Она была очень красивая. Молодая. Лет 19, наверно. Правильные черты лица. Из-под красной, вязаной шапочки выбивались золотистые локоны. Без косметики, разве что блестели полные алые, чуть приоткрытые губы. Может, от гигиенической помады блестели. На ней было короткое манто из искусственного черного меха. Скромно сложенные на коленях руки в белых варежках добавляли умиления. Рядом с ней стояла небольшая дорожная сумка.
"Да,— думал я.— Какая милая девушка. Сама красота и скромность. Наверно едет к бабушке. Шапочка вот опять же красная".
Я отвел взгляд и стал тоже смотреть в окно. В утренней тьме мелькали огни квартир, близстоящих к проспекту домов, в которых в такую рань не спалось ранним людям. Попадались, совершенно редкие, в этот час, среди нарытых на тротуарах сугробов, прохожие.
Маршрутка останавливалась на остановках и понемногу стала заполняться пассажирами. Я пододвинулся к окну. Поставил свою сумку к себе на колени и снова взглянул в окно. Маршрутка поворачивала, и свет от редких шальных уличных огней пропал, потерявшись в неосвещенном частном секторе за окном. Зато в стекле я увидел отражение красавицы.
"Все симметричное красиво,— мелькнуло в голове.— Все, что ближе к симметрии красиво по определению. Ну да? А в чем тогда красота квадрата или круга? Их то легко сделать симметричным". Я заерзал на месте, поставив сам себе вопрос, и почувствовал, что сижу на чем-то, так как подо мной зашуршало. Я пошарил рукой и нащупал лист бумаги. Сначала хотел бросить его на пол. "Как это я его раньше не заметил!" Но не стал. Взгляд зацепился за рисунок.
Это был лист, вырванный из старой книги. Сама бумага была желтой, текст с ятями и твердыми знаками в конце некоторых слов. Пахла бумага, так, как пахнет в давно не топленном, брошенном деревенском доме. На листе был изображен чертенок с огромным орлиным носом. Один глаз его смотрел вперед, а второй косил на меня. Одна лапка его сжималась в кулачок, а вторая показывала мне фигу. На конце тоненького хвостика торчало четыре волосины. Под рисунком стояла подпись "Демон чехарды" и ниже "И-вах".
Я удивленно поднял брови и стал стараться прочитать текст ниже рисунка. Слова большей частью были размыты и смысла, казалось, не несли:
"...только в феврале, когда звезда......подумать, стоит ли.....Достаточно в движении произнести заклинание: ЧЕМ БУЛЕХА АКИТОР задом наперед и.....Избавиться от демона можно лишь одним способом, а именно......."
Маршрутку трясло, и тусклый свет ламп в салоне не способствовал подробному изучению текста. Но заклинание задом наперед я прочитал.
Лист рассыпался у меня в руках и серой пылью осел на пол. Стало тихо, и тут же тишину нарушил звук открываемых дверей маршрутки. Я повернул голову на звук и огляделся. Салон был пуст.
"Надо же, как это все быстро выскочили",— удивился я.
Подхватив сумку, я направился к выходу. Взгляд скользнул на место водителя. Водителя тоже не было. Я хмыкнул и вышел. Двери маршрутки за мной тут же захлопнулись, и она покатилась прочь. Звука двигателя не было слышно, только колеса шуршали по асфальту.
Привокзальная площадь была пуста и темна утренними сумерками. Фонари не горели. Не светилось ни одно окно в домах, окружающих площадь. По грязно-зеленому небу неслись с бешеной скоростью рваные перья облаков. Общую тишину нарушал треск электронного табло информации, которое располагалось над подземным переходом. Из табло сыпались искры. На нем мигала одна надпись: "Ярославль-Иваново. Платформа 2. 3 Путь". Надпись мигнула последний раз, и табло упало, с грохотом прокатилось по лестнице перехода.
"Кажется сработало заклинание и я во что-то влип",— подумал я и сплюнул. Появилось ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Я огляделся и заметил, что около вокзала на высоте чуть больше метра фланируют туда и сюда темные сгустки, похожие на клубы почти прозрачного дыма со свисающими щупальцами. Этакие воздушные осьминоги. Стало зябко. По спине побежали мурашки. Хоть по небу и неслись облака, на площади ветра не было. Воздух был влажен и нес оттенок затхлости. Мимо меня проплыл "осьминог" и я услышал, что он еле слышно бубнит и вздыхает.
Ощущение, что кто-то смотрит мне в спину, не проходило и даже усилилось. Я резко обернулся и заметил у киоска, что стоял в месте, где проспект Ленина переходил в привокзальную площадь две красные точки. Точки пропали и через мгновение появились вновь. Как будто мигнул кто-то. Волосы у меня на затылке зашевелились.
Превозмогая желание побежать, я то и дело оглядываясь, направился в сторону подземного перехода. Красные глаза, а это скорей всего и были чьи-то глаза, так как уже можно было рассмотреть, что они принадлежат какой-то бесформенной черной туше, двинулись в мою сторону.
Я в припрыжку, обогнув лежащее табло, пробежал по лестнице перехода. В почти полной темноте, угадывая дорогу по, еле пробивающемуся впереди и сверху, свету из прохода на нужную мне платформу, я пересек, чуть ли не панике, метров двадцать перехода и, перепрыгивая через две ступеньки выскочил на платформу.
На путях стояли четыре вагона. В голове состава находился древний паровоз. Этому я уже не удивился. У второго от паровоза вагона стоял кто-то в длинном до пят пальто. Я, сдерживая, прерывистое от беготни дыхание медленно двинулся к этому вагону. Этот кто-то оказался проводником. Человек стоял в длинной до пят шинели, застегнутой по самое горло на металлические пуговицы. Круглая фуражка с длинным козырьком была надета так глубоко, что лица проводника не было видно, виднелись только длинные отвислые, черные усы и окладистая борода.
Я только было открыл рот, чтобы задать сто вопросов, как проводник меня опередил, протянув ко мне руку.
Из рукава шинели вылезла абсолютно белая ладошка и проводник неожиданно тоненьким голоском пискнул:
-Ваш билет.
Я автоматически достал из кармана куртки, купленный еще вчера билет. Проводник вяло взял его у меня и снова пискнул:
-Отправление через одну минуту.
Я снова открыл рот, чтобы задать вопросы. Но он отвернулся и поплыл в хвост состава. Шинель у него не колыхалась, и было не понятно идет он или летит над платформой.
За моей спиной я услышал скрип. По спине пробежал холодок. Я обернулся и увидел, что вдоль платформы в сторону паровоза прямо в воздухе, покачиваясь вперед— назад, мимо меня плывет керосиновая лампа. Старая такая лампа в решетчатом корпусе и с дужкой-ручкой сверху. Как будто кто-то невидимый нес лампу, и она поскрипывала ручкой.
Лампа добралась до паровоза и поменяла желтый свет на зеленый. Состав дернулся.
"А, была не была"!— подумал я и забрался в вагон.
Светильники на потолке плацкартного вагона не горели. Но темно не было. Казалось, сам воздух светился желто-коричневым, но тусклым светом. Первое купе было занято. За столиком напротив друг друга сидели Троцкий и Керенский. На столике были разбросаны карты. Троцкий, поджав нижнюю губу, звонко отвешивал щелбаны Керенскому, который сидел, сморщившись и сильно зажмурив глаза.
-Семь, восемь,— считал щелбаны Троцкий.
Увидев меня, он прервался. Керенский открыл левый глаз и покосился на меня.
-Извините,— растерянно буркнул я и, пожав плечами, прошел дальше.
Следующее купе было свободным и я, бросив сумку на противоположную нижнюю полку, устроился у окна. Сверху сухо кашлянули. Я вздрогнул и поднял взгляд. На верхней полке, скрестив по-турецки ноги, сидел огромный Буратино. Один глаз его косил в окно, а другой не мигая, смотрел на меня.
-Господи!— в сердцах воскликнул я,— Да дадите вы мне прийти в себя!?
Буратино громко пукнул. Удушливо запахло сероводородом.
-Фуу! Как не стыдно!— сморщившись, и размахивая перед собой ладонью, пробормотал я.
-Не поминай Господа всуе!— раздвинув рот до ушей, весело откликнулся Буратино.
-Молодой человек!— раздался голос из коридора.
Я обернулся.
В коридоре в буденовке и в застегнутом по горло френче стоял Троцкий. Мятые его галифе были заправлены в, до блеска начищенные, сапоги. Он снял пенсне и стал его протирать платком, который непонятно как возник у него в руке.
-Да,— от неожиданности просипел я.
-У вас штопора не найдется?— вдруг смутился Троцкий.
Я автоматически похлопал по карманам куртки. "Да откуда у меня штопор?"
-Простите, нет,— я развел руками.
Троцкий с досады крякнул. Буратино свесил с полки ноги, задрал бумажную курточку и вывернул из своего деревянного живота штопор.
-На, возьми! Потом вернешь!— протягивая штопор Троцкому, грубо рявкнул он.
-А вот хамить не надо!— забирая штопор, резко сказал Троцкий.— Спасибо!
Буратино резко одернул куртку, от чего она порвалась. Он крякнул и стал слезать с полки. В воздухе возникла дымка, в которую вошли и стали исчезать ноги Буратино. Снизу дымки возникло что-то белое. Через секунду передо мной в белом платье сидела Мэрилин Монро. Приятно запахло духами.
Со стороны купе, где сидели, Троцкий с Керенским послышалась непонятная возня и по коридору, чеканя шаг деревянными туфлями, друг за дружкой, с песней, прошли два бородатых гнома:
Веселый гном, веселый гном,
Передавая всем привет,
Покинув свой уютный дом,
Идет серьезно в туалет.
-Комики,— взглянув на гномов, хмыкнула Мэрилин и достала из под столика бутылку "Пшеничной".
-Будешь?— кивнув на водку, спросила она.
Вся эта чехарда меня уже утомила. Я молча покачал головой и взглянул в окно. За окном под серым небом, сквозь которое белесым пятном пыталось пробиться солнце, простиралось до горизонта море. Море штормило. Метрах в пятидесяти параллельным поезду курсом мчался на всех парусах трехмачтовый корабль. Паруса у корабля были черные, как и длинные узкие флаги на верхушках мачт. Нос парусника был выполнен в виде головы дракона. На палубе стояло нечто, напоминающее огромную гориллу, и это нечто смотрело на меня двумя красными, светящимися как два фонарика глазами.
Я оторвался от этого зрелища и взглянул на Мэрилин. Она внимательно смотрела на меня, откинувшись на стенку купе и сложив руки на груди.
-Ильин,— представился я.
-И-вах,— кивнув, сказала Мэрилин и добавила.— Демон чехарды.
Послышался звук барабана и прерывистые, хриплые звуки пионерского горна. Мимо нашего купе так же строем, в обратном направлении прошествовали гномы. Один барабанил в барабан, другой и, правда, дудел в пионерский горн.
-А это кто?— показал я на гномов.
-Это тоже я,— вздохнув, сказала Монро и облокотилась о столик, показывая в глубоком декольте полную белую грудь.— Только в своих других, так сказать чертах характера.
-А тот, на корабле?
Монро посмотрела за окно.
-Это Вельпул. Он не демон. Он, как назойливая муха. Я точно не знаю, представь себе, кто он на самом деле, но питается он несбывшимися мечтами и нереализованными желаниями.
Я потер лоб и взглянул в глаза демона. Монро, опершись локтями на столик, и положив подбородок на открытые ладошки, прищурившись, смотрела на меня.
Взгляд ее не выражал заинтересованности или любопытства. Казалось, что она что-то решала, глядя на меня, как на неизбежную работу.
-И что мы теперь будем делать?— спросил я.
-Мы?— Монро подняла тонкие брови.
-Я?— ткнул я себя в грудь пальцем.
-Ну, не я же меня вызвала?— вздохнула Мэрилин и повернулась вокруг своей оси.
Воздух в купе заколыхался и передо мной уже сидел толстый лысый мужчина. Из уголка его рта торчал окурок сигары. Маленькие глазки за пухлыми сальными щеками беспокойно бегали. Его толстые, как сосиски пальцы, на каждом из которых находилось, по золотому перстню быстро тасовали потрепанную колоду карт.
Толстяк положил колоду на столик и достал из кармашка засаленной жилетки часы на цепочке. Откинул крышку, посмотрел на циферблат и хрипло бросил:
-Пора!
-Сдвинь, — нервно кивнул он на колоду карт.
Я машинально ткнул пальцем в карты, сдвинув половину колоды. Толстяк схватил карты, перетасовал и протянул мне.
-Любую!— резко бросил он и сильно затянулся.
Кончик сигары покраснел. Я взял верхнюю и перевернул. На карте был валет в форме офицера царской армии.
Толстяк выпустил изо рта клубы сигарного дыма, которые быстро заполнили купе. Я непроизвольно вдохнул дым. Сознание поплыло. Я пытался его удержать, но быстро понял, что скоро его потеряю.
Глава 2
Сначала я подумал, что мне дали понюхать нашатырь. Резкий запах свежего лошадиного навоза, перемешанный с ароматом выжженной травы, ударил мне в нос и я от неожиданности, чуть не вывалился из седла.
Июньское солнце припекало. Шел 1919 год. Армия генерала Врангеля штурмовала Царицын.
-Ильин, с Вами все в порядке?— услышал я голос.
С этим вопросом в уши ворвался звук. Я огляделся. Слева и справа от меня в длинную шеренгу верхом на лошадях, стояла кавалерийская бригада в которой, как вдруг я осознал, имел честь служить в добровольном порядке штабс-капитан Ильин. То есть я.
Бригада стояла за холмом, скрывающим нас от шальных пуль обороняющих город красных. Впереди далеко слышалась пулеметная стрельба. Над нашими головами пролетели три аэроплана с бело-сине-красными кругами на крыльях.
-Штабс-капитан?— услышал я вновь и повернулся на голос.
Слева от меня находился поручик Жудро. Он курил папироску "Сальве". "Интересно, где он их достает?— вдруг мелькнула мысль".
-Все в порядке поручик,— откашлявшись в кулак, произнес я и обернулся. Сзади еще в два ряда, тоже находились кавалеристы, большинство с офицерскими погонами.
-Смотрю, Вы побледнели,— сдерживая под собой переминающуюся с ноги на ногу лошадь, сказал поручик.
Раздался звук трубы. Горнист объявил тревогу.
-Господи, опять на пулеметы погонят,— вздохнул Жудро.
-Я слышал, господа, что сегодня должны подойти танки,— кто-то сказал сзади меня.
Я обернулся. За мной находился вахмистр Кружилин. Он привстал на стременах и всматривался в сторону правого фланга.
Посмотрев туда же, я увидел, что в нашу сторону во весь опор несутся два всадника. Это были командир бригады штабс-капитан Анненков и есаул Свиблов.
Свиблов осадил своего коня у находящихся с правого фланга казаков. Анненков подъехал к нам и крикнул:
-Господа, красные контратакуют! Разворачиваемся фронтом за казаками!
Он выхватил из ножен шашку и поставил коня на дыбы.
-За Единую и Неделимую! Вперед господа! Да, поможет нам Бог!
Горнист заиграл атаку.
Строй кавалеристов поворачивал вправо. Ряд за рядом пускал лошадей рысью. Бригада выскочила из-за холма и стала перестраиваться в три волны.
-Вперед!— взмахнул шашкой Анненков и пришпорил коня.
Послышалась артиллерийская канонада. Над нашими головами пролетели снаряды орудий белых. Впереди в поле, где конница красных, поднимая пыль, неслась нам навстречу, стали подниматься черные кусты взрывов шрапнели.
Первая линия атакующих бригады состояла из казаков. Казаки опустили перед собой пики. Мы с шашками наголо. Со всех сторон неслись крики "Ураа!". В такт прыжкам в седле, меня бил по спине кавалерийский карабин.