Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Свои-то боеприпасы мы делали без расчетов, только подбором на основе множества испытаний. Так, за лето по теме реактивных снарядов против укреплений мы провели более пяти тысяч экспериментов по разрушению укреплений боеприпасами с кумулятивными частями, пробивавшими стены и крыши укрытий — уж что-что, а технология массового эксперимента была у нас отработана на пять. Работы упрощал и тот факт, что взрывные явления масштабируются, то есть можно сначала исследовать небольшие устройства с массой взрывчатки пятьдесят-сто грамм и потом переносить результаты, пусть и с поправочными коэффициентами, на устройства с другим количеством взрывчатки — для проверки и отработки уже технологии изготовления.
Так что к началу сентября мы были готовы разрушать и истреблять — метр бетона и метр обсыпки уже не являлись для нас преградой, и это при массе боеприпасов не полтонны, а всего пятнадцать килограммов ! Вот только целей не было ! Стрелять было не по по чему ! Не было у немцев таких укреплений на восточном и южном флангах нашего фронта. И причем военные, что в течение лета вылетали с экспериментальными боеприпасами, нам это и говорили, вот только мы, увлеченные их разработкой, не особо слушали — "не было, так появятся !". Не появились. Как были дерево-земляные, так такие и оставались — неоткуда было у немцев взяться тут бетону в массовом количестве — все транспортные пути и грузоподъемность транспорта были отданы для наступательных операций. А для обороны они строили стандартные дзоты и укрытия.
Немецкие дзоты имели покрытие в один или два наката с засыпкой грунтом в тридцать-пятьдесят сантиметров — тут и обычные РС-120 справятся, да по ним даже кумулятивные РС-60 неплохо работают — с чего мы, собственно, и начали работы по этой теме. Вот разве что убежища на шесть-десять человек имели покрытие уже из двух-трех, иногда и четырех рядов наката, что защищало их от снарядов 76 миллиметров, а иногда и от 152 — по этим — да, новые снаряды будут уже кстати. Вот только немцы нечасто их пока делали — южный и восточный фронты еще не перешли в стадию позиционных, наоборот, они бурлили и колыхались, и все, что немцы успевали порой построить — это окопы, те же дзоты, иногда завозили пулеметные бронированные колпаки — "Крабы" — толщина их лобовой брони была 140 миллиметров, но на крыше и по бортам — 25-40 — опять же — пробиваются нашими РС-60.
Хотя, в последнее время немцы все чаще и чаще стали стараться строить максимально быстро максимально мощную оборону — как раз с дзотами и укрытиями, тогда как ранее для установки пулеметов предпочитали открытые площадки, с которых можно было обстреливать более широкие сектора и быстро маневрировать между площадками. Да и трудоемкость их сооружения была сравнительно невысокой. Вот только и жили площадки не долго — обнаружить их легко, уничтожить расчет можно даже несколькими выстрелами из пушек калибра 23 миллиметра. Так что, похоже, мы приучили немцев закапываться как можно глубже, они даже начали все больше маскировать брустверы своих окопов, тогда как раньше этого обычно не делали — типа "все-равно наступать". Вот на западном и юго-западном фронтах — там да, немцы понастроили мощные линии обороны, с железобетонными укреплениями — как сборными из отдельных элементов, так и монолитными, с толщиной стен до одного метра, с применением в отдельных случаях в покрытии двутавровых балок, рельс или волнистого железа. Наверное, прежде всего там и пригодятся новые боеприпасы, хотя и без них с начала сентября там были значительные подвижки, о которых расскажу, наверное, уже в следующей книге.
А пока на их производстве работало двести человек, выпуская по четыреста кумулятивных РС-120К в сутки, причем в основном — на изготовлении начинки, требовавшей повышенной точности изготовления, а внешняя обвязка — корпус, оперение, пороховой двигатель — была от обычных РС-120. Если принять, что на один дот, дзот или укрытие уйдет четыре снаряда — из-за сложностей с обнаружением, рассеивания, да и просто для надежности — а на километр у немцев приходится один-два дота-дзота и два-три укрытия, то есть до пяти объектов, то мы сможем стирать в сутки линию обороны длиной в десять километров. Или, с учетом нескольких линий — зачищать от укреплений два-три километра обороны.
Но и это еще не все. Пока мы начинали использовать конструкцию на основе существующего реактивного снаряда. Но мне, пусть и поздно, вспомнилось устройство из моего времени под кодом ОЗ-1 — Окопный Заряд — заряд для проделывания одиночного окопа в твердых или мерзлых грунтах — как-то смотрел про него сюжет в передаче "Полигон". Заряд явно сделан ненормальными в хорошем смысле людьми. Ну еще бы — кому придет в голову пулять ракетами вглубь земли ? Нашим это пришло. Кумулятивная часть устанавливается на грунт, сверху прикручивается фугасный заряд с реактивным двигателем, соплом вверх (это не шутка, это солнечный русский гений !!!). Все это дело боец инициирует и отбегает в сторону — дальше работает пиротехника. Кумулятивный заряд пробивает в грунте шурп глубиной в метр-полтора-два, реактивный двигатель загоняет в этот шурп фугасный заряд, который взрывается в грунте и разрыхляет его — получается засыпанная рыхлым грунтом воронка диаметром 0,5-2,5 метра и глубиной до полутора метров. И затем его вычерпывают лопатой. Просто и эффективно. Причем кумулятивная часть диаметром сантиметров десять имеет менее полкило взрывчатки, длинный фугасный заряд диаметром сантиметра три, чтобы прошел в шурп — 650 грамм. На все про все. То есть все это с большим запасом укладывается мало того что в габариты, так еще и в массовые ограничения наших реактивных снарядов. Остается только повторить — если загнать внутрь блиндажа, скажем, даже килограмм взрывчатки — в живых никого там не останется с вероятностью 99%.
ГЛАВА 22.
Но над таким боеприпасом мы еще только начинали работать.
Так что, несмотря на новое оружие для разрушения немецкой обороны, из-за усилившегося огня немецких пехотных и танковых подразделений мы временно прекратили атаковать сильно укрепленные немецкие позиции — надо было подобрать ключик. К тому же хватало и слабых позиций, которые только начинали оборудоваться. Да и ловить фрицев "на встречном движении" или когда они угомонятся к ночи — это святое. Надо было спешить набить как можно больше "азиатских", "африканских" и "европейских" фрицев, пока они не приноровились к войне на русском фронте. И по мере того, как мы пропихивали на юг все больше вездеходов и БМП, ситуация исправлялась. Эта техника могла пройти почти что везде, насыщенность рациями позволяла командирам участков цепко отслеживать обстановку, а уже въевшаяся в подкорку привычка прикидывать и разведывать маршруты во всевозможных направлениях позволяла командирам подготовить варианты действий практически на любой сценарий, который только может разыграться на поле боя. Вскоре каждая из пяти боевых групп, державших южный фронт, организовала как минимум по три подвижные группы, которыми и нивелировались попытки немцев вклиниться в нашу оборону. Главное — правильно их расставить. Тут наверное самым важным фактором была полнота разведданных, иначе можно поставить группу так, что она просто не успеет доехать до атакуемого участка и немец успеет закрепиться на захваченных рубежах. Соответственно, командиры и пытались соотнести данные разведки с возможностью атаки по направлениям — "а смогут ли вообще те двадцать немецких танков пройти на данном участке ? через подтопленную балку-то ? или разведка ошиблась ? или немцы затевают идти не в этом направлении ? а тогда куда ? вправо или влево ? значит, придется подстраховать оба направления отдельной группой, одна не справится из-за ручья, который рассекает наш фронт — если вездеходная техника еще пройдет, то самоходкам придется делать крюк, и они не успеют. А если немцы пойдут клещами, то одной группы тем более не хватит" — так или примерно так и рассчитывали командиры предстоящие бои, их возможные сценарии.
Ну и когда эти бои все-таки завязывались, командиры все пытались высмотреть возможность для нанесения короткого удара, чтобы пришибить хоть немного фрица и тем самым не только облегчить себе жизнь, но и приблизить победу. Тем более что многие командиры начинали с рядовых, так что решение подобных задачек было им делом привычным, разве что на каждом уровне были свои наборы признаков и средства решения. Так, бойцу требовалось достичь конкретной кочки, участка окопа, и подавить там сопротивление конкретного фрица. При этом бойцу было необходимо прикрываться от летящих в него пуль — как с фронта, так и с фланга. Сделать это он мог либо прикрывшись неровными участками местности, либо соседними бойцами, когда уже они прикрывают огнем этого бойца, чтобы он выполнил свою задачу. Ну или он прикрывает тех, кто продвигается вперед. А уничтожает врага боец личным оружием — автоматом, гранатами, саперной лопаткой, ножом, пистолетом, сапогами, кулаками, зубами, да хоть плюнуть — и то польза. В рамках взвода это повторялось — одно отделение идет в атаку на участок обороны, а два отделения прикрывают его от косоприцельного и фронтального огня. А потом их роли меняется — продвинувшись вперед, отделение из атакующего становится отделением огневого прикрытия. И все — прикрываются от фланговых ударов или обстрелов — местностью или соседями. А врага взводы уничтожают уже сосредоточенным огнем отделений или троек, а также приданным тяжелым вооружением — именно эти "средства" являются оружием взводного. И далее — рота, батальон, полк, дивизия — все повторялось — оценить позицию и маршрут с точки зрения уязвимости с флангов и фронта, оценить проходимость всего маршрута и отдельных участков, прикинуть, где и когда будет применяться наличное оружие, как, в какой последовательности будет давиться враг. И вперед. Или вбок. Или даже назад. Тут как в рукопашке — либо прикрыться, либо рискнуть, подставить бок, но просунуть кулак между руками противника в надежде, что прямой удар отбросит его и не позволит ударить в ответ.
Так и наши командиры, порой подставляясь под возможный удар, шли на риск. Так, по идее, сразу после прорыва обороны или контратаки надо формировать пехотную оборону прежде всего в основании прорыва, куда так любят бить фрицы. Но тут вопрос в подвижности. Скажем, если на уровне отделение-взвод немцы могут набежать очень быстро и действительно надо выставлять заслон вправо-влево, то на уровне рот, а тем более батальонов и полков — уже надо посмотреть. Да, какие-то силы на фланги надо выделять по любому, вопрос только в количестве этих сил, соотношении между закрепляющими и продолжающими наступление. Скажем, если предположительно известно, что по флангам у немцев от силы пара-тройка взводов, то можно выставить против них по взводу, а основными силами идти вперед — три взвода на взвод — немцы быстро не пройдут, да и следующие эшелоны уже на подходе — отгонят если что. Зато можно максимальными силами ударить по тылам и подходящим резервам. Ведь после прорыва немцы не знают ни нашей численности, ни что мы будем делать дальше — они не знают наши следующие шаги, поэтому пока не могут среагировать. Это в основании прорыва, на линии непосредственного соприкосновения, мы — вот они, как на ладони, соответственно, туда можно бить. А на острие прорыва — кто знает — куда мы в дальнейшем повернем ? Владение инициативой позволяло эффективно использовать свои силы, бить кулаком, а не распылять их по всем участкам в надежде предугадать место следующего удара. Кто быстрее собрал свой кулак — то и в дамках. Поэтому немецкие резервы если где и контратакуют, то на флангах пробитого участка, а впереди — ну, если только у немцев там окажется какая-то часть или подразделение — тогда они либо встают в оборону, либо атакуют, причем наши силы им неизвестны. Впрочем, мы про их силы тоже знаем немного — тут уж как повезет — не прошляпила разведка подход больших сил в предыдущие дни — не вляпаемся в атаку на превосходящего противника, а прошляпила — может быть всякое, но потери точно возрастут. Все — как в рукопашке — знаешь силы противника — можешь бить смелее, не знаешь — уже поостережешься бросаться в омут с головой, хотя порой только такая тактика и срабатывает.
Короче — сплошная угадайка, пусть и на основе расчетов и данных разведки. Вот командиры и пытались на основе данных разведки угадать — какие силы немцев могут быть впереди, а на основе данных о местности — рассчитать — могут ли они там быть вообще и если могут — какие у них варианты реагирования, и что им можно противопоставить — то ли поставить на этом пригорке батарею самоходок, так как по данным разведки близко немецкие танки, а местность тут для них подходящая, то ли — оставить тут только одну машину, взяв остальные в дальнейший рейд, так как либо про танки не слышно, либо им тут не развернуться и сдержать сможет и одно орудие, а потом подойдут другие.
И ведь даже если немцы пошли в контратаку на нашу контратаку, их еще можно повалтузить — частью сил встать в плотную оборону, и одновременно зайти с фланга или даже в тыл контратакующим — сплошного фронта-то после прорыва нет. Стоять на месте и просто отстреливать фрица было уже неэффективно, мы были способны на большее. И если раньше мы поступали подобным образом на уровне взводов и рот, то сейчас выходили на уровень батальонов, полков и даже дивизий — наши командиры за два года подросли, вполне освоили маневр, а тыл постоянно подкидывал им технику и вооружение, позволявшие его осуществить. Или даже поиграть с фрицем — подставить открытый фланг со слабой завесой, которая при подходе крупных немецких сил начнет "спешно отходить", а "за бугорком" держать наготове два-три десятка танков и самоходок с сотней-другой пехоты — и этим ударным кулаком вдруг врезать с размаха — тут главное не дать немецкой разведке просочиться к исходным позициям, иначе фриц, разнюхав про такой "засадный полк", резво прекращал наступление и вставал в глухую оборону, до подхода крупнокалиберной артиллерии — к началу третьего года немец стал стреляным и на мякине его уже провести было не так-то просто — в основном на такую удочку если кто и попадался, то "азиаты" или "африканцы" — части, еще ни разу не воевавшие на нашем фронте, а только против англичан или американцев.
К сожалению, все подходившие и подходившие к немцам резервы не позволяли кардинально переломить ситуацию. Хотя какое-то время казалось, что Полтава и следующая линия городов будет нашей — по мере подтягивания резервов на юг мы усиливали нажим на немцев. Особенно радужными казались перспективы продолжения наступления после ряда ночных атак, когда нам удалось вбить в немецкие порядки клинья, раздвинуть их в стороны и впустить в свежевскрытый немецкий тыл несколько бронетанковых колонн по двадцать-тридцать танков, самоходок и с полсотни БМП — наши стандартные бронегруппы, точнее — бронепехотные батальоны. Вот они-то и устроили немцам такие танцы, пока наши подходившие с севера части плотнее обкладывали оставшиеся от прорванного фронта огрызки и постепенно их уничтожали. А бронегруппы рвались вперед, чтобы захапать как можно больше пространства и находящихся на нем фрицев, пока они в походных колоннах и не успели окопаться. Причем встречались и нацформирования вермахта — калмыки, татары, ногайцы (а я и не знал, что они еще существуют — думал, это исторический термин) — вот эти, если их окружить, дрались отчаянно, понимали, что ничего хорошего за предательство им не светит. Поэтому мы их не окружали так чтобы уж совсем — так, обозначим, что скоро перекроем им пути отхода — и ловили на марше, точнее — на бегстве. Хотя, если рядом случалась немецкая часть, да еще и бронетехникой, то могли встать в жесткую оборону и хрен их сковырнешь. Ну мы сильные очаги обороны и не штурмовали — обложить да идти дальше, а эти — пусть сидят и тают от обстрелов снайперами и штурмовиками — в атаку-то им идти гиблое дело — всех положим — что немцев, что ненемцев. Вот прокрасться, просочиться — это у нацформирований получалось отлично, поэтому надо было ставить двойные, даже тройные дозоры, и особенно ночью. Хотя ночью-то нам было проще — это нацмены думали, что их не видно, но мы-то их в ПНВ видели прекрасно, поэтому обстрел из пушек БМП, из пулеметов и гранатометов — быстро ставил точку на попытках, а то и на существовании групп, которые хотели подобраться к нашим окопам. Немцы им, похоже, толком не объяснили, что русские имеют ночное зрение, а самим было невдомек. Хотя не все ведь они были дикими — были там и образованные люди, пусть даже и в меньшем процентном соотношении по сравнению с окружающими народами. Ну — нам же легче, а то отлавливай их потом по полям-балкам. Причем, если пленные немцы шли в наш тыл довольно стабильным потоком, то нацменов не было вообще. От слова "совсем". Ну, считанные единицы — если только встретится чей-то родственник тех, кто воевал в наших рядах. Да, немцы более легко сдавались в том числе и потому, что могли попасть обратно по обмену, а этим такого не светило — не на кого их менять, никому они не нужны, даже немцам, и предложить взамен они ничего не могут — все русское население, что жило с ними бок о бок и не успело эвакуироваться или прибиться к немцам, они вырезали, да и из своих, кто пошел по советскому пути, они немногих оставили в живых, советских военнопленных тоже либо убили, либо сдали немцам. Так что обменного фонда у них не было. Впрочем, сражались они до последнего, и, насколько я понимаю, даже если кто-то сдавался сам либо другим путем попадал в плен, в живых его не оставляли — уж больно эти юркие конники досаждали своими нападениями и обстрелами, яростным сопротивлением в уже безнадежных ситуациях — тут они если и отставали от русских, то ненамного.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |