— Сергей возился с “Черной чашей” больше двух лет. Они сначала ничем не выделялись. Моторизованная гопота, хуже вермахта... — Петр Васильевич благослонно покивал, жмурясь на знамя “Факела”:
— Вермахт хотя бы разрешали стрелять... Свои вы для них не по умолчанию, а исключительно потому, что Снежанка нашла при встрече правильную фразу.
Змей вздохнул:
— Я помню, сколько Снежана сделала для клуба. Не надо...
Петр Васильевич поднял руки:
— Виноват. Лучше объясню, для чего мне Лантон.
— Честно?
Безопасник огляделся:
— Позови актив свой. Ну, лейтенантов, или как там они у тебя называются. Чтобы три раза не повторять.
Змей вышел во дворик, свистнул. Подбежали Шарк и Сэнмурв — Марк поехал к родне в село, его ждали только на завтрашний праздник. Хорн с Инь-Янь к тому же празднику закупались в городе, Сумрак снова дежурил, а Снежана просто еще не пришла. Змей про себя вздохнул: сорок пять имен выдал “Факел”, а вот сейчас людей можно пересчитать по пальцам одной ладони. Но ведь игра-то уже заявлена... Это столичные мажоры могут заявленную игру отменить, им простится. Маленький клуб один раз облажается — второй раз к нему просто никто не поедет. Подумают: а, опять людей не нашли, денег не собрали — чего и ожидать от занюханной провинции!
А тут еще и куратор какие-то странные намеки лепит.
— Никаких намеков, — Петр Васильевич лично прикрыл дверь и не постеснялся проверить, не подслушивает ли кто в складе, ангаре, даже в пустой туалет заглянул.
— Сейчас все скажу четко, с кристальной ясностью. Парни, все понимают, в какой стране живем? Так. А все понимают, в какое время живем?
Подростки переглянулись, и безопасник объяснил:
— Мы живем в то самое “время перемен”, которое у китайцев попало в пословицу. В проклятие. “Чтоб ты жил в эпоху перемен!” Как нас учит Маркс-Энгельс, общество выстраивается над производством. Над экономикой.
— Деньги, — кивнул Сэнмурв. — Наш клуб жрет кое-какие миллионы, так?
— Жрет, — согласился безопасник. — Но я сейчас о стране вообще. Полезных ископаемых у нас, как говорят соседи с юга, “тильки для сэбэ”. Один Солигорск всех не прокормит, а нефть под Речицей вязкая, сернистая, перерабатывается плохо, разве что на мазут. Машиностроение... — безнадежный взмах руки выразил общее мнение.
— Уж если новые машины в салоне с точками ржавчины стоят, что говорить. А хай-тек...
Петр Васильевич еще раз огляделся:
— Вот об этом, ребята, я бы вас попросил не трепать по углам. И вообще. Помните, две недели назад?
Подростки опять слитно кивнули. Петр Васильевич сказал:
— Главные аутсорсеры закрывают офисы. Больше никакой ай-ти страны, все. Уезжают все. Умники боятся повторения. Кто много зарабатывает — уезжают из страха же. Людей успокаивают, в Парке Высоких Технологий сам премьер выступал. Его послушали, покивали — на следующий же день триста увольнений, и двенадцать юридических лиц подали на ликвидацию. Звонишь такому директору — а он уже в Литве или в России. У нас же безвиз, погранконтроль чисто условный. Бегут просто богатые люди. Бегут, у кого волосы черные, кто чуть смуглее Снегурочки. Бегут, кого продавщица обхамила. Бегут начальники — кто строгий и кто не строгий, просто — начальник, значит, работяги бить будут. Позавчера закрыли мы дело — не знаю, плакать или смеяться...
Петр Васильевич налил воды, глотнул. Показал рукой куда-то на северо-восток:
— У вас тут рядом участок, закупленные блоки, лес, кирпич — все так и лежит. Владелец бросил и в одну ночь уехал. А ведь не хрен собачий, финансовый директор “Стройдеталей”. Без него завод встал, ни одна платежка не проходит. Решили, что с деньгами сбежал, “в особо крупных размерах”, и дело передали нам. Вскрыли мы сейфы, в банке проверили счета: все на местах, ни копейки ни взято. Получается, должность ни при чем. Ладно, подняли билеты, вокзалы, аэропорты. Нашли его в России. На цыпочках, упаси бог, чтобы не спугнуть, спросили: что? Говорит, на дочку его в летнем лагере плохо посмотрели, жаловалась девочка. Взяли тот лагерь, всех сотрудников, под запись опрашивали девять часов. Скажу честно, такой опрос от настоящего допроса уже ничем не отличается, но мы тогда и сами осатанели. Министр каждый час лично звонил, причину спрашивал. Видеозаписи трое суток перематывали с лупой. Оказалось, верно. Ходил вокруг девочки один пацан, засматривался. Взяли того пацана, тоже допрос-протокол. С какой целью выслеживал? А он, оказывается, познакомиться хотел, только подойти боялся!
Безопасник замолчал, вытер лоб аккуратным платочком.
— Вот кто нас так подставил? Четыре соседа — никому не надо, чтобы у нас экономика работала нормально. Литва Островецкую АЭС простить не может. Украина — Минские соглашения. Россия — санкционные креветки. Полякам бы и насрать, но за ними Евросоюз. А так посмотришь — ничего личного, чистый бизнес. Конкуренция, невидимая рука, то-се...
— А мы тут с какой стороны? — Сэнмурв оборвал попытку давить на жалость. — Мы, клуб “Факел”? Мы креветками не торгуем, Минские соглашения не подписывали, АЭС не строим.
Петр Васильевич улыбнулся — ласково, располагающе:
— Если нельзя продать минералы, и нельзя продать изделия промышленности, а сельского хозяйства нам самим едва хватает — на чем нам зарабатывать? На чем строить новую экономику двадцать первого века? На туристах? После того, что две недели назад по всем каналам показали?
— Петр Васильевич, а нельзя поближе к делу? — Шарк поморщился, — я читал, что разведчик при вербовке должен внимательно слушать, а не кукушкой трещать.
— Это ты у Суворова-Резуна читал, в “Аквариуме”. А настоящий Суворов, который “шестьдесят сражений без поражений”, говорил: “каждый солдат обязан знать свой маневр!” Настоящий Суворов Измаил взял. А Резун и его хваленый “Аквариум”... Ладно там, Союз прощелкали — одного Скрипаля отравить не смогли.
Безопасник выпрямился:
— Значит, к делу. Как там Цири Геральту писала: “А сплю я теперь в спальне. Спальня тут ужасненько Большая”, с большой буквы... Так вот вам ужасненько циничная, ужасненько взрослая правда. Я собираюсь на базе вашего “Факела” сделать социологическую лабораторию. Заказчик нам дает задание и аванс. Мы проводим пять-шесть ролевых игр на реальных добровольцах...
— Как пожарные на полигоне жгут реальные конструкции! — понял Змей. — Потому что математическая модель все же абстракция.
— Математика учит говорить красиво, физика — фильтровать базар.
— Именно... Шарк, да?
Змей выдернул из-под стойки дежурного упаковку двухлитровок с минералкой:
— Сергей мне точно сказал, там, на трассе... Не Легат, наш Сергей, — уточнил Змей на удивленный взгляд Петра Васильевича. — Раз мы не сбежали, так на нас и грузить будут.
Распоров пластик, Змей вытащил очередную бутылку, разлил воду по клубным чашкам. Все с очевидным удовольствием выпили.
— Но я согласен платить за работу, — безопасник выпрямился. — Змей в курсе, что свое слово я держу. И в деле вашего... Винни-Пуха. И раньше.
Змей вспомнил, что Хорн рассказывал о сестре — там, перед огненной чертой — и угрюмо кивнул:
— Подтверждаю.
— И, конечно, я прослежу, чтобы со стороны контролирующих и проверяющих органов открыли вам зеленую улицу.
Шарк побарабанил пальцами по начатой бутылке.
— Мы это вообще потянем? Жопка не треснет?
Сэнмурв поглядел на потолок, потом на собственные босые ноги.
— А что тут сложного? Делает же Коровка в Москве ролевые игры под ключ. Безо всякого госзаказа, на одних игровых взносах. А поднимает неплохие деньги.
— Мы, вообще-то, не за деньгами сюда шли, — буркнул Змей.
— Значит, вас из дележки вычеркиваем, — Петр Васильевич улыбнулся:
— Мне только экономия.
Все надолго замолчали.
— Как-то все это... Стремно. — Шарк вздохнул.
— А мне нравится! — Сэнмурв неожиданно рубанул воздух ладонью. — Забыли, как Винни рассказывал про вахты свои? Как здорово жрать собачатину, фаршированную свежайшими глистами. Как спится-отдыхается на четырехярусных нарах, в облаках дивного аромата сохнущих носков? А как он жаловался, что их с последнего заказа выперли, потому что поставили на главные работы объемные принтеры, а на подсобные таджиков — те вообще за копейки соглашаются — вспомнили? Так что нам на экспорт гнать? Сразу кровепровод через Атлантику?
— Так ты и Войновича читал?
— А че, раз у меня папа бизнесмен, то мне и читать нельзя?
Петр Васильевич допил минералку из горлышка, зевнул. Прошел вдоль стены, пощелкал ногтями по древкам копий: дочка предупреждала, что хвататься за оружие невежливо. Сказал:
— Вы так хотели во взрослую жизнь, что построили ее имитатор тут, в клубе. Я говорю: давайте уже включим его в розетку, и пусть производит реальность. Отличия небольшие. Писька подлиннее — так вам расти еще до двадцати пяти. Автомат настоящий? Выдадим, кому очень захочется.
— И пули тоже настоящие. Будут. Если накосячим, — Сэнмурв прекрасно понял намек.
— Ваш уважаемый батюшка вполне четко разъяснил вам суть отношений бизнеса и власти, — Петр Васильевич вернулся к столику дежурного. — Не говорите потом, что я вас втемную заиграл.
— Правда, Змей, — Шарк поежился. — С Украины вывозят баб... Понятно, зачем. Из России вывозят малолеток — вообще на органы. Ленка статистику показывала, я три дня не верил, а как поверил, то месяц забыть пытался. А литовцы, видя такое, решили не дожидаться, сами поуезжали. Каждый третий уехал: гипсокартон в Евросоюзе вешать, настраивать расслабляющую музыку на унитазах. Вот нас трое: ты, я, Сэнмурв. Представь: кто-то уедет... Ах да, чего это я! Ты же сам и уедешь! Уже через две недели, в Стокгольмское Летно-Орбитальное!
— Сейчас ничего решать не буду, не надейся. Завтра соберем всех именованых... — Змей поглядел на безопасника прямо:
— Кстати, Снежану тоже жду. Программистов она привела, керосинщиков, получается, она же привела. Дадим ей имя, и пускай у нее теперь наравне с нами голова болит на советах. Вы же сами сказали: хочет во взрослую жизнь — вперед, в розетку!
Петр Васильевич чуть заметно вздрогнул — но собеседники, кроме прочего, еще и фехтованию учились, так что непроизвольное движение пальцев заметили. Шарк извинительно улыбнулся, смягчая “эффект Змея”:
— По-любому, праздник. Последний день лета.
* * *
Последний день лета может выпасть жаркий или холодный, ясный или дождливый — не важно. А важно, что последний. Завтра всем на учебу: кому в школу, кому в училище, кому в институт, кому вообще в Стокгольм... Пускай даже не прямо завтра: тому же Змею, например, на медкомиссию третьего.
По традиции, которой исполнилось уже целых два года, “Факел” собрался тридцать первого августа. Собралось, в общем-то, не сильно меньше людей, чем раньше — только теперь добрая половина былинки-программисты обоих полов, а вторая половина — бородатые пивнобрюхие мотоводы с почти взрослыми женщинами под руку.
Не то, чтобы Змей считал, будто у мотоциклистов нет подружек — но как-то не задумался. А вот Инь-Янь вполне себе задумалась. Конечно, Последний День Лета не Равноденствие, когда девушкам посвящают бои на турнире, а потом еще и объявляют кого-то королевой этого самого турнира. И танцы все на Осеннем Балу медленные, можно хоть поговорить с понравившимся парнем. И платьем похвастаться, и глазами-походкой.
Но все же Последний День Лета и не Мартовское Поле, где только решается, куда в этом сезоне клуб выезжает, и какими силами, а главное — на какие деньги. В марте не до танцев; там больше клубному доктору работа, потому как решается почти всегда на клубных мечах или попросту на кулаках.
А, поскольку сестренка Хорна тоже занималась информатикой не для отвода глаз, то найти в сети девушек “Черной чаши” для нее труда не составило. Дальше Инь-Янь только кинула ссылку на клубный сайт — и все, байкеров одних не отпустили. Четырнадцатый век, пятнадцатый, вышивка, фасон — главное же что? Правильно, сиськи. По крайней мере, мужики ни на что другое смотреть не будут! Куда без меня, дорогой?
Так вот и получилось, что вместо чисто мужских посиделок со злыми подначками, руганью и с почти гарантированной дракой в конце, образовался чинный деревенский праздник. Даже с танцами.
Нет, начали-то вполне официально. Заслушали предложение Петра Васильевича в пересказе Змея, с поправками Сэнмурва — когда Змей очень уж перегибал палку ради красного словца. Но девчата понемногу расставили миски, кувшины, запах сидра уже поплыл над шлифованными досками, викинги уже подтащили цельнозажаренную свинью. Так что живо постановили обдумать предложение и дать ответ именно в Равноденствие. Благо, всего-то три недели осталось.
