На арене смерти

Потом родители Елены узнали, что Антон участвует в гладиаторских боях, но Лена просила ничего не рассказывать ей об этом турнире. Родители Елены всей душой болели за Антона, но они не верили, что он сможет победить в этих боях и, тем более, выйти на свободу. Лишь с тем человеком она могла облегчить свою душу, которому по-настоящему был бы дорог Антон. И именно таким человеком и был барон Леопольд Фабиус. Поэтому ей так легко и рыдалось на плече у барона и на на душе тоже становилось легче. Барон даже и не пытался попросить Лену перестать плакать, он понимал, что ей станет легче только когда она выплеснет вместе со слезами всю боль своей души. Всю боль, которая накопилась у нее в душе с того ужасного дня, когда она в последний раз видела Антона уходящим на работу.

Наконец, Лена перестала плакать, но стояла по-прежнему зарывшись лицом в пушистый свитер барона Фабиуса.

— Девочка моя, а ведь я должен вернуть тебя живой и здоровой Антону, — сказал ей барон, по-прежнему продолжая гладить ее волосы, — и я ни за что не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. К тому моменту, как Антон выйдет на свободу ты должна выглядеть, как королева Англии и Франции вместе взятых, — нарочито бодро произнес барон и улыбнулся.

Лена отстранила свое лицо от плеча барона и тоже улыбнулась.

— Вот это здорово! — улыбаясь, сказал барон, — вот это мне по душе! Все, долой слезы! Мы теперь будем только радоваться, ведь правда же! — барон вытер своим пальцем несколько слез со щеки Елены. Лена улыбалась, когда барон вытирал ей лицо.

— Дядя Леопольд, — с нежностью в голосе произнесла Лена, — что бы я без вас делала? Я вам так благодарна за все, за все, за все! И я никогда не смогу вас отблагодарить! Вы наш ангел-хранитель, мой и Антона!

— Ну что ты, какой из меня ангел и, тем более, хранитель? Меч Антона — вот он, его ангел-хранитель.

— Вы правда верите в то, что Антон победит и выйдет на свободу?

— Конечно победит, а как же может быть иначе? Если бы ты видела, как он сражается, как настоящий лев! Как он дрался в последнем бою! У него был такой опасный противник, но он победил его.

Впервые с самого начала турнира Лена слушала рассказ о боях Антона и ей не было противно и мерзко, ей хотелось слушать еще и еще. Ведь о том, как на арене сражается Антон ей рассказывал человек, которому Антон был точно так же дорог, как и Лене. Сердце барона Фабиуса точно так же переживало, сочувствовало и боялось за Антона, как и сердце Елены. Два сердца, настроенных на одну и ту же волну всегда поймут друг друга.

— Спасибо вам, дядя Леопольд, огромное спасибо вам за все, — произнесла Лена и теперь уже сама подошла и обняла барона Фабиуса, — спасибо! Спасибо! Спасибо!

Барон постоял еще несколько мгновений в объятиях Лены, тронутый до глубины души ее благодарностью, а когда Лена разомкнула объятия, произнес:

— Леночка, не забывай, нам нужно собираться.

— Да, да, конечно, — засуетилась Лена и заметалась по комнате.

Барон с улыбкой поймал ее за руку, остановил и сказал:

— Лена, все хорошо, не нужно нервничать, бери только самое необходимое. Остальное, что тебе понадобится, купим на месте. И если что-нибудь забудешь, то это не страшно. Опять же, все купим на месте. Так что, собирайся спокойно и не спеши. У нас и у Антона все будет хорошо, запомнила?

— Да, да, дядя Леопольд, я все запомнила, — взгляд Лены перестал метаться по сторонам, она спокойно смотрела в глаза барону Фабиусу, — хорошо, я буду собираться спокойно.

Барон отпустил руку Лены и она пошла в свою комнату паковать чемодан. Пока Лена собиралась в дорогу, вернулись с работы ее родители. Они были знакомы с бароном Фабиусом. Они встречались с бароном на свадьбе Антона и Елены и еще на нескольких семейных торжествах молодой супружеской пары. Лена вместе с бароном рассказали, почему они должны немедленно отправляться в Таиланд. Родители Елены не возражали против ее решения сейчас уехать, но было видно, что они не верят в успех Антона и воспринимают поездку Елены всего лишь как развлечение. Они были хорошего мнения о бароне Фабиусе, названном отце мужа их дочери и вполне доверяли ему. Они знали, что с ним Лена будет в безопасности и, вдобавок, развлечется в Таиланде. Лена не стала переубеждать своих родителей в том, что она едет в Таиланд не для развлечения, а для того, чтобы быть как можно ближе к Антону и чем только можно, помогать ему. Просто родители Елены не верили, что во второй половине двадцать первого века на земле существует такая неверояная по силе любовь, какая была между Антоном и Еленой. И переубеждать их в обратном было бы пустой тратой времени.

В шесть часов вечера барон Фабиус и Елена, попрощавшись с родителями, вышли из квартиры. Барон взял чемодан Елены и они на лифте спустились на первый этаж.

Во дворе было темно. Барон приехал к Елене один, он не стал брать с собой своего личного шофера из московского филиала его компании. Барон первый подошел к своему автомобилю и стал открывать багажник, чтобы положить в него чемодан. Лена шла сзади. Внезапно барон и Лена услышали сзади звуки шагов нескольких человек, которые приближались к ним. Барон обеонулся и в этот момент Лену схватили под руки двое мужчин, один из которых зажал ей ладонью рот. Третий мужчина стоял рядом с бароном и направлял на него ствол пистолета.

— Она пойдет с нами, — произнес мужчина, держащий на прицеле барона, — а ты стой спокойно, понял?

— Да, понял, — спокойно произнес барон и кивнул.

Лена пыталась вырваться из рук двух мужчин, но они крепко держали ее.

— Хватит дергаться, а то хуже будет, — пригрозил ей один из мужчин и грубо добавил: — пошли, чего стала как кобыла упертая?!

Двое державших Лену мужиков потащили ее, к машинам, стоявшим неподалеку, но Лена продолжала упираться и им было нелегко ее тащить. Третий мужчина, державший на прицеле барона, сделал шаг назад и обернулся, чтобы посмотреть, далеко ли ушли его товарищи. У барона в правой руке была трость из мореного дуба, с которой он редко расставался. Иногда она служила ему оружием. Стоило мужчине с пистолетом на секунду потерять из виду барона, как барон резко сместился вправо, быстро размахнулся и нанес сильнейший удар по ладоням противника, держащего пистолет. Мужчина вскрикнул от боли и выронил оружие. Второй мгновенный удар барона пришелся мужчине в кадык. Противник навзничь повалился на покрытый утоптанным снегом тратуар, но сразу же начал подниматься, держась одной рукой за горло. Барон зашел сзади и ударил мужика по шее. Мужик без сознания повалился на тротуар. Барон схватил пистолет и поспешил на помощь к Лене, которая, упираясь, не позволила похитителям увести себя далеко.

Один из похитителей обернулся, когда услышал сзади шум схватки барона со своим товарищем. Барон в это время уже бежал на него. Похититель отпустил Лену и полез во внутренний карман пальто за оружием. Похититель замешкался с извлечением из кармана своего пистолета и попятился от барона, уже вынимая пистолет. Барон опередил его и ударил своей тростью по лицу. Мужчина упал на тротуар, но еще до падения он успел вытащить из кармана пистолет. Стоя на коленях он попытался направить ствол на барона, но барон одним ударом по ладони выбил из рук похитителя пистолет, а вторым ударом сбоку в шею вырубил его. Когда барон посмотрел на Лену и ее второго похитителя, они уже были недалеко от огромного джипа, из которого навстречу им выскочил еще один мужчина. Барон выстрелил в этого мужчину, но не попал, а мужчина пригнулся и, извлекая оружие из кармана, отступил к джипу и забежал за него.

— Стоять,! — крикнул барон, подбегая к мужчине, державшему Лену. Похититель пытался достать пистолет, но Лена вцепилась ему ногтями в лицо и он ударил ее наотмашь ладонью. В этот момент к ним подоспел барон и врезал похитителю сначала тростью по шее, а затем добавил ему рукояткой пистолета по голове. Барон выстрелил в шину джипа и машина качнулась на одну сторону. Затем барон закрыл собой Лену и они стали быстро отступать к его "Ягуару".

Выстрелов не последовало, вероятно похитители получили приказ взять Лену живой. Барон уселся за руль, а Лена села рядом, на переднее сиденье, барон завел автомобиль и они резко сорвались с места.

— Сильно он тебя? — спросил барон у Лены, когда они выехали со двора.

— Нет, не сильно, — ответила Лена, — ерунда.

Из уголка рта у Лены текла кровь и барон подал ей платок, чтобы она вытерла ее.

— Так, в аэропорты нам сейчас нельзя ехать, — размышлял вслух барон, ведя машину по улице на высокой скорости, — а что же нам тогда делать?

— Почему нам нельзя в аэропорты? — спросила Лена.

— Там сейчас наверняка дежурят люди Сейшельского.

— И что же? Не посмеют же они нападать на нас прямо на людях?

— Кто его знает, на что способны эти люди? Лучше не рисковать. Нет, в аэропорты мы не поедем.

— А что же мы тогда будем делать? — спросила удивленная Лена, — прямо на машине поедем в Таиланд?

— Нет, не в Таиланд. Мы поедем в Киев.

— В Киев? — переспросила Лена, — но зачем?

— Да, в Киев. А оттуда уже в Таиланд, — сказал барон и повернул автомобиль на один из перекрестков, чтобы добраться до Киевского шоссе.

Глава 6

В среду, пятого января, Антон проснулся довольно поздно и в довольно бодром состоянии, учитывая, как омерзительно ему было, когда он ложился спать. Вечером, после боя с госпитальером у Антона было муторно на душе не оттого, что он испытал шок, находясь в бою в смертельной опасности, ему было плохо оттого, что он почувствовал на поле боя, как он превращается в зверя. Антон чувствовал такую ненависть к своему противнику из-за того, что госпитальер чуть не убил Антона, что, скорее всего, умертвил бы даже раненого противника. Он почувствовал весь ужас своего положения. Их всех здесь превращают в зверей, хотят, чтобы они ненавидели друг друга, а люди на трибунах только радуются проявлениям ненависти и жестокости со стороны гладиаторов. Может быть, многие из гладиаторов и были жестокими зверями, но Антон не был зверем, и, однако, в бою он почувствовал, что теряет разум, превращаясь не в совершенного бойца, а в зверя.

Ему стали омерзительны все эти люди, что-то орущие с трибун. Нет, ему не нужна такая слава, купленная ценой чужой крови. Крови даже не врагов, а посторонних людей, которые ему были бы совершенно безразличны в другой ситуации, а на арене превращались в смертельных врагов.

Но, утром в среду, Антон почувствовал себя лучше. В голове прояснилось и Антон старался больше не забивать голову теми же тяжелыми мыслями, которые мучили его вчера вечером. Даже если весь остальной мир и сошел с ума, помешался на зрелищах смерти, Антон знал, что его Лена не сойдет с ума и будет всегда ненавидеть подобные зрелища. Лена, ее любовь к нему и его любовь к ней и были для Антона тем светом в конце тоннеля, на который он решил ориентироваться. До конца игр оставалось совсем мало времени и, как бы трудно Антону не было, только он сам мог сейчас себе помочь. На постороннюю помощь рассчитывать не приходилось. Рядом не было ни ангела, ни старика Хоттабыча, с его волшебной бородой, которые могли бы помочь Антону переместиться вместе с Леной куда-нибудь подальше от этого безумия, так что рассчитывать приходилось только на свои силы. И, когда Антон проснулся с относительно ясной головой, он решил больше не размышлять на любые тяжелые темы. Он решил просто быть. Тренироваться. Отдыхать. Опять тренироваться. Опять отдыхать. А потом победить в оставшихся двух боях, выйти на свободу и уехать куда-нибудь вместе с Леной подальше от этого проклятого кровавого места. Забыть навсегда об этих проклятых боях, отмыть руки от крови и никогда в жизни больше не брать в руки кухонный нож! Так Антон рамышлял, и, размышляя таким образом, он продолжал четко следовать своему графику, в котором чуть ли не по секундам расписал продолжительность каждого действия, которое он должен был совершить за день.

Восьмого января, в субботу, около десяти часов вечера Антон лежал в своей комнате блока 36B и перед сном читал книгу фантастических рассказов. Он услышал, как лязгнули запоры замка входной двери его блока и подумал, что пришел Поль, хотя надсмотрщик никогда не приходил в такое позднее время. Антон положил книгу на живот и стал смотреть, когда Поль появится в дверном проеме.

Этот блок предназначался для одного человека и дверей в единственной комнате не было. Комната сразу выходила в коридор, который вел в спортивный зал и в ванную комнату с туалетом. Антон прислушался и понял, что к нему направляются несколько человек. Он насторожился и присел на своей кровати. Кто бы это мог быть и что им было нужно от него. Он достал из под кровати металлический прут, с которым он часто транировался и на всякий случай положил его на кровать под одеяло.

В проеме дверей появился мужчина, которого Антон сразу же узнал, так как на телевизионных экранах видел его бесчисленное количество раз, еще будучи свободным и уже когда сидел в тюрьмах. Это был Виктор Ольшанский, знаменитый российский олигарх. Из-за его двух плечей смотрели на Антона Поль, его надсмотрщик и красивая высокая блондинка, которую Антон тоже узнал, потому что видел ее всегда сопровождающей Ольшанского. Только сейчас блондинка была одна, без своей прекрасной сестры близняшки.

Антон встал с кровати, Виктор Ольшанский сделал шаг навстречу и протянул ему руку для рукопожатия. Антон пожал руку Ольшанского.

— Ну, здравствуй, Антон, — сказал, здороваясь, Ольшанский.

— Здравствуйте, — сказал Антон, — чем обязан?

— Да вот, дай, думаю, зайду, навещу русского героя, — ответил Ольшанский и добавил: — да ты садись, садись, это визит без галстуков, так что расслабься.

Антон сел обратно на свою кровать и Ольшанский сел рядом с ним. Поль оставался возле входа в комнату, а блондинка прошла вперед, оперлась спиной о стену и пожирала глазами Антона.

— Но гладиаторам ведь запрещено видеться с кем бы то ни было, кроме надсмотрщиков, — произнес Антон, пожимая плечами. Ему сейчас совсем никого не хотелось видеть, кроме родных ему людей, поэтому этот визит очень не нравился ему.

— Эти все правила создавал я и я же их могу и нарушить, — развел руками Ольшанский, — это не просто визит вежливости, я хочу предупредить тебя, что тебя ждет очень опасный противник теперь. Сегодня состоялась жеребьевка и Поль должен был к тебе зайти, — Ольшанский показал рукой на Поля, — но я решил, что я сам к тебе зайду.

Антону было интересно, понимает ли Поль русскую речь, ведь Антон всегда разговаривал с Полем на английском.

— Я решил, что я сам должен тебе сообщить имя противника, — сказал Ольшанский, внимательно посмотрев на Антона.

— Имя? — спросил Антон, — но ведь гладиаторам нельзя знать имя своего противника.

Ольшанский усмехнулся и сказал:

— Эти правила тоже придумал я. И я считаю, что не будет большого греха, если я их нарушу, не так ли?

Антон пожал плечами.

— Так ты хочешь знать имя своего следующего противника, Антон? — спросил Ольшанский.