— Так значит, это не везение, — заметила Нессель наставительно. — Если б не ты — он не стал бы 'главой преступной гильдии', а так и остался бы просто одним из кельнских воришек, или грабителей, или кем он там был... А вообще, если б не ты, его казнили бы тогда. И никто не смог бы тебе помочь здесь, никто не свел бы тебя с бамбергскими ворами, от которых ты теперь узнал то, что узнал. Если бы ты когда-то не помог ему, не спас от казни — он не стал бы тебе помогать. Посему ты неправ: это именно твоя заслуга, просто то, что ты сделал давным-давно, отозвалось именно сейчас. Что еще ты сказал — что тебе повезло с этими охотниками? А их ты откуда знаешь? Старший говорил, что вы с ним 'плечом к плечу сражались с тварями'...
— Шесть лет назад, — пояснил он. — Это было шесть лет назад. История это долгая... Чтобы коротко — дело было так: была зима, метель, я направлялся к очередному месту службы и застрял в придорожном трактире вместе с Яном и еще кучкой путников. Тот трактир осадила стая ликантропов, от которых нам пришлось отбиваться несколько ночей... Это, к слову, его работу ты назвала делом рук, растущих не из того места, — натужно усмехнулся Курт, коснувшись рубца над правым глазом. — Такие события, как ни крути, сближают даже совершенно чужих друг другу людей, а у нас с Яном все же есть кое-что общее: мы делаем одно дело. Тогда мы разошлись, будучи обязанными друг другу жизнью не по одному разу, и потеряли уже счет тому, кто, что и кому из нас должен.
— Вот видишь, — заметила Нессель наставительно. — И здесь никаких случайностей. Он делится с тобою всем, что удается узнать, потому что ты заслужил его доверие, потому что он тоже думает, что вы на одной стороне, из одного теста. А думает он так тоже не по какому-то счастливому обороту случая, а именно что по твоим заслугам: выходит, тогда, в том трактире, ты себя показал наилучшим образом, зацепил его за душу... Когда ты говорил с Яном, ты укорял его за то, что он сам и прочие охотники не желают делиться с вами своими секретами; а почему ты тогда не арестовал его за это, не запугал, не заставил рассказать все, что знает? Ты же умеешь.
— Потому что знает он недостаточно много. А выйдя на охотников высшего звена — мы понемногу, со скрипом, но все же узнаём все больше и больше.
— А мне кажется — ты не сделал этого потому, что это низко, — все так же тихо возразила Нессель. — Ты только что сказал: 'такие события сближают даже чужих людей'; я видела, как ты говорил с Яном, и я знаю, что тогда тебе попросту совесть не позволила поступить с ним подобным образом. А поступил бы так — и просто некому было бы приехать в Бамберг, не нашел бы никто эту свидетельницу, не поговорил с нею, и ты не узнал бы ничего... И снова выходит, что это не удача, снова лишь отозвалось в будущем то, что ты совершил когда-то в прошлом. И вся твоя слава — Курт, нельзя создать сказку из ничего. Ты сказал — молва преувеличивает... Но стало быть, хотя бы есть что преувеличивать, правда же? Не бывает так, чтобы одно только везение, одна только удача сотворили легенду. А вот Господне участие в твоей жизни — оно и вправду есть. Господь внушает тебе верные помыслы, а ты слушаешь Его, делаешь верный выбор и следуешь по Его пути. И пока это так — Он будет оберегать тебя от проклятий и зла.
— Не уверен, что все мои помыслы внушены именно Им, — сумрачно произнес Курт. — И думаю, ты забрала бы назад все свои слова, если б провела подле меня год-другой и увидела то, что до сих пор, к твоему счастью, видеть не доводилось... Положим, — продолжил он, не дав ведьме возразить, — ты права. Положим, все происходящее — это невероятная мешанина из моих прошлых деяний и их последствий, каких-то моих собственных умений и благоволения Господня. Ты говоришь, что оно есть, это благоволение, и я даже могу поверить: до сих пор ты не давала повода заподозрить тебя ни во лжи, ни в ошибках, когда дело касалось таких вот высоких материй. Здесь ты и впрямь expertus. Тогда скажи: что будет, если эта самая 'сила, которой я угоден' вдруг отвернется от меня? И можешь ли ты сейчас узнать, почувствовать, а не отвернулась ли, в самом деле? Быть может, вот так он и выглядит — Молот Ведьм, легенда Конгрегации, без своего обыкновенного везения и помощи свыше? Быть может, вот оно — это проклятье, которое столько лет ждало своего часа? Вокруг меня погибают близкие и чужие, все валится из рук, рассудок притупляется — и я не принимаю нужного решения, а вместо счастливых совпадений, как было прежде — череда неудач?
— Ты, — медленно произнесла Нессель, — полагаешь, что женщина, которую ты...
— ...предал и убил.
— Обманул, — с усилием выговорила ведьма, — и которой причинил боль... думаешь, что такая женщина прокляла бы тебя вот так? Служебными неудачами? А мне-то казалось, женщин ты знаешь куда лучше меня...
— Она знала, что служба для меня — это всё, что вне ее я себя не мыслю; вне службы меня попросту не существует. И...
— Нет, — вздохнула Нессель, коротко качнув головой. — И все же — это не оно. От ее проклятья ты все еще закрыт и огражден... Дело не в нем.
— Но при том мне адски не везет, и если в этом нет руки Бога — стало быть, это рука человека, потому что в такую гору совпадений я не верю. Я хотел поговорить с девчонкой — и ее случайно убили в ту же ночь. Я мог бы поговорить со вторым свидетелем дела судьи Юниуса — но он случайно споткнулся, упал с мостика и утонул. Кристиан Хальс хотел сообщить мне нечто важное, что могло бы подвинуть мое расследование вперед — и его случайно убило молнией.
— Но как? Всему есть свидетели. Смерти этого несчастного инквизитора свидетелем был ты сам; или ты вправду думаешь, что в Бамберге есть некто, обладающий такой силой?
— Такое возможно, — пожал плечами Курт и, вздохнув, сам себе возразил: — Теоретически. Но выходит, что тот же малефик может спихнуть человека с моста в воду на глазах у всех — и его не заметят. И он же может подбить человека на убийство — и об этом не узнает никто, даже сам убийца. Либо это невероятно одаренный маг, который непонятно что делает в этом городке, либо целая тайная группа... И то, и другое кажется мне немыслимым.
— Тебе ведь часто доводилось сталкиваться с немыслимым.
— Да... — Курт помедлил, бросив взгляд в окно, где сквозь водяную взвесь вновь начинало проступать солнце, и недовольно покривился: — Но снова говорит 'нет' мое треклятое чутье. Оно, зараза, всё нашептывает мне, что я увидел нечто, но сам еще этого не понял; и не только потому, что двое все-таки были убиты безо всяких уловок и совсем не случайно... Скажи, а ты ощутила бы, если б рядом с тобою кто-то совершил магический ритуал или сотворил еще что-то в таком духе; словом, будь эта гроза, эта молния, это происшествие волей человека — ты поняла бы это?
— Я не знаю, — неуверенно отозвалась Нессель. — Мне ведь не доводилось общаться прежде... с такими, как я. Когда я обучала Альту, и она работала рядом со мной — я это чувствовала. Но не могу сказать, почувствую ли точно так же работу другой ведьмы или чародея, или... Я не знаю.
— Но ты ничего не ощутила, — подытожил Курт, и ведьма мотнула головой:
— Нет.
— Нет... — повторил он со вздохом и тяжело опустил голову на руки, потирая пальцами гудящую переносицу.
Минуту в комнате висела тишина; Курт пытался собрать воедино разбегающиеся мысли, походя коря себя за минутную слабость, когда готов был допустить любое объяснение, принять любую версию, даже самую невообразимую, даже лелеемую Бруно сумасбродную идею об особом благоволении Господнем, что само по себе говорило о многом. Не наступил ли, наконец, тот самый день, когда и впрямь сказочному везению Молота Ведьм настал предел? И не это ли станет первым расследованием, которое он не сумеет завершить?..
— Сегодня я могу попытаться, — вдруг тихо проронила Нессель, и он поднял голову, глядя на ведьму непонимающе.
— Что? — переспросил Курт; она пожала плечами:
— Могу попытаться найти вашего убитого служителя. Сегодня. Думаю, я готова.
— Уверена? — уточнил он с сомнением. — Сдается мне, ты и без того слишком вымотана душевно и телесно; и чтобы это понять, чародеем или даже лекарем быть не надо. Сможешь ли ты хоть что-то в таком состоянии, а главное — не придется ли потом расплачиваться за это так, как это было после моего исцеления, когда ты едва могла поднять голову с подушки?
— Не придется, — ответила Нессель — слишком уверенно для того, чтобы это было правдой; Курт покривился, одарив ведьму скептическим взглядом, и та вздохнула: — Я думаю, что не придется; все же для этого не требуется отдавать столько жизненных сил. Но даже если я свалюсь — это будет ненадолго, и главное — оно того стоит... Я смогу. За эти дни я освоилась, привыкла к городу, теперь я сумею не потеряться в нем. Да, все эти события... Если б не они — я была бы готова намного раньше, они сильно выбили меня из колеи, и эти новости, что принес ваш курьер — они разбередили мне душу... Но я смогу. По крайней мере, попытаюсь; как ты сам сказал, ведь это в моих же интересах.
— Даже не знаю... — начал Курт, и она оборвала, не дав ему договорить:
— Не надо отговаривать. Это двулично. Ты на самом деле не хочешь, чтобы я передумала, даже если я сейчас скажу, что это выжмет меня, как тряпку. Поэтому не надо, я все равно попробую, а твои сомнения только делают хуже, поселяя нерешительность уже во мне.
Ответить Курт снова не успел — в дверь комнаты громко и бесцеремонно, точно всерьез намереваясь внести ее внутрь, постучали, причем, судя по всему, ногой. Он раздраженно поморщился, непроизвольно прижав ладонь к пульсирующему болью лбу, нехотя поднялся и убрал засов, уже загодя зная, кого увидит на пороге.
— Рехнуться можно, — сообщил Ян Ван Ален, когда дверь открылась, и, ничтоже сумняшеся отстранив Курта с дороги плечом, решительно прошел в комнату. — Вот это дела, Молот Ведьм; это ж как же так, а?
— Supra nos Fortuna negotia curat[59], — безвыразительно отозвался он, пропустив внутрь хмурого Лукаса, снова закрыл дверь и, вернувшись к столу, присел на край столешницы. — Или, проще говоря — дерьмо случается, не спрашивая нашего на то согласия.
— 'Fortuna'... — пробормотал Лукас. — Не верю. Из всех жителей этого городишки молния выбрала именно инквизитора, который тебе показался самым благонадежным в здешней кодле? Похоже, Ян был прав, когда вынудил меня остаться. Что-то в Бамберге нечисто, причем по нашей части.
— Я не буду говорить 'я же говорил', — желчно вымолвил охотник; Лукас устало вздохнул:
— Ты сказал. Сейчас — уже в третий раз за последние полчаса.
— Потому что я же говорил, — пожал плечами Ван Ален и приглашающе кивнул: — Давай подробности, Молот Ведьм. Как дело было и есть ли дельные мысли по поводу?
Глава 16
Выставить братьев за дверь удалось, вопреки ожиданиям, довольно скоро — похоже, Ван Алену требовалась не столько информация, каковая и так уже разнеслась по городу на удивление в неискаженном виде, сколько возможность выговориться, а судя по выражению лица Лукаса — его скромные возможности в роли слушателя были уже полностью и окончательно исчерпаны.
Нессель все время их короткого разговора сидела в сторонке, явно не слишком обращая внимание на то, что происходило вокруг, вслушиваясь во что-то свое, видимое и слышимое лишь ей одной; по временам Курт, видя ее отстраненный взгляд, мысленно ежился от мимолетного, но оттого не менее неприятного ощущения беспомощности. Вокруг бурлила какая-то другая жизнь, рядом с привычным человеческим миром жил своей жизнью иной мир, существуя сам по себе; этот мир видит его, майстера инквизитора, грозу малефиков Молота Ведьм, а он — он не видит, не слышит, не разумеет в том мире ничего, не имея возможности контролировать даже то, что касается самого себя, не говоря уж о каком-то влиянии на нечто большее. Порой возникало ощущение пристального взгляда в спину — и Курт всеми силами преодолевал нелогичное желание обернуться, понимая, что на деле нет никаких неведомых ужасающих сущностей, витающих вокруг него, пытающихся заглянуть в душу, тянущих к нему лапы и щупальца, лезущих в мысли... Или все же есть?..
Задать этот вопрос ведьме Курт почти уж было собрался всерьез, когда запирал дверь за Ван Аленами, однако, обернувшись и увидев ее отрешенное лицо, лишь тихо осведомился:
— Тебе потребуется что-нибудь?
— Что? — переспросила Нессель, и он неопределенно передернул плечами:
— Не знаю... свечи какие-нибудь, травы, палки-ветки-шишки...
— ... лягушачьи кости, — договорила она с мимолетной усмешкой и качнула головой: — Нет. То, что я делала для твоего исцеления — это совсем другое. Просто дай мне подержать его книгу. Была бы я дома, я сделала б себе теплую ванну, это бы сильно помогло, но...
— Нет проблем, — возразил Курт, махнув рукой в сторону двери. — Подожди немного — и все будет. Пара лишних монет, два слова — и владелец этого заведения лично будет тереть тебе спину и заботливо доливать кипяточку.
— Кипяток лить не надо: вода должна быть чуть горячее человеческого тела.
— Будет, — кивнул он, вновь отодвинув засов и, открыв дверь, уточнил: — Еще что-то? Говори, достать что-то здесь — как правило, всего лишь вопрос денег и времени; одного в достатке, вторым можно пожертвовать ради такого дела.
— Кипяток, — кивнула Нессель и, покопавшись в своем нехитром дорожном мешке, извлекала небольшой тряпичный мешочек. — В нем надо заварить вот это.
— А что там — я могу узнать? Чтобы знать, чем отбрехаться, если наш хозяин начнет странно поглядывать на инквизитора, который сотворяет на его кухне зелье из какой-нибудь странной дряни...
— Это лаванда, дурак, — со вздохом возразила Нессель, перебросив ему мешочек. — Просто помогает успокоиться, а мне это сейчас не помешает.
— Вот потому я и спрошу еще раз: ты уверена? — уже серьезно уточнил Курт и вскинул руки, повстречав ее взгляд: — Всё-всё. Как знаешь, тебе виднее.
Откровенно говоря, в этом он сомневался, и за то время, пока прислуга устанавливала в комнате огромную бадью и носила в нее согретую воду, желание призвать ведьму отказаться от ее задумки возникало не раз; лишь теперь, присматриваясь, Курт отметил и припухлости и синяки вокруг ее глаз, и утомленные складки возле плотно сжатых губ, и болезненную бледность щек, прежде невидную из-за загара да и просто потому, что он не обращал на свою спутницу столь пристального внимания...
Нессель явно ощущала его напряжение, однако упреков вслух более не выражала; сидя в сторонке, она держала в руках Евангелие пропавшего Георга Штаудта, осторожно водя пальцем по краю потрепанной кожи обложки, по обрезу, время от времени прикрывая глаза и глубоко переводя дыхание. Когда убралась прочь прислуга, и в комнате вновь воцарилось спокойствие, ведьма молча взяла со стола ковш с благоухающим на всю комнату лавандовым отваром, вылила его содержимое в бадью и ненадолго замерла, глядя на свое колеблющееся отражение в потемневшей воде.
— Я могу выглядеть странно, — тихо выговорила она, не оборачиваясь. — Не пытайся меня привести в чувство или сделать что-то еще в таком духе, понял?
