяне бежали, на ходу бросая оружие. Лишь немногим удавалось сохранить достаточно мужества, чтобы изредка отстреливаться. Такие очаги без труда подавлялись совместными усилиями команды Дабла и турелей землянина.

Когда Дабл ворвался в лабораторию, я сидел за столом, зажимая сигарету дрожащими пальцами. Вокруг крутилась Мара, но ее встревоженные вопросы проходили мимо сознания. Девчонка была не в курсе устроенного мной кошмара. Не зная, как она будет реагировать, я прекратил трансляцию картинки до того, как окружающие разобрались в происходящем. Не хотел, чтобы они смотрели, как я буду расстреливать их друзей.

Двадцать семь из ста двадцати. Я скрипнул зубами. Двадцать семь! Еще человек двадцать погибло от выстрелов северян.

Камеры полицейского бота выдавали поистине великолепную картинку, позволяя в деталях рассмотреть плоды своих трудов. Я слышал, как гибли заложники. На расстоянии вытянутой руки видел, что творила раскаленная плазма с человеческими телами. На них не было брони экзоскелета и выстрелы прожигали их насквозь, едва не выворачивая наизнанку.

Черт побери! Даже северяне не заслуживали того, что я с ними сделал.

Но хуже всего становилось от осознания собственной вины. Моя голова сконструировала систему, мои руки выжигали трюм дотла. Думаю, сходные чувства мог испытывать изобретатель атомной бомбы. С отрешенным презрением я будто заново рассматривал собственные пальцы. С чертовой дрожащей сигаретой. Хитрый организм перехитрил меня, отключив все эмоции, пока я, словно в виртуальном тире, расстреливал ни в чем неповинных людей. И повинных тоже. Разница невелика.

Расплата пришла позже. Когда северяне отступили.

Я отвалился от сенсорной панели в абсолютной прострации. Глаза отказывались воспринимать окружающую реальность, вокруг роились мошки, а голова едва не звенела от боли. Губы пересохли так, что за бутылку с водой хотелось кого-нибудь убить. Заметив мое состояние, один из охранников подсунул мне флягу с местным напитком. Не помню кто именно, но я безмерно ему благодарен. Ядреный напиток, в первый раз едва не выбивший из сознания и 'наждачкой' ободравший горло, сейчас пришелся как нельзя кстати. Кашлянув пару раз, я надолго приложился к фляге, практически не замечая вкуса. От испытываемых чувств организм штормило так, что НОИ сама вывела нанитов на 'красный' режим, пытаясь скомпенсировать последствия эмоциональной встряски. В тот момент я больше всего боялся, что ядреное пойло кочевников не выдержит усилий дурной жестянки. Трезветь не хотелось.

Отметив, что даже в такой ситуации продолжаю рассуждать логически, мысленно контролируя деятельность нанофабрики, я горестно покачал головой. Постепенно алкоголь начал действовать, и взгляд, до того бессмысленно блуждавший, зацепился за кем-то скрученную сигарету. Неровная, набитая 'циклохлоей' и еще бог знает каким дерьмом, она показалась мне самой желанной на свете.

Жалкое зрелище я представлял собой в тот момент. По глазам Дабла понял, что жалкое, но мне было плевать. Самокрутка стала для меня центром вселенной, вокруг нее вращалась моя жизнь. Именно она позволяла мне не думать о заваленном телами трюме. Мой маленький мирок, в который проник понимающий голос:

— Доча, вколи-ка ему успокоительного. Пусть поспит.

Острая вспышка в районе шеи. И навалившаяся темнота.

Пятый день обороны 'Титана'.

Оставшиеся в строю камеры передавали картинку с передовой. Короткая передышка, пока ликующие северяне обустраивались в трюме закончилась, и мы снова воюем. Прошлой ночью нас выдавили на нижние этажи. Черт, я уже привычно говорю 'нас', ровняя себя с местными. Голова дурная, вокруг непрекращающийся дурман 'циклушки' и грязные морды кочевников. Воды нет. Реактор дышит на ладан и вот-вот рванет к чертям собачьим. Кажется, мои пушки окончательно его доконали. Что-то мы перемудрили на выходе. Вместо того чтобы гасить всплески энергии, наше устройство отражало их обратно, раскачивая как качели. Адская машинка едва не угробила корабль вместе со всеми жителями. Одна радость — рвани реактор, и мы утянем северян за собой.

Война убивает. Кого не может убить — меняет бесповоротно. Пятидневного ада хватило, что с презрением вспоминать собственную истерику.

— Твари! — Я без стеснения сплюнул, и оттолкнул сенсорную панель.

Желтая от сигаретного гара слюна очень органично смотрелась на в хлам загаженном полу. Некогда девственно чистая лаборатория выглядела не лучшим образом, превратившись в кровавый свинарник. Дабл не выпускал Маришку наружу, и она пластала раненных прямо здесь. За чистотой никто не следил. Ударная доза лекарств гасила опасность заражения, а убирать в помещении было просто некогда. Да и некому. Кто мог — воевал, кто не мог — лежал или подыхал.

На вторые сутки я привык, и уже не вздрагивал от воплей, научившись на глаз определять судьбу раненого по внешнему виду. Честно признаюсь, их будущее не отличалось разнообразием — доза милосердия, после которой уже не просыпаешься, или укол обезболивающего и лошадиная порция регенерина. Нередко с ампутацией пораженных плазмой конечностей. Глядя на отрезанные руки-ноги, меня и вырвало-то раза три. Больше было просто нечем.

Благо, нанофабрика позволяла долго обходиться без пищи. Была бы вода. НОИ минимизировала потребности организма до такой степени, что на меня начали коситься. Я почти не спал. Плевать, с местными предстояло объясняться потом. Отвоюю — высплюсь. Из-за долбанного снотворного я едва не проспал вторую атаку.

Часа через четыре после первого самоубийственного штурма подошли оставшиеся северяне. Не все — два или три племени, но этого хватило для нападения. Которое Дабл банально проворонил. Чернокожий самоубийца все свободное время проводил на передовой, вместо того, чтобы сидеть за консолью и мониторить окружающую обстановку. Мы все допускаем ошибки, но ошибки командиров стоят очень дорого. Понадеявшись, что после такого поражения северяне еще долго не оправятся, 'титановцы' расслабились, и наказание последовало незамедлительно. Одновременная атака с трех сторон. Большей частью — в обход трюма. Лезть под огонь самодельных турелей желающих не осталось. Дабл увел большую часть бойцов затыкать прорехи в обороне. Вот только враг оказался смелей чем мы думали, и гораздо умней.

Когда меня растолкали, трюм полностью затянуло дымом. Нырнув в вирт, я словно заглянув в жерло проснувшегося вулкана. Северяне оказались верны своим привычкам, заставляя рабов закидывать трюм охапками какой-то чадящей хреновины. Скованные цепями, те даже сбежать не могли. Тех, кто пытался, выдергивали из трюма веревками и подвешивали за ноги — вялиться на марсианском солнышке. Снимать их никто не собирался.

Едкий тяжелый дым очень неохотно выползал наружу. Внешняя камера позволяла рассмотреть весь процесс вешания в деталях, но времени, чтобы насладиться зрелищем у меня не было. Ублюдки уже нащупали и сорвали две крайние турели.

— Ты можешь что-нибудь сделать? — Взгляд Мары не отрывался от затянутого дымом экрана.

— Данные об инфракрасном излучении поступают с трех камер. Чтобы вести прицельный огонь этого мало. Придется подпустить их поближе, но тогда мы лишимся половины пушек. Могу залить огнем весь трюм.

— Делай. И без соплей! Их уже не спасешь.

Признаюсь, я и сам не видел иного выхода. Можно сдать корабль и пересесть в рабские загоны, а можно обороняться.

— Надеюсь, в следующей жизни вам повезет больше. — Слабое оправдание, но другого у меня не было.

— Вик, заканчивай! — Рявкнула Мара. — Мы потеряли четвертую...

— Заткнись.

Слово было произнесено совершенно спокойным тоном, но угроза в моих глазах заставила ее замолчать. В девчонке чувствовалась горячая кровь кочевницы. Несколько секунды мы напряженно бодались взглядами, пока она не отвела глаза. Кивнув, я отрешился от реальности и нырнул в вирт. Спустя мгновение пушки выплюнули первый заряд плазмы.

Странно, но прежнего надрыва я уже не испытывал. Мечущиеся в дыму туманные фигуры не ассоциировались с живыми людьми. Призраки Могильника, не более. Откровенно говоря, они уже давно ими стали.

И все же, в моей душе что-то надломилось. Убивать стало проще. Исчезли моральные терзания и угрызения совести. Передо мной был враг, и его следовало уничтожить. Быстро, и с минимальными потерями. И с каждой минутой это чувство только росло. Пяти дней хватило, чтобы снести налет цивилизации, обнажив хищного, на все готового зверя. Надо же, а я почти забыл это ощущение.

Всего то и понадобилось — понаблюдать, как из живых людей вырезают печень, как вскрывают грудную клетку, чтобы достать еще бьющееся сердце. Северяне не были каннибалами в прямом смысле этого слова, поедание себе подобных носило скорей ритуальный характер. Наши далекие предки надеялись заполучить силу врага. Не знаю, чего хотели кочевники, а я хотел одного — чтобы они все сдохли. Желательно на моих глазах, и от моих рук.

Мы оборонялись трое суток, успешно разменивая одного на пятерых. Трюм превратился в гигантское кладбище, провонявшее весь корабль. Северянам было плевать на своих мертвых, и вытаскивать тела приходилось людям Дабла. Сжигать трупы в печи мы больше не могли — от перегрузок захлебывался реактор. Приходилось сбрасывать трупы в подземную реку, молясь, чтобы они не заткнули ее, и нас не затопило к чертовой матери.