Сытые вороные кони били копытами мерзлую землю. Оба кучера, надев одинаковые форменные пальто и кивнув друг другу, забрались на сидения, пристегнув для тепла толстую попону. Слуги, суетившиеся вокруг, быстро отошли и склонили головы. Из парадного подъезда дворца выбежали господа в шубах и встали, выстраивая своими телами коридор от порога до карет. Парень услышал крики. Тут же в воздух полетели живые и иллюзорные цветы, блестящие конфетти и, наверное, рис. Из-за выпавшего ночью снега его не было видно. Затем из-под козырька вышли мужчина и женщина. Он — в длинной черной шубе, она — в пушистой, серебристо-голубого цвета, накидке с капюшоном. Провожающие громко кричали, желая молодоженам, а это были именно они, неземного счастья, радости и побольше детишек.
Пара остановилась, давая всем себя разглядеть, а потом, под восхищенные вопли, поплыла к карете. Молодой слуга согнулся около дверцы, подавая сначала мужчине, а потом женщине руку, захлопнул дверь и убрал подножку. И вот вперед выехал десяток гвардейцев. На конских головах красовались плюмажи, а в хвостах и гривах блестели разноцветные ленточки. Еще двадцать гвардейцев попарно поехали за каретой следом. Ажурные ворота дворца открылись перед выездом и тут же закрылись. Парень медленно сполз на пол и закрыл глаза ладонями, из-под которых лились слезы.
— Виола, девочка моя... — захлебываясь, говорил он, — как же ты смогла согласиться на этот брак? Пусть он — король, но он стар! У него дети, внуки... на тебя все будут смотреть, как на игрушку, развлечение досужих бездельников... С твоим характером жить, хлопая глазами и улыбаясь сальным шуточкам, — непосильная ноша... Ну почему, почему ты сделала этот шаг? Почему ты отказалась бежать вместе со мной? Ты же знаешь, что я никогда бы не осмелился прикоснуться к тебе без разрешения... Мой любимый фиолетовый цветок!
Поджав под себя ноги, он плакал, разговаривая сам с собой. Рукава цветастого трико, надетого на его тело, уже промокли и он, пошарив рукой по холодным доскам, нашел звякнувший бубенцами колпак и вытер им нос. За окном быстро темнело, а он все сидел, не в силах понять непостижимую женскую логику.
Ведь он помнил, как кричала Виола на Генриха, выговаривая брату то, что он не смог помешать дяде заключить соглашение о браке. Как рыдала она на его плече, говоря, что убьет себя раньше, чем на нее наденут фату... И вот началась подготовка к свадьбе. В дворцовой мастерской сшили несколько прекрасных платьев... Но она, запершись в своих покоях, перестала выходить на прогулки, обеды и ужины. Потом... потом приехал жених. Через три дня состоялось венчание и пир... Да, он там присутствовал, развлекая собравшихся аристократов такими сложными трюками, что у пьяной публики замирало сердце. И все время пытался поймать взгляд ее темных глаз. Только она в его сторону не смотрела. Ее розовые губы улыбались престарелому жениху, с плотоядной жадностью глядящему на белые плечи и приоткрытую бальным платьем грудь. Она улыбалась, положив свои нежные пальчики на старческую, в пятнах, сморщенную руку. И он при всех застегнул на ее шее бриллиантовое колье. Парень видел, как вспыхнули восторгом ее глаза и заалели щечки, показывая милые ямочки... Он отработал программу и ушел. Теперь, словно брошенный хозяином пес, парень смотрел из окна, как уезжает хозяйка его бесприютной души.
Вдруг дверь в маленькую комнатку с грохотом распахнулась. Он вздрогнул и обернулся. На пороге стояли постоянные обидчики: выросшие и заматеревшие баронские дети, из пажей ставшие адъютантами и секретарями.
— Ха! — Выдохнул тот, кто был сильнее и злее всех. — Глядите-ка, не сбежал!
— Шут! — Засмеялся второй. — Твоя любовь продалась старику за платья и брюлики. Теперь тебя, голубого урода, защищать некому. Поэтому ты достанешься нам бесплатно!
Трое молодчиков гнусно заржали, а один начал расстегивать штаны.
Ужас сковал руки и ноги королевского шута. Да, его били, зажимая в темных углах, но вот так...
— Давай, раскладывай красавчика... — Приказал старший своим подручным.
Вальтер вскочил на ноги и, отходя к окну, начал ощупывать пространство за спиной.
— Если хочешь, можешь прыгнуть... — Заржал здоровяк справа.
— Створку подержим и за тобой закроем, чтобы Гюнтеру на плешь не надуло... — Подхватил тот, что слева.
Но вот пальцы Вальтера сомкнулись на палке, которой он держал баланс при выполнении трюков. 'Что ж, — пронеслось в его голове, — теперь, когда ее нет, жизнь можно продать и подороже!'
Он был худым, но сильным. Ведь любой трюк заставлял напрягаться каждую мышцу, каждую клеточку тела. А его противники были просто раскормленными боровами, не привыкшими получать сдачи. Выдернув из-за спины длинную палку, он упер ее пяткой в пол и, подпрыгнув, с размаху выставил вперед длинные ноги. Палка качнулась и начала заваливаться. А босые пятки шута четко въехали в ухмыляющиеся лица. Две туши, изумленно охнув, с грохотом рухнули на пол. Легко и изящно, на глазах обалдевшего от неожиданности верзилы, он положил свою палку на горло одного из поверженных и прыгнул, остановившись на ее узкой поверхности. Там, внизу, что-то хрустнуло и забулькало. Вновь палка скользнула по полу и приподнялась тонкими руками. Баронский сын хотел шагнуть назад, но приспущенные штаны сделали шаг слишком маленьким и коротким. Зато палка была длинной и с одного конца сточенной на колышек... Вопль потряс чердак и два нижних этажа. Мясистый баронский сын в ужасе отнял от своего тела окровавленные пальцы, на которых лежало то, чьим достоинством уже никогда не похвастает перед пьяными собутыльниками. Шут слегка подтолкнул его плечо кончиком своей палки. Мужчина, сраженный болевым шоком, свалился на грязный, уляпанный кровью пол. Третий попытался отползти в угол и притвориться мебелью, но в комнате шута ее не было.
Холодные и пустые голубые глаза пристально посмотрели на третьего.
— Не балуй! — Пригрозил ему парень, поворачиваясь спиной, чтобы уйти из комнаты. Но, как всем известно, баронские дети — самые тупые и бесполезные существа во дворце. Нет, чтобы переждать время, пока убийца спокойно уйдет подальше... Но бывшая безнаказанность и вседозволенность плеснула в мозг мужчины яростную жажду мести. С низким горловым рыком, разбежавшись, он обрушился всей своей массой... на подставленную вместо пестрой спины палку. Острием вперед.
Хрипы стихли не сразу. Шут надел теплые штаны, сапоги, меховую куртку и нахлобучил капюшон на свою слишком заметную голову. Из заветного тайника взял деньги и еще кое-что, приготовленное на крайний случай. Потом, спокойно спустившись вниз, пошел на выход. Сев на попутную телегу, едущую в город, он ссутулился и замер, не замечая, что снег почти растаял, а в воздухе запахло весной.
На одной из улиц он спрыгнул с телеги и, поблагодарив монеткой возницу, скрылся в небольшом городском переулке. Опустив глаза, он шел вперед, пока улица не превратилась в грязную окраину. А чистые дома — в покосившиеся халупы с потрескавшейся штукатуркой и заткнутыми тряпьем перекошенными рамами. Потом, завернув за угол, нырнул в полуподвал, куда вели истертые ногами ступени. Тут не было вывески, не было окон. Но всякий житель района знал, что этот маленький трактир держит Рыжий Кунц, бывший дворцовый повар, что-то не поделивший с самим дворецким и поэтому вылетевший с работы. Но это была чистая сторона медали. А оборотом к ней служил бандитский притон с игрой по-крупному, скупкой краденного и сбытом синтезированных и растительных веществ, сначала поднимающих настроение, а потом превращающих потребителей в полных рабов очередной дозы.
Шут, толкнув дверь, поморщился от запаха, но прошел внутрь, через крохотный зал, прямо за занавеску.
— Кунц! — Хрипло позвал он.
Открылась дверь в подсобку, и из нее показалась рыжая голова с нахмуренными бровями. Шут стащил с головы капюшон.
— Ох, ты ж! Идем! — Оглянувшись по сторонам, Кунц подцепил гостя под руку и, протащив того по коридору, открыл одну из дверей.
— Ты чего сюда? — Спросил трактирщик.
— Она уехала. — Тускло сказал шут.
— Я быстро! — Кунц вымелся за дверь, кого-то крикнул и снова зашел. — Раздевайся. Садись!
Шут снял куртку и штаны с сапогами, оставшись в трико и босиком.
— Ты это... не холодно? — Спросил трактирщик.
— Нет. — Равнодушно сказал шут.
— А эти пятна... на трико и руках... даже на лице... Тебя снова били?
— Нет. — Шут мотнул головой. — Это я их... Она уехала, Кунц...
— Виола?
В комнатку, не заходя внутрь, передали поднос с едой и длинную, с узким горлом, бутыль.
— Пей! — Налил трактирщик полный стакан и сунул в руки шуту.
— Спасибо. — Стакан, подхваченный дрогнувшей рукой, был мягко опущен на стол.
— Почему она это сделала? — Шут поднял пустой взгляд на трактирщика.
— Ты выпей... — Тихо сказал Кунц. — Им положено. Родившиеся королями не всегда вольны в своей судьбе. Ты ее прости. Понимаешь, — продолжал уговаривать Кунц, — если бы она отказалась, соседняя держава пошла бы сюда войной. Но теперь у нас родственный союз с третьей силой. Согласно подписанному до венчания договору они обязаны оказывать нашему государству военную помощь.
— Почему она ушла? — Снова спросил шут. — Я был готов лечь пылью к ее ногам.
— На хрена ей твоя пыль? — Вспылил рыжий. — Если бы ты увешал ее золотом и алмазами...
— Она плакала.
— Это, мой друг, прощание с детством. С ее решительным характером она быстро окрутит королька и всех его деток. И через десяток лет королю Генриху придется заключать с ней мир на ее условиях.
— Гюнтеру...
— Да сколько этому огрызку еще жить! Пей!
— Кунц... — Ясные голубые глаза посмотрели в бледно-голубые рыжего. — Я сейчас убил троих человек. Ее я больше никогда не увижу. Прошу, как друга, принеси что-нибудь... и оставь меня одного. А тело потом спустишь, как и все прочие... в подземную реку.
— Спятил? Подумаешь, убил... Я тебе документы сделаю, найдем мага, чтобы перекрасил твои кудри, уйдешь... Да хоть за ней!
— Нет. — Ровно ответил шут. — Не хочу. И прошу, как единственного друга...
Кунц посмотрел на подергивающуюся под чьей-то нуждающейся рукой дверь, потом на парня...
'Как же господам тяжело принять действительность...'
— Ладно. — Сказал он. — Я принесу тебе растительный яд, влитый в вино. Сначала ты увидишь красивые сны... а потом... И оставлю водку. Короче, сам можешь выбрать дальнейший путь...
Хлипкая деревянная дверь хлопнула, оставляя парня одного. Он положил руки на стол, разглядывая пальцы: тонкие, длинные, ухоженные... на некоторых до сих пор темнели пятна чужой крови.
Ловкий парнишка занес в комнатку поднос и поставил перед парнем один-единственный бокал, наполненный рубиновой жидкостью.
— Так вот ты какая, моя смерть... — Прошептал он, поднимая бокал. — Приятно познакомиться.
Из стены, заметная в свете мерцающей свечи, вышла закутанная в белое тень и остановилась, глядя на него темной дырой капюшона. Над головой, заставляя трепетать пламенный язычок, зашелестели крыльями летучие мыши.
— Выпей... — Услышал он их тонкий писк.
— Выпей... — Пронесся по комнате стон...
— Я — шут... — Горько рассмеялся парень. — Я — убийца! И я ничего не сделал, чтобы забрать свою герцогскую корону... Слабак! Никому не нужная тряпка!
Тень шагнула ближе и... вдруг сняла с головы капюшон.
— Вальтер! — Сказала она, сверкнув серебром волос. — Посмотри на меня! Ты нужен мне!
Еще пара шагов — и юная красивая девушка оказалась у стола.
— Я пришла за тобой, потому что люблю тебя. А это... — Девичья рука небрежно толкнула бокал. — Всего лишь не зарастающая в твоей душе боль. Смотри! — Девушка вытянула руку в сторону двери, где вместо темного коридора сиял солнечный свет. — Это — наше будущее, куда мы можем уйти вместе. Но, если ты считаешь правильным травить душу прошлым и уйти во тьму... Я не смею тебя отговаривать.
Он поднял слезящиеся глаза и посмотрел на прекрасное лицо.
— Я тебя помню! — Удивленно сказал он. — Ты... пообещала, что не бросишь меня... как они все...
— Да, — кивнула девушка и, улыбаясь, протянула шуту свои пальцы с коротко подстриженными ногтями.
— Вовка! — Заорал Вальтер, вскакивая с табурета. Мир, только что бывший плотным и реальным, рассыпался осколками и таял, как летние дождевые капли на жарком солнце.
Вальтер кинулся Вовке на шею, изо всех сил прижимаясь к другу и заливая его вновь брызнувшими слезами.
— Ну хватит, хватит! — Смеялся Вовка уже не в женском образе плана ангелов, а в собственном, мальчишечьем. — Все цветочки драконам потопчешь!
* * *
Глава девятнадцатая. Драконы
* * *
— Где мы? — Удивленно огляделся Вальтер, не выпуская Вовкиной крепкой руки.
Зеленая трава с мелкими цветочками вилась около их заляпанных болотной грязью ботинок. Вокруг них порхали разноцветные бабочки, удивленно присаживаясь на головы и плечи мальчишек. Сзади них шумел ветвями синий лес из странных, переплетенных растопыренными ветвями деревьев, чья кора напоминала чешую, а корни — застывшие в земле ноги. Зеленоватое небо радовало летним солнцем, иногда скрывавшимся за голубыми облаками, похожими на перышки.
— Я бы сказал, что у драконов. Мы же открывали их портал. Кстати, не помнишь, прыгнул-таки за нами Эрхан, или о нем можно позабыть, как о досадном недоразумении?
— Глупый ты, Вовка! — Счастливо вздохнувший Вальтер снова прилепился к его плечу. — Если бы не ты...
— И если бы не ты! — Подхватил тот, пожав пальцы друга. — Спасибо!
— Угу. — Согласился парень. — Мне кажется, или это на самом деле, что мы снова поменялись телами?
— А ведь и правда... — Удивился Вовка. Я в твоей рубахе и штанах. И выше тебя почти на полголовы!
— Точно... — Вальтер посмотрел на свои пальцы. — Знаешь, — он засмеялся, — я никогда не мог смириться с твоим крепким телом и большими руками. А сейчас... чувствую себя снова дома!
— Однако! — Вовка покрутил головой. — Да, в моем старом теле сил, однозначно, больше. И это радует!
— Вов! — Вернул парня с небес на землю Вальтер. — Куда нам идти?
— Полагаю... Вон туда! Видишь там, через поля и перелесок, горы? Я читал, что драконы живут в горах.
— Вов!
— А?
— Я читал, что они едят людей!
— А мы вовсе не люди, Вальтер. Чувствуешь, как не меняя тела, ты можешь раскрыть огненные крылья? Или перенестись без портала, как демоны? Да вообще, друг, мы с тобой можем все!
— Во-ов!
— У?
— А где тогда драконы?
Нахмурив светлые брови, Вовка растопырил в стороны руки и, закатив глаза, покрутился на одном месте. А потом, почесав бровь и улыбнувшись, он взлохматил волосы друга:
— Да вот же они. Прямо перед нами!
— Где?
— Прячутся! — Усмехнулся Вовка. — Да ладно, выходите, я все равно вас вижу!
Тут картинка дрогнула и ушла в сторону, наполняя пространство совершенно другими красками: малиновой и синей. Перед ними на поляне стояли два дракона. Шкура одного из них блестела оттенками красного, другого — лазоревыми.
