После победы

Дэларис тихо плакала. Мир сошёл с ума, и хотелось спрятаться от него в объятьях того, единственного, любимого, и чтобы он никогда её не отпускал...

-Мне страшно.

— Мне тоже, — честно ответил Тэннар. — Жаль, что ты дочь короля. Иначе можно было бы просто уехать, и не думать обо всех этих войнах...

Она вдруг встрепенулась: задним числом осознала, что Тэннар говорил что-то о жрецах, о периане...

-Постой. Куда тебя водят? Зачем?

— Фродо. Тот периан, хоббит — "живое Кольцо". Помнишь?

-Да, — она смотрела на него растерянно и непонимающе. — Но ведь они же как раз не хотят, чтобы кто-то из вас узнал о том, где он.

— Они пытаются его пробудить... бесполезно. И боятся, что он умрет. А я — единственный, кто хоть как-то может его поддержать. Кого он не отторгает. Дэларис, ты представь — он же совсем как мальчишка. И вокруг — никого, кто хотя бы отнесся к нему, как к человеку. Только враги. И жизнь его им не нужна, они готовы его убить — лишь бы он помог им одолеть Мордор. Что он погибнет при этом — им безразлично.

-Я знаю, мне Гортхауэр сказал, — быстро отозвалась Дэларис и умолкла: вдруг сообразила, что не говорила этого никому, кроме короля.

— Пусть — война. Пусть — воины. Пусть — такие, как мы, кто сам выбирает, где быть. Но что же мы — так и примем, что ради победы можно убивать тех, кто не причастен к ней никаким боком?

Дэларис вздохнула.

-А он — разве не сам выбрал когда-то? Он же когда-то уничтожил Мордор, убил Гортхауэра и назгулов, уничтожив Кольцо. Он тоже не просто так. И... послушай. Покажи мне его.

— А ты представь, что не знаешь о мире вообще ничего, и мозги тебе будут порошить такие существа, как Элронд, Олорин, Галадриэль. Которым много тысяч лет от роду. Поверишь ты им — где правда, а где зло? Иди, спасай мир, иначе мир погибнет... Посмотри.

Тэннар вспомнил — открыл — то, что возникало перед глазами, как живое: склеп, каменное ложе, почти мертвое тело, укрытое покрывалом... Вспыхнуло в памяти, как он впервые увидел Фродо, лежащего в этом вековом холоде, на голом камне, и, может быть, нелепое, наивное — ему же холодно, он ведь живой!..

Дэларис замерла.

-Но ведь... Он же никогда не будет с нами. Он скорее умрёт... И какой смысл держать его там? Лишь бы не стал работать Кольцом для Гортхауэра? А...

Она вдруг вскинула глаза.

-Но есть ли способ заставить его не вмешиваться в войну?

— Я вообще не уверен, что можно заставить его делать хоть что-то против воли. Что он сделал, насколько я знаю? Умудрился вытащить из-за Грани Мелькора, воплотить Гортхауэра заново. Потом что-то с неким мальчиком, которого Гортхауэр пытался спасти... И это — все. Они хотят заставить его бить по друзьям; он сопротивляется, они глушат его отравой, надеясь, что в дурмане он потеряет понятие — и сделает то, что прикажут. Но в дурмане он вовсе ничего не сумеет сделать! Дэларис, это одно лишь издевательство. Говорить об этом жрецам бесполезно: для них жестокость — норма, они готовы замучить кого угодно ради крохотной выгоды, и гордятся этим — мы настоящие воины, мы не боимся страданий и смерти, любой, кто проявляет жалость — ничтожество! Верно: чужих страданий они не боятся.

-Для них и он — воин, — Дэларис медленно осознавала услышанное. — Причём воин, изменивший своим, перешедший на сторону того, против кого воевал. Он же был врагом Гортхауэру. Поэтому они и думают, что он способен изменить снова. Я не оправдываю их, нет... но пытаюсь объяснить.

— Ничего они не думают, Дэларис. Они просто пытаются взять оружие в руки. А то, что оружие на этот раз живое, и они его убивают — им плевать. Они своей войной готовы погубить десятки тысяч жизней; одной больше, одной меньше...

-Нет, они думают, — Дэларис напряжённо смотрела куда-то в пространство. — Они... Постой.

Она вдруг осторожно коснулась его лица.

-Послушай. Я чувствую какой-то след в твоей душе... если бы я не была тем, кто я есть, то сказала бы — след Тьмы. Что-то ещё случилось? Или ты не помнишь? Или... Что это? Или мне уже мерещится?

"Мелькор, — сказал Тэннар одной мыслью. — Это Мелькор. Я говорил с ним."

Во взгляде Дэларис было смятение.

"Когда?! О чём? Ведь тебе же запретили! И что теперь будет? Ведь если раскроют, тебя казнят... Не говори никому!.. Но если будет — что-то, то говори или не говори, бесполезно, они поймут, от кого это исходит, через кого... Что же делать, что же теперь делать?!"

"Дэларис, пойми. Я не могу заставить себя мыслить — иначе. Мне жаль периана. Мне хочется, чтобы он жил. Я вижу, что никакой пользы от него Хараду не будет — жрецы только замучают его, и тем все закончится. А наши — я имею в виду, Мордор — ищут способы его вытащить. Не чтобы сделать своим орудием — ты, конечно, не поверишь..."

Лицо Дэларис окаменело.

"Я не переживу, если с тобой что-то случится, пойми. Страна, семья, власть... я не могу перестать быть частью их, но ты, ты... Я никогда и никого так не любила, как тебя. Я боюсь за твою жизнь. Я не знаю, что ты сказал ему, и не хочу этого знать, но если ценою будет то, что тебя убьют, — беги. Я помогу. Пару дней я сумею выиграть."

"Нет, Дэларис. Я не побежал тогда — когда твой отец объявил, что казнит меня, не побегу и сейчас. Поверь, я не хочу погибнуть. Но бежать, как уличенному в преступлении трусу, тем самым признав себя виновным — нет."

"Что лучше? Погибнуть как герою или отступить, как трусу, чтобы остаться в живых и доказать свою храбрость впоследствии? Впрочем, не об этом речь... Что ты сказал ему?"

"Погибать я не собираюсь, Дэларис — я не хочу оставить тебя одну. Я буду осторожен. Что сказал... — он помолчал. — Я открыл ему свою память. Чтобы он смог разобраться, где находится Фродо."

"Я... — она с трудом перевела дыхание. — Я думаю, нужно опередить его, оотвести подозрение от тебя. Ведь если там появится кто-то чужой, то жрецы мгновенно поймут, что ты нарушил клятву не говорить мысленно со своими... Я жрица. Я предложу им наши способы — которые они до сих пор ещё не испробовали. Обряд... да, точно. Только скорее."

"Какой именно обряд, Дэларис?"

"Ох, да любой... обряд изгнания злых духов, например... то, что делается только в нашем храме."

"И что это даст?.."

"Если его вынесут из подземелья, ваши воспользуются случаем и попытаются отбить, но это уже не падёт на тебя. Что же до того, получится ли из этого хоть что-то... мне важнее ты. Прости."

"Вынести — это правильно... Так будет легче всем. И тут не будет — или я, или он. Хорошо бы это получилось. А вообще — честное слово, я бы хотел, чтобы мы уехали к нам... за горной оградой Мордора всегда было спокойнее. Знаешь, я первое время чувствовал здесь себя так, словно попал в прошлое на тысячу лет. Даже читать и писать почти никто не умеет, обычная книга — диковина..."

Она почти не слушала: одно слово — "уехать" — заставило её снова разрыдаться. Она не хотела покидать свой дом, она чувствовала себя здесь на своём месте, нужной, защищённой, здесь была семья, вся жизнь, теперь и любимый... и всё это должно было теперь рухнуть?..

"Нет, нет... Все будет так, как ты хочешь. Но я ведь тоже не смогу без тебя. Я останусь здесь. Не плачь..."

Больше всего Тэннар чувствовал себя беспомощным в такие моменты, когда даже не знал, как успокоить Дэларис.

"Ты останешься — из-за меня, и тебя убьют? Чтобы я стала виновницей твоей гибели?! Ооо, проклятье..."

"Постараемся отвести от меня подозрения. Твой отец тоже не хочет моей гибели. А я буду осторожен. Я не боюсь смерти, Дэларис, ты это знаешь. Но ради тебя я буду делать все, чтобы выжить."

"Завтра я встречусь с главным жрецом, — Дэларис невольно вздрогнула. — Он тяжёлый человек, да... Мне придётся признаться в том, что ты открыл мне их тайну. И тогда — тогда я предложу свою помощь. Надеюсь, он не посмеет заткнуть рот дочери короля."

"Нужно действовать решительно. Твой отец, по-моему, идет у них на поводу — я понимаю, их цели соблазнительны для Харада, но как бы вся эта затея не привела к обратному. Да еще и Мелькор здесь; начнется мясорубка, какой не было веками..."

Дэларис вдруг приникла к его губам долгим поцелуем — словно прощалась, словно боялась, что никогда больше его не увидит... Потом отстранилась, ласково провела рукой по щеке.

"Нет. Не завтра. Завтра может быть поздно. Я пойду к жрецу сейчас."

"Сдается мне, он сейчас там, у периана. Они приходили к нему — пытались вновь что-то сделать. Ладно... Попробуй. Главное — будь со мной мысленно, постоянно, это не так трудно, как кажется..."

"Я всегда с тобой, даже когда я далеко, даже когда ты не видишь меня и не слышишь... я не могу не быть с тобой..."

Она встала, завернулась в покрывало. Последний взгляд к мужу, — и она выскользнула из дома, будто тень.

...Обряд изгнания зла проводился редко, и Дэларис самой ещё не приходилось проводить его. Она страшно волновалась, — как, что, а вдруг что-то получится, и Фродо действительно очнётся... она боялась уже и этого.

Центральная площадь перед храмом заполнялась народом. Сверху, со ступеней, поднимающихся к верху башни, можно было увидеть это людское море, призванное — молиться, направить свою волю, своё желание, все единое существо этой толпы на одно: на помощь тому, за кого просит Жрица. Это было страшно: _почувствовать_ эту силу, попытаться направить её...

Дэларис ждала, что сюда, на открытую площадку на верху храма — когда сюда принесут Фродо — обрушится дракон и унесёт его. И что тогда...

Тэннар стоял среди других царедворцев — между толпой простонародья и вершиной храма, куда сейчас не имел права взойти никто, кроме жрецов, проводящих сам обряд. Он невольно посматривал на небо — не придумать момента лучше, чтобы унести Фродо сейчас; и жрецы не могут этого не понимать... Дэларис рисковала: она дочь короля, но обвинить в пособничестве врагу могут и ее.

Напряжение нарастало. Люди на площади верили в то, что внушалось им все последние годы...

Начало обряда было красивым, — только что ступени были пустыми, и вдруг вспыхнуло на них, как язык пламени, алое полотнище: одеяние жрицы.

И на толпу обрушилась музыка.

И толпа замолкла.

Глухие, низкие голоса медленно вели мелодию, которая просила, умоляла и опять уходила в тишину, чтобы вырастать, подниматься к небу... раз за разом, снова и снова.

И несколькими ступенями выше появились люди, один, двое... четверо. Они несли кого-то, — маленького, хрупкого, и видно было, что у него безжизненно запрокинута голова... Толпа заволновалась: живое сочувствие волной пронеслось в воздухе.

В том, что Мелькор наблюдает за происходящим, Тэннар был почти уверен. Он поневоле вслушивался в Незримое, надеясь уловить хотя бы отголоски, но все было пусто, только звучало эхо взлетающей над храмом мелодии — воистину, музыка-молитва могла дойти до обиталища богов... если бы тем было дело до смертных.

Мелодия ширилась, разворачивалась, не запомнить её повторы было невозможно, и вот уже некоторые в толпе начали повторять слова, а за ними — другие, на глазах у многих были слёзы, постепенно вся площадь уже слилась в едином порыве...

А потом алый сполох на ступенях вскинул руки — и всё умолкло.

На толпу пала тишина.

Изгнание зла... Тэннар поневоле подумал — лучше бы все они, собравшиеся, изгнали зло из тех, кто сейчас хочет бросить народ в горнило войны. Проку от всех этих обрядов, если подлинное зло лежит не в Незримом...

И внезапно один из тех, кто недвижными статуями застыли возле Фродо, скинул светлую хламиду, прятавшую его полностью. Ярчайшим пятном — рядом с алым — вспыхнул чёрный. Остальные трое мгновение всматривались, не в силах ещё прийти в себя после той музыки, взявшей все их силы... а потом по толпе пронеслось одно имя — имя-знак, имя-узнавание.

-Мелькор...

Тот поднял Фродо на руки и шагнул вперёд и вверх — по ступеням... но не ввысь, а к Дэларис.

О том, что происходило сейчас на другой стороне пирамидального храма — обращенного не к площади, а к дворцовому комплексу — Тэннар не мог знать, но сразу же представил, как в среде жрецов должно было пролететь смятение — периана могут увести из их рук, у всех на глазах! Дэларис — предала их?..

Пирамидальный храм имел множество выходов на разных уровнях; жрецы и были наготове, наверняка они что-то предпримут... Но — не нарушить обряд...

Почти на вершине пирамиды, на том же уровне, где стояла Дэларис, появились с разных сторон еще двое в светлых накидках — и направились к ней, той же величественно-легкой плывущей поступью, что была свойственна всем жрецам, привыкшим к исполнению публичных обрядов.

Дэларис в смятении смотрела на Мелькора: да, похоже, это правда... то самое лицо, которое просверкнуло в воспоминаниях Гортхауэра, это он, и — что теперь? Будет война с Мордором в центре Харада? Жрецы осмелятся что-то сделать против него, лишь бы задержать? И если это он, то почему он не улетает сейчас же, немедленно, пока до него ещё никто не добрался? Чего он ждёт?!

А он действительно ждал.

Один из жрецов, чьи лица были скрыты под накидками, поднял голову — и Мелькор увидел его лицо, жесткое, темное, с глубоким пронзительным взглядом.

— Твое время прошло, — проговорил он негромко, неслышно толпе. — Ты сам некогда дал людям свободу. А теперь вновь хочешь диктовать нам свою волю?

Мелькор шагнул вперёд, к краю ступени, и голос его стал слышен на площади.

-Диктовать свою волю? — он покачал головой. — Нет. Я пришёл просить вас об одной вещи. Вы знаете о войнах в Эрегионе, вы помните о том, как некогда Келебримбор ковал для Гортхауэра Кольца — и как он погиб позже. Все говорили: в этом вина Гортхауэра, он пошёл войной на тех, с кем недавно жил бок-о-бок в мире. Но Келебримбор погиб не от рук тёмных. Так же, как и вы сейчас, — эльфы поднялись тогда на своих собратьев.

На эльфов Келебримбора.

Потому же, почему и вы сейчас поднимаетесь на Мордор.

По обвинению в предательстве. Тогда — Келебримбор стал другом Гортхауэру.

Позже все будут знать только одну фразу: "и тело его подняли, как знамя..." Да. Это было так. Но тело врага не становится знаменем. Только — убитого друга. Как символ мести.

И месть совершилась. Эльфы были разбиты. Тогда пришло воинство Нуменора, тогда же Гортхауэр отступил... Но Келебримбора вернуть уже было нельзя.

Что ж. Я не вправе указывать вам, каким именно способом проще сломать себе шею. Вы вольны сами выбирать ваш путь. Но предупредить я обязан.

Сейчас на границе с Харадом стоит армия орков. Если сейчас я не выйду отсюда с Фродо — она двинется на вас. Если выйду — вы сможете вести с нами переговоры.

Армия орков — эти слова пролетели над площадью, как ветер, и были, похоже, единственным, что поняли все — и сразу. Другие эпохи, Гортхауэр, нолдор — все эти слова оставляли в умах большинства слушающих лишь тени понимания.

Толпа словно очнулась...

И тихо зашумела.

Жрец поднял руку.

— Уходи. Забирай периана — он бесполезен нам, и уходи. И будь готов к переговорам, когда мы позовем.