— А чего говорить-то? Нечего говорить.
— Ты ее любишь, так?
— Ну и что?
— И я люблю ее. Скажу тебе больше; она любит меня. Тебя она тоже любит, но как брата.
— Ага, как брата! — Ратислав запустил пальцы в свою спутанную шевелюру. — Я ее знаешь, как любил? Жизнь за нее готов был отдать! А она не увидела, не разглядела. Местные парни ее стороной обходили, а я к ней всей душой. Два года о ней вздыхал. Да только ты приехал и...
— Что "и"? Договаривай.
— И все, не нужен стал Ратислав. Несправедливо это, неправильно.
— Я тебя понимаю, Ратислав. Тебе сейчас больно, обидно. Но ты должен понять Липку. Это ее выбор. Если бы она выбрала тебя, то с ней рядом сейчас был бы ты, а не я. Понимаешь?
— Рассудком понимаю, но сердце все равно болит.
— Оно и будет болеть. Любовь — штука сложная. Часто случается, что те, кого мы любим, не замечают нас, и наоборот. Любовь заставляет людей совершать странные поступки и принимать непонятные решения. Но она всегда прекрасна, даже когда ты не добился взаимности.
— Это ты так говоришь, потому что Липка с тобой.
— Да, она со мной, — Хейдин улыбнулся. — И я счастлив. Мне очень не везло в любви. Много лет я был одинок. Я всего лишь простой солдат, у меня нет ничего, даже собственного угла. Женщины избегают таких, как я. У одних женщин я вызывал жалость, у других — пренебрежение, третьим не нравилась моя любовь к свободе. У меня была девушка — давно, много лет назад. Теперь у меня есть Липка, и я не оставлю ее. Она моя плоть и кровь. Боги создают людей так, что они обречены всю жизнь искать свою судьбу, и когда находят друг друга, приходит любовь. Ты еще не нашел свою судьбу. Поверь мне, твоя любовь впереди. Ты любишь Липку, и это прекрасно. Но настоящая любовь — она другая. И ты это узнаешь, может быть, очень скоро.
— Никого я не полюблю, — буркнул Ратислав. — Останусь бобылем, не женюсь никогда!
— Других слов я и не ожидал! — серьезно сказал Хейдин. — Мне тоже было семнадцать лет, и я был влюблен в дочку нашего соседа. О, она была прекрасна! У нее были огромные голубые глаза и золотые волосы, как у богини-воительницы Каи. В нее были влюблены все окрестные мальчишки, но я пользовался у нее особым доверием. Как я гордился тем, что мне было позволено то, что не было позволено никому — провожать первую красавицу домой и танцевать с ней в День Костров! Парни мне завидовали и даже грозились меня побить, но все это было неважно. Прошел год, и моя любимая неожиданно вышла замуж. Это случилось так внезапно, что я даже не понял, что потерял ее навсегда. А когда, наконец, понял, поступил как ты сейчас — дал себе клятву никогда больше не влюбляться и никогда больше не жениться.
— Ну и что?
— Через четыре дня после того, как я дал эту клятву, я встретил другую девушку и потерял голову от любви.
— Значит, ты любил дочь соседа не по-настоящему, — неожиданно сказал Ратислав.
— Может быть, что и так, — Хейдин был удивлен словами юноши. — Но жизнь человека длинна, и судьба распоряжается нами по-своему. Поэтому надо думать, что твоя настоящая любовь еще ждет тебя в будущем, а не осталась в прошлом.
— Иногда ты начинаешь говорить, как батюшка Варсонофий.
— Даже так? — Хейдин коснулся плеча Ратислава. — Не держи на Липку обиды, парень. Она заслужила счастье. А я клянусь, что буду ей опорой во всем. И Заряту не оставлю.
— Ну, так вот тебе мое слово, коли так, — решился Ратислав. — Я своей любви не оставлю. Сделаю все, чтобы Липка со мной была. А коли встанешь у меня на пути, я буду с тобой драться.
— Значит, враги? — Хейдин перестал улыбаться.
— Значит, так, — выдохнул Ратислав.
— Жаль. Ты мне объявляешь войну в тот момент, когда нам с Липкой больше всего нужна твоя помощь. И Заряте нужна.
— Ты Зарятой-то не прикрывайся! За себя говори.
— Я сказал, что есть. Сейчас я слушаю тебя и понимаю, что со мной говоришь не ты — говорят твои ревность и твое обиженное самолюбие. Но я рад, что мы выяснили отношения. Липка для того и ушла, чтобы мы могли потолковать по душам. Она поняла тебя, знала, что ты неизбежно попытаешься выяснить со мной отношения.
— А ты как думал? Решил, я ее так тебе запросто и отдам?
— Я уже все тебе сказал, — спокойно сказал Хейдин. — Если ты высказался, то ступай. Обсуждать кто, кого и почему любит, я не буду.
— И пойду! — Ратислав побледнел, схватил шапку, набросил полушубок и выскочил в дверь. Хейдин покачал головой. Конечно, это все молодость — пройдет совсем немного времени, и парень поймет, что погорячился. Но все равно, это неприятно.
— Ты ничем не обидел его? — спросила Липка, появившись в дверном проеме.
— Скорее, это он меня обидел. Ну, да ладно. Он ревнует тебя. И похоже, это надолго.
— Мы поторопились, — сказала Липка, сев рядом с Хейдином и обняв ортландца за шею. — Это моя вина. Надо было объяснить ему, что я его не люблю.
— Он это понимает. Но все равно считает, что мы с тобой его предали.
— Бог с ним! — Липка посмотрела Хейдину в глаза. — Мне одно нужно; чтобы ты со мной был. Чтобы сидели мы вот так, обнявшись, и смотрели друг другу в глаза. Сокол мой, витязь ненаглядный, теперь только ради тебя живу, тобой одним сердце мое полно. Не думай ни о чем, не кручинься! Только люби меня, целуй, ласки свои дари — ничего мне больше не нужно.
— Люблю тебя, — шепнул Хейдин, поцеловал Липку в мочку уха, привлек к себе. — Никто тебя у меня не отнимет. Умру за тебя, если прикажешь.
— Любитесь? — Руменика возникла в дверях неожиданно, будто привидение. — Чем мальчишку обидели? Он с таким лицом вышел, будто прогнали вы его с позором.
— Так, пустое, — Липка покраснела, поспешила отсесть от Хейдина. — Молод еще, глуп.
— А мне он понравился, — простодушно сказала Руменика. — Красивый паренек, сильный, и душа у него чистая, хорошая. Такой, если любит, то любит, если ненавидит — то ненавидит. Девушка за таким, как за крепостной стеной будет.
— Вот и займись им, чтобы с глупостями своими не лез, — сказала Липка, поправляя волосы. — А то он тут Хейдину наговорил с три короба, нрав свой ревнивый вздумал казать!
— Подумаешь! Перебесится и придет обратно. Такие долго зло держать не могут, в два счета перекипают, — Руменика перевела взгляд на спящего Заряту. — Вот кто меня волнует куда больше. Искала я брата, нашла, и даже поговорить с ним не могу! Чертово невезение!
— Вот как раз поговорить с ним, пожалуй, можно, — неожиданно сказал Хейдин.
— Это каким же манером? Он спит.
— Каролитовый перстень еще не то может, — заметил Хейдин. — У меня, правда, не получилось. Может, ты окажешься везучее?
— Дьявол, а ведь это мысль! — Руменика заулыбалась. — Прямо сейчас попробую. А как надо говорить? Прямо в голос?
— Просто возьми его за руку. — Хейдин и сам загорелся этой, в общем-то, случайной идеей. — Ага, вот так!
Руменика с готовностью взяла ребенка за руку, склонилась над ним, пытаясь разглядеть хоть какую-то жизнь на застывшем лице Заряты. Она ждала знаков этой жизни, подергивания век, судорожного сокращения мелких мышц, дрожания губ, вздохов — но лицо мальчика оставалось неподвижным, как лик каменной статуи. Вместе с тем девушка почти сразу ощутила уже знакомое тепло в руке, державшей пальцы Заряты. Потом замерцал каролит в перстне, и Руменика начала свой мысленный разговор с братом. И брат услышал ее.
Ее окружала темнота. Но это не был мертвый, безжизненный мрак — скорее, просто очень темная ночь. Испуга Руменика не ощутила, тем более, что вскоре в этой ночи замерцал зеленый огонек, совсем такой же, как в ее каролитовом перстне. А потом она услышала голос — глубокий, бархатистый, с раскатистыми согласными и сильным эхом, будто шел из пропасти. Это не был голос ребенка, но Руменика поняла, что тот, кто говорит с ней, так или иначе связан с ее братом.
— Руменика! — позвал голос. — Руменика, слышишь?
— Дана? — Девушка всматривалась во мрак, но там был только зеленый огонь. — Дана, это ты?
— Дана? Ты зовешь меня Даной? Ах, я понимаю — ты все еще считаешь меня своим братом! Ты храбрая девушка, Руменика. Немногие смогли бы сделать то, что сделала ты.
— А что я сделала?
— Ты прошла границу между мирами, чтобы найти и освободить меня.
— Освободить от чего?
— От прошлого. От мальчика по имени Дана.
— Я не понимаю тебя.
— Разве ты не знаешь об обряде?
— Ах, вот ты о чем. Да, старик Видящий рассказал мне, что спас тебе жизнь, когда ты заболел в Нидариене. Ты об этом обряде говоришь?
— Знаешь ли ты, в чем заключался этот обряд?
— Понятия не имею.
— Ди Ривард пытался спасти принца. Он сделал то, что было предсказано еще в древности.
— Дана, ты говоришь загадками. Говори яснее.
— Все яснее ясного. Никакая магия не может вернуть душу в умершее тело. В ту ночь в Нидариене принц Дана умер. Прости, что говорю тебе об этом. Душа принца Даны покинула тело. На ее место Риман ди Ривард при помощи каролитовой магии вложил другую душу.
— Чью же?
— Мою. С той ночи я живу в теле принца. Я как бы был принцем Даной. Все считали меня сыном императора Ялмара, и только Великий Видящий знал истину. Но я не Дана. Вернее, я не совсем Дана.
— Кто же ты? Как твое имя?
— Тебе, Руменика, мое имя ничего не скажет. Но я благодарен тебе. Ты пришла, чтобы принц Дана смог обрести покой. Его чистая душа давно нуждается в этом покое. И в то же время ты пришла помочь мне родиться.
— Ни за что! Мой брат будет жить! Убирайся прочь, лживый демон, и дай мне поговорить с братом.
— Я не демон, — голос зазвучал обиженно. — Превращение почти закончено, и тело принца, в котором я жил, скоро станет мне не нужно. Мне жаль его, но с другой стороны, Переход так изувечил его, что принц, будь он жив, сильно бы от этого страдал.
— Ты снова лжешь, демон! Я знаю пророчество о девятом императоре девятой династии. Он не может умереть! Дана жив, и ты напрасно плетешь свои черные козни.
— Кто сказал тебе, что Дана и есть девятый император девятой династии? От кого ты это слышала?
— Я знаю это наверняка. Не думай, что перед тобой наивная дура. Тебе не удастся меня запутать.
— Милая девушка! — Голос добродушно рассмеялся и затих рыкающим эхом. — Кто, кроме тебя, знает лучше, кто же на самом деле девятый император Лаэды!?
— Ты что, на Шендрегона намекаешь?
— Нет. Девятый император девятой династии — женщина.
— Выходит, это...
— Точно. Представляешь, что бы случилось, если бы ты осталась в Гесперополисе, и темные силы довели бы свой план до конца?
— Ты и это знаешь? Откуда?
— Мне даровано Знание.
— Все, что ты мне здесь говоришь, о невидимый всезнайка, с трудом укладывается в моей голове. Почему же тогда я оказалась здесь, разыскивая своего брата, который каким-то невероятным образом оказывается тобой? Что за хреновина такая?
— Все просто. У тебя был брат, и ты разыскивала брата, не так ли? Все знали, что у императора Ялмара был сын, который вскоре после гибели отца куда-то исчез. Ты знаешь, что с ним случилось. Он был переправлен через Круг в этот мир — в мир, в котором ты сейчас находишься. При Переходе за границы Круга стихии повели себя непредсказуемо, и принц получил сильные ожоги, а его провожатая погибла. Однако принц Дана уже не был им — он был лишь оболочкой, в которой жил я. Но и я не мог разрушить оболочку, то есть тело принца и выйти на свободу. Мне предстояло пройти процесс, предопределенный Магией Превращения.
— И тебе была нужна я. Почему?
— Потому что пробудить меня может только девятый император девятой династии. Теперь император нашел меня. И Превращение подходит к концу. Осталось совсем недолго.
— Значит, ты не мой брат?
— Если честно, то во мне есть кое-что от Даны. И я бы очень хотел быть для тебя братом.
— Я все еще не понимаю, что происходит, и представления не имею, кто ты такой. Но твой голос почему-то вызывает у меня симпатию к тебе. Вместе с тем ты больно ранил мое сердце, сказав, что мой брат мертв. Мне хочется верить, что он жив. Поэтому, если я имею над тобой власть, приказываю тебе — отныне ты будешь моим братом. И я буду звать тебя Даной.
— К несчастью, я пока не могу тебя видеть, — внезапно сказал голос. — Для меня очень важно, какая ты. Расскажи мне о себе.
— Какая? — Руменика меньше всего ожидала такого поворота разговора. — А тебе-то что, какая я?
— Мне нужно знать. Ты красивая?
— Очень, — совершенно искренне ответила Руменика. — Мужики как глянут на меня, так писаются от восторга.
— Что ты сказала?
— Да так, ничего.... Говорю, что я красивая.
— Наверное, у тебя золотистые волосы и синие глаза, белая кожа и царственная походка?
— Ошибаешься. Вот кожа у меня золотистая, чуть смуглая, но глаза и волосы темные. А насчет походки не знаю, другим видней.
— Это несколько неожиданно, но темноволосые мне тоже нравятся, — произнес голос.
— А вот мне не нравятся парни, которые обсуждают девушек, будто говорят о лошади или о новом камзоле. Тебе-то что до моей внешности?
— Если ты красивая, то я, пожалуй, соглашусь стать твоим братом и откликаться на имя Дана.
— Странное условие. А если я некрасивая?
— Единственная сила, которая заставляет меня повиноваться — это красота, — дипломатично ответил голос.
— А сам-то ты каков? Еще неизвестно, захочу ли я с тобой иметь дело. Я ведь тоже с абы каким мужиком не пойду. Может, ты безобразный урод, вонючка. Или ты у нас малый несказанной красоты? Что скажешь?
— Придет время, — ответил голос, — и ты убедишься в том, что я необычайно красив. А пока поверь мне на слово. А я поверю тебе.
— Я вижу, что ты до охренения скромен, — сказала Руменика. — Надеюсь, дело не закончится нашей свадьбой. Или кончится?
— Я бы с удовольствием, — сказал голос. — Но это, скорее всего, будет невозможно. Ты поймешь, почему.
— Конечно, ты ведь мой брат. — Руменика вздохнула. — Ты заинтриговал меня, Дана. Скажи мне, почему я не могу тебя видеть прямо сейчас?
— Я же сказал — Превращение еще не окончено. Ты увидишь мальчика, который спит. Это все, что пока доступно твоему телесному взору.
— И когда же закончится Превращение?
— С первым лучом солнца...
Темнота расступилась, и Руменика вновь увидела горницу в доме Липки, лежащего в постели Заряту, Хейдина рядом с собой, а за его спиной — встревоженную хозяйку дома. У нее было ощущение того, что ее внезапно разбудили. Однако разговор за той стороной реальности она запомнила почти слово в слово.
— Он жив? — Это было первое, что спросила Липка.
— Жив, — Руменика рассудила, что русинка спрашивает ее не о Дане, а о своем брате. — И как я поняла его слова, завтра утром он собирается проснуться.
— Завтра? — Хейдин глянул в окошко. — Уже темнеет. Хвала Оарту, ждать осталось совсем недолго. Что он еще сказал тебе?
— Что Превращение, о котором говорил Акун, почти завершено.
— Слава Богу! — всхлипнула Липка, погладила нежно лоб спящего. — Я-то уже боялась, что никогда больше не загляну в его глаза. Зарятка мой, хороший мой!
