Одна из таких картин застыла в моей голове. Я закрывала глаза и видела Рэмола. Он возвышается надо мной, все заслоняют его расправленные крылья, глаза светятся решимостью, без тени злости или ненависти, плечи напряжены, из рук льется ослепляющий свет, за которым таится густая, вечная тьма...
Вздрогнув, я вскочила с кровати и, чтобы вымести из головы этот ужас, ушла в кабинет, где принялась ходить из стороны в сторону, цепляясь глазами за каждый предмет. Я пыталась занять свои мысли, чтобы в них больше не лезли эти жуткие картины.
На глаза попались части разрушенного голема.
Опираясь на это удивительное наблюдение, а за тем на воспоминания, мысли вдруг, как упряжка послушных лошадей, пустились по стезе разума.
И что могло так разозлить серафима в этой маленькой глупой игрушке? И она ли так повлияла на него? Может, он увидел еще что-то? Но что? В моем кабинете нет ничего, что могло бы его насторожить. Все запретные ингредиенты, которые чудом попали ко мне в руки во время путешествий и которые могли бы быть зацепкой для Рэмола, я храню в бездонной сумке, отрезанной от этой реальности, и никто кроме меня их оттуда не вытащит, будь он хоть трижды серафим-демон.
Чтобы удостовериться в этом, я вытащила сумку, закрыла глаза и сунула внутрь руку. Межреальный карман открылся сам собой, мне в руку легла коробка с яйцами дракона, склянкой с железой и семенами Мертвого Дерева.
Осмотрев рюкзак, я обнаружила, что ничего не было тронуто, все лежало на прежних местах.
— Значит, не нашел, — прошептала я, чувствуя, как от облегчения у меня голова идет кругом. — Я совсем вымоталась... так я ничего не добьюсь.
Чтобы восстановить душевные силы, я решила поглотить немного из одного из драконьих яиц, в которых была заключена вся та энергия, о которой говорил Рэмол. Сейчас это было как нельзя кстати: после вчерашней ночи я была совершенно измотана и с трудом соображала. А теперь, если мне что-то и может помочь выжить, так это моя голова.
На ощупь яйца были холодные и немного шершавые. Те из них, которые я заполнила энергией, были немного теплые и приятно грели ладони. Выглядели яйца очень красиво, как матовые хрустальные лампочки... но, если разбить хоть одно такое чудо, можно смести с лица Скаханна весь этот лес.
А неплохая идея на крайний случай?... Нет, живой я им точно не дамся. Пусть попробуют сунуться ко мне со своим порошком, я не позволю убить себя за то, чего я не делала! Уж лучше сгорю в собственной магии.
Эти мысли подействовали на меня ободряюще, и в наслаждении я сжала пальцами левой руки первое попавшееся яйцо. Магия потекла по жилам, как электричество, щелкая и искрясь в суставах, причиняя приятную покалывающую боль и вонзаясь в затылок. Я ощутила, как разлетелись в разные стороны намагниченные волосы и как мир вокруг заиграл яркими свежими красками. В горле нарастала судорога, как перед взрывом хохота.
Это было то, чего мне так не хватало все это время — ощущение собственной силы. Я наконец-то чувствовала, что могу что-то сделать, что я не беззащитна перед обстоятельствами.
— Ни в лесу, ни в городе, ни под землей... — я нараспев повторила слова Леопольда и восторженно расхохоталась, вне себя от переполняющей кровь пьянящей магии. — Но не в этой жизни!
Решившись, я вскочила со стула и побежала к выходу из шатра, чтобы закрыть полог. Над входом снаружи я повесила ветвь рябины — условный знак, говорящий кентаврам о том, что я больна и не могу работать.
Как только все было закреплено, я вернулась в кабинет, где приступила к работе. Мысли носились в голове, как отлаженный механизм: еще никогда в жизни я не соображала так ясно, как сейчас. Вещи, которые раньше расплывались, теперь соединяли прочные связи. Я вдруг увидела то, чего раньше никогда не замечала — и все было так очевидно просто!
Для начала я создала купол внутри шатра, поглощающий звук, затем купол из силы, поглощающей магию, приблизившуюся к нему больше, чем на полметра. Если что-то взорвется, ни один вшивый друид не почует магии, ни одна мышь не услышит ни звука.
Закончив с этим, я разложила на столе все то, что собрала за время путешествий. Редчайшие травы, камни, части животных, семена, драконьи яйца и железу...
В моей голове, разгоряченной магией, идеи крутились в алгоритмах и схемах, как в мощнейшем компьютере, никогда я не мыслила так просто и ясно, никогда еще я так не понимала материи... я буквально слышала их! Они сами текли под руки, сами сливались в единое целое в разуме и в реальности.
Скорлупа опустевших драконьих яиц была крепче металла, но сейчас она плавилась под моими пальцами, превращаясь в послушную глину. В нее вливались порошки, стертые в пыль семена Мертвого Дерева, которые дал мне Агрибальд, в ней растворилась концентрированная железа, растеклась твердая белая полоса, одна из тех, которые обвивали мою левую руку и которые давали мне невероятные способности.
Масса растекалась передо мной в воздухе, подчиняясь каждой мысли, ингредиенты взаимодействовали друг с другом, изменяясь в свойствах... Я закрыла глаза и работала, смотря только магическим зрением — иначе я ослепла бы от неземного света, льющегося из кузни моих рук.
Черепок домового, который я сохранила, несмотря на то, что его обладатель пропал больше года назад, еще содержал в себе несколько частиц порошка. Раньше мне и в голову не могло прийти, что я смогу снова получить это вещество, — Дейкстр оставил мешочек в лесу, рядом с телом Фавнгрифа, — хотя я догадывалась, как оно могло быть полезно... Как оказалось, горсть, которую я бросила в угрожавшего мне безумного домового в той бане, попала в глазницы его черепка. Наверное, из-за них-то Распутин и погиб в итоге.
Соскребя оттуда немного, я отправила частицы в бесформенную массу, парящую в воздухе. Когда они растворились в ней, все было готово... но чего-то не хватало!
Наше тело — совершенное орудие, так говорила Райнар и Ионора. Но что отличает его от любого другого предмета? Душа!
Бедный, бедный Распутин... он почти растаял за время путешествий, черепок казался мертвым. Однако, я еще ощущала в нем последнюю искорку. Забрать ее оттуда, не уничтожив, было делом не из простых. Однако, уж что-то, а выдерживать баланс магии и немагии, перекраивая чужие кружева, я научилась.
Я выпила еще немного из оставшихся яиц, и принялась за дело. Слабая искорка прыгнула мне на пальцы и, пока не растаяла, была отправлена в вещество из чудовищной смеси мощнейших ингредиентов, заряженное таким количеством энергии, что хватило бы на живого червяка из глины.
Еще секунда, чтобы придать необходимую форму, еще несколько мгновений ожидания — получилось или нет. Все зависит от того, свяжется ли искра души домового с львиной долей магии, которая осталась в материи из драконьих яиц. Если выйдет, душа сможет закрепить магию в теле кинжала навсегда и будет концентрировать ее вечно, — ведь в этом и есть ее смысл: стоит телу ослабнуть, душа его восстанавливает, забирая из мира.
Сначала ничего не происходило, но потом по едва заметным жилкам потек свет, короткая вспышка и... мне в руки опустился он — Ключ от всех дверей, Начало любых границ.
Живая, но безвольная частица дракона, способная проникать сквозь пространство.
Он выглядел, как кинжал, но был размером с небольшое шило. Вытянутый, причудливо изогнутый, переливающийся всеми оттенками бирюзового, как будто вытесанный из синего льда. Его лезвие слепило своим сиянием: оно как будто просилось в действие. Несомненно, он был прекраснее всего, что я когда-либо видела!
Я рассматривала его, задыхаясь от восторга, одновременно веря и не веря, что я сделала это.
Наконец, я собралась с духом и со всей силы вонзила свой нож в воздух, зажмурившись. Я почувствовала сопротивление, в моей голове взорвался фейерверк разноцветных искр, растворившихся в белом сиянии.
Я открыла глаза и увидела щель.
Щель, которую я проделала в пространстве, была совсем маленькой, я не могла даже заглянуть в нее из-за слепящих потоков света. Единственное, что я могла, это пропихнуть в нее что-нибудь, чтобы убедиться, что передо мной портал.
Схватив со стола ложку, я быстро всунула ее туда, не почувствовав почти никакого сопротивления. Когда она полностью исчезла в свете, я стала ждать, сама не зная чего.
Вдруг ложка сама выпрыгнула обратно. Я недоуменно посмотрела на щель и заметила, что сквозь нее просачивается вода... самая настоящая морская вода! С водорослями и планктоном!
Первые минуты я вне себя от восторга смотрела на то, как прямо из воздуха на землю льется маленький водопад, а потом в мою голову прокралась здравая мысль: если я пробила ход в другой мир, прямо в море, то всех нас может просто-напросто затопить из этой небольшой щелки.
Испугавшись, я кинулась запечатывать щель. Для этого была предназначена другая сторона кинжала — крюк на конце ручки... Как показал эксперимент, он работал так же хорошо, как и лезвие.
— Что ж... Кажется, теперь осталось только добраться до Арланда, — я улыбнулась, рассматривая кинжал.
Соблазн начать изучать межреальные материи прямо сейчас был велик, но я решила повременить с этим. Сейчас главное — не навлечь лишних подозрений и сохранить нож. Но если первая проблема отпадала собой: у меня в руках теперь был ключ от всех миров, где меня не сможет достать ни один даже самый умный серафим, то вторая была более чем актуальна.
Где мне хранить кинжал, способный разрезать пространство? Его нельзя опускать в межреальный карман: он проделает там брешь и неизвестно, чем это может кончится. И под подушкой такие вещи не прячутся, и в землю не закапываются: уплывет в другое измерение без моего ведома! Мне нужно, чтобы кинжал всегда был при мне, и чтобы никто, кроме меня, не мог его заметить.
Но ведь это практически невозможно! Кентавры могут устроить внеплановый обыск, лишить меня магии и бросить в яму, отняв все опасные вещи, как они уже делали это. Даже одежду с меня могут снять... Единственное, что я могу сделать с кинжалом, это съесть! Тогда его точно никто не найдет: кому придет в голову вскрывать мой труп?
Я улыбнулась этой странной шутке. Настроение, несмотря на незавидное положение разыскиваемой преступницы и многочасовую работу, было лучше некуда.
— Так куда же тебя деть? — спросила я у кинжала, разглядывая его плавные очертания.
Я держала его левой рукой, и заметила, как похожи их цвета. Светло-голубая кожа с белыми узорами гармонировала с бирюзовой полупрозрачной материей кинжала, а место, с которого я срезала белый нарост и где темнела темно-голубая кровь, было точь-в-точь таким же...
В мою голову пришло безумное, но единственное верное решение.
Еще в тереме Рэмол научил меня управлять материальным состоянием руки, но я так и не нашла применение этой способности. Разве что иногда, когда мне хотелось подурачиться, я пыталась просунуть ее сквозь что-нибудь. Как-то я решила посмотреть, что Арланд прячет в своем запертом на ключ ларце, и залезла туда призрачной рукой. Тогда я обнаружила, что могу не только просовывать ее сквозь что-то, но и брать какие-нибудь предметы и делать их такими же нематериальными. Но тогда я на это открытие почти не обратила внимания, так как то, что я нашла в ларце, было куда интереснее. Это был дневник Арланда, который он вел с самого детства и который я с тех пор потихоньку читала, пока инквизитора не было дома.
Теперь же я, кажется, нашла этому свойству достойное применение... Конечно, я могу покалечиться, но разве не все равно теперь?
Усилие мысли, и левая рука стала такой же полупрозрачной, как кинжал. Я вытянула ее так, чтобы кости, соединяющие кисть и локоть, лежали ровно, как было бы, если бы мне поставили срастаться перелом. Когда, как мне показалось, они встали достаточно прямо, я просунула между ними и кожей кинжал, затем рука снова стала материальной...
Боль была адской! Те судороги, которые часто навещали меня после махинаций Фавнгрифа, были просто цветочками по сравнению с тем, что я испытывала сейчас!
Я закричала и, не удержав равновесие, упала со стула, чуть ли не на больную руку.
— Это определенно была очень плохая идея!... — процедила я сквозь зубы, стараясь немного отвлечься от боли, слушая свой голос.
Но от такого отвлечься было невозможно...
— Seo dИal idirghabhАil!? — в мой шатер вломился друид, а за ним еще несколько кентавров.
Кажется, действие куполов истекло, и все селение услышало мои вопли.
— Seo dИal idirghabhАil!? — повторил друид, суетясь вокруг меня. Он выкрикивал свое "щё дел идирал" беспрестанно, указывая на мою левую руку.
— Я сломала ее! — объяснила я, пытаясь описать жестами, как упала со стула.
В селении поднялся переполох, быстро разлетелась новость о том, что я повредила бесценное сокровище — спасающую от болезни руку. Это посеяло настоящую панику. Вокруг меня носились, как около драгоценного ребенка, не давали мне двигаться и прислушивались к каждому стону, угадывали желания. Мне сделали множество обезболивающих припарок и отваров, с грехом пополам положили на руку шину, прикрепив ее к телу.
Когда рука совершенно онемела, и я не могла ни двигать ей, ни чувствовать боль, я ощутила себя на седьмом небе от счастья. Буквально. Кажется, в успокаивающий нервы напиток мне подмешали дурманящие вещества.
Снова вместе
Следующие несколько дней я, как и после операции Фавнгрифа, провалялась в кровати, почти не вставая. Боли в руке постепенно утихали, но двигать ей как прежде я, естественно, не могла. Кинжал как будто почувствовал родную плоть, ведь я вживила в него часть рогового нароста с руки, пытаясь таким образом придать материи свойства рога. Никакого опухания или других симптомов, сопровождающих внедрение в тело инородного предмета, не было. Даже внешне рука не изменилась. Разве что на ощупь стало на одну кость больше.
Спустя неделю я уже смогла жить и работать, как раньше. Хотя левой рукой я почти не двигала, у меня вполне получалось лечить с ее помощью. Правда, теперь кинжал впитывал всю энергию переработанной болезни и даже капли магии, случайно вылетевшие из ауры нелюдей во время лечения. Мне не доставалось ничего из поглощенного, и еще приходилось тратить свою магию на то, чтобы восполнять ауры пациентов.
Чтобы окончательно не обессилить, я подпитывалась крупицами, оставшимися в драконьих яйцах еще с прошлых опытов. При разумной экономии мне должно было хватить этого на несколько месяцев.
Но, в общем и целом, жизнь после прилета Рэмола и изобретения кинжала стала проще.
Теперь я понимала, что на самом деле происходит, и с этим знанием тверже стояла на ногах. Я больше не ощущала себя брошенной и никчемной, я понимала, что и зачем делаю. И чувство, что в любой момент я могу просто слинять от всех в другое измерение, что и говорить, придавало некоторой уверенности.
Я прекратила все посторонние опыты, занималась только лечением и, если совсем нечего было делать, в десятый раз перечитывала мемуары Маггорта. Кентавры, хотя и поглядывали на меня косо, начали жалеть меня, как несчастную калеку: они думали, моя рука парализована, поэтому я ей не двигаю. Для них, видимо, не было ничего страшнее, чем лишиться конечности. Мне стали отдельно готовить, добавляя в еду местные варианты обезболивающего, давали больше времени на отдых и, наконец-то, перестали надо мной издеваться. Некоторые дети даже приходили в мой шатер, тайком принося ягоды. Видимо, так они пытались извиниться... по крайней мере, мне хотелось в это верить.