— Земной Союз принялся копать под Аманду, что-то заподозрив, мы должны были бежать и я в срочном порядке переводил на Нодар все, что мог. Но Стас вскоре догадался, что большая часть средств уже выведена, и много он не получит, поэтому кинулся искать причину. Он, прикинувшись моим помощником, приезжал к Аманде. У нее не возникло подозрений, поскольку Стас знал слишком много для случайного человека. Ему удалось разузнать о лаборатории на Прино и о Заке. Прежде чем кто-либо догадался, Стас, воспользовавшись ключом Аманды, выкрал из лаборатории образец Зака и вернулся на Землю.

— И вы его убили.

— Нет, не совсем. Я поручил Томасу вернуть "химеру", но... Стас погиб, а след "химеры" оборвался.

— А что с Амандой?

— История с кражей "химеры" сломила ее. Знаешь, Аманда занималась исследованием синдрома Реля еще до рождения Зака. Догадываешься, почему?

— Она тоже была больна?

— Да, в более легкой форме, но все же. Многие из прототипов она испробовала на себе. Это позволило ей выгадать не один год, но это же и сделало ее невосприимчивой к последним, самым эффективным модификациям. Она взяла с меня слово позаботиться о Заке... И что, когда наступит последняя стадия, и она впадет в кому... Она боялась стать "овощем". В таком состоянии больной может находиться годами, но помочь уже ничем нельзя. Аманда как никто другой в мире понимала, что ее время заканчивается. Она всегда носила при себе ампулы... В ее окружении об этом знали все. Все, кроме Зака. Он знал, что у матери тот же синдром, но не догадывался насколько все плохо.

— И ты?..

— В тот день прилетел с Земли Томас, позвонил нам и сообщил, что Стас разбился. Аманда хотела ехать в лабораторию, чтоб снова приступить к работе над ДНК Зака, и хотела посоветоваться со специалистами по крионике. Для создания нового прототипа нужно около четырех лет, Зак столько бы не протянул. Она присела на пуф в коридоре, чтоб надеть туфли, и упала. Я вызвонил одного из ее помощников... Это был конец. Узнай кто-либо о ее смерти... Началась бы вакханалия и со стороны Земного Союза, и со стороны правительства Маргуны. Исследования Аманды интересовали многих. Если бы я знал, что Зак приезжал... Все никак не мог понять, почему он от меня отдалился... А дальше завертелось... Спецслужбы Союза попытались похитить Зака. Хорошо, что Томас прикормил у них крота и смог их опередить. Ты со своим шантажом...

— Просто для истории: ты заплатил бы мне тогда?

— Нет. Я к тому времени практически перебрался на Нодар. Скандалы на Земле мне были, мягко говоря, побоку. Хотя, да, неприятно. Мне оставалось лишь развернуть новую лабораторию, забрать Зака и погрузить его в криосон, пока не изготовят новую партию "химеры" для него. И тут снова ты, — его голос сочился ядом, — и след исчезнувшего образца! Я приказал Томасу договориться по-хорошему, чтоб не вышло, как со Стасом, но ты не послушала.

— Я понятия не имела о "химере"!

Килкени пожал плечами, не комментируя мою реплику.

— К сожалению, на Нодаре все оказалось непросто. Там свои неписаные законы, зоны влияния и свои боссы, крышующие амбициозные проекты. Томас мне был срочно нужен там, и мы почти упустили тебя.

— Ты хотел меня убить, — напомнила я.

— А что, нужно было тебя по головке погладить? Спасибо, что погубила последний шанс моего сына?!

— М-м-м, добрый папаша, да? — осклабилась я. — А тут, на Прино, когда в лаборатории живьем людей сожгли, тоже высокими принципами руководствовались?

— Я узнал о пожаре только неделю назад, когда начал проверять деятельность Томаса и понял, что он копает под меня. Думаю, он с самого начала рассматривал должность помощника как трамплин на мое место. Благо на Нодаре для карьерного роста зачастую достаточно лишь убрать босса. Он ждал удобного момента, когда я налажу подпольное производство "химеры", чтоб сразу снять сливки. Заподозрив Томаса, я... так сказать, отдалил его от себя...

— Вышвырнул, что ли?

— Прежде я бы сформулировал как "перевел в удаленный филиал", — усмехнулся Килкени. — Но он знал о моей ахиллесовой пяте — Заке. Когда Том внезапно рванул к Прино, я последовал за ним... И сразу же узнал, что формула "химеры" больше ни для кого не секрет.

— Что, много денег потеряешь? — съязвила я.

— Не очень, — разочаровал меня Фредерик. — Ты устроила мне хорошую рекламу. В перспективе теряю много, зато на первую партию "химеры" могу взвинтить цены до небес. Когда дело касается жизни, люди отдадут любые деньги. Да и Земной Союз наконец-то от меня отстанет — они же кипятком писали, так жаждали заполучить формулу.

— Зачем она им?

— Политика... На Маргуне год от года усиливаются оппозиционные настроения. Будь у Земли "химера", политики любого ранга и из любого лагеря перед ними на цыпочках ходили бы. Эрика Лау хотела получить формулу и заставить замолчать всех причастных. Они пытались пару раз подкупить людей из нодарской лаборатории, спасало то, что формулу целиком знало только трое человек, включая меня.

— Томас тоже?

— Нет, он бы продал меня с потрохами.

Телефон тихо тренькнул — деньги поступили на счет. Фредерик заторможено перевел на взгляд на часы и словно очнулся.

— Говори адрес.

— Я поеду с вами. Хочу объясниться с Заком.

— Машина за углом.

— Один звонок только сделаю...

— Кому? — он подозрительно сощурился.

— Не волнуйся, хотела бы тебя сдать, сделала бы это уже давно, — буркнула я, набирая номер страхового агента.

Невзрачная комната отеля. Сколько мы их поменяли за последнее время? Я уже сбилась со счета... Маргунец дремал поверх одеяла в одежде.

— Зак! — позвала я.

Проснулся он мгновенно.

— Что-то с Роком, да? — мальчишка подлетел ко мне, с тревогой вглядываясь в лицо.

— Нет, с ним... — язык не поворачивался сказать, что в порядке. Совсем не в порядке... — Он в том же состоянии. Тут такое дело... Ты только выслушай меня до конца. Ладно? — я села и потянула его за руку, усаживая рядом с собой.

— Ну.

— Року на операцию нужны деньги. Большие деньги. Я испробовала разные варианты, но такую сумму не соберу. Вот... И... Мне нужно было позвонить. Мой телефон разбился, поэтому я взяла твой... — я выудила из кармана телефон.

— Это мамин.

— Правда? Так вот... На него позвонил твой отец...

— Что ему нужно? — враждебно процедил мальчишка.

— Он волновался, предупреждал опасаться Томаса.

— Его предупреждение несколько опоздало, — зло хмыкнул Зак.

— В общем... Мы поговорили...

— И?

— Он ждет тебя в коридоре...

— Что?! — Зак вскочил. — Да как ты могла?! Постой, я понял... Килкени тебе заплатил. Что молчишь? Заплатил?!

— Да.

— Сука! — прошипел сквозь зубы мальчишка. В его глазах пылала такая концентрированная ненависть, что казалось, еще секунда — и я вспыхну в ее огне.

— Пойми, Року не выжить, если не достать денег... — озвучила я беспрерывно терзающий меня кошмар.

Маргунец снова сел на диван, спрятав лицо в руках.

— И еще... Килкени утверждает, что не убивал твою маму. Зак, она действительно давно страдала синдромом Реля?

Он дернул плечами.

— Она хорошо выглядела, не как на последних стадиях... Да и какая теперь разница?!

— Думаю, для тебя разница есть.

— Иди к черту. Он там? — Зак мотнул головой в сторону двери.

— Да.

— Убирайся.

Я только сейчас заметила, что когда Зак зол, интонации его голоса до боли напоминают манеру говорить Килкени. И не верь после этого в генетику.

В коридоре, прислонившись к противоположной стене, терпеливо ждал Килкени.

— Здравствуй, Зак, — Фредерик казался спокойным и расслабленным, но в голосе ощущалась тревога. — Поговорим?

— Как будто у меня есть выбор, — поджал губы мальчишка. — Заходи.

Дверь захлопнулась перед моим носом, отрезая от разговора. Я прижалась ухом к полотнищу двери, но ничего не услышала.

Они вышли из номера через десять минут. Зак нес контейнер с "химерой", а Килкени тащил рюкзак и выглядел крайне глупо в своем официальном костюме и с подростковым рюкзаком через плечо.

Маргунец остановился в дверном проеме и, не глядя мне в лицо, произнес:

— Просто, чтоб ты знала — я тебя ненавижу. И отдай телефон, он мамин.

— Держи, — я протянула коммуникатор.

— Ну, — он ухватился за корпус, но я не спешила отпускать, пока не поймала взгляд Зака.

— Прости меня. Пожалуйста, — пальцы разжались.

Он ушел молча, не оглянувшись. Килкени кивнул на прощание и прикрыл за собой дверь.

Я сползла по стенке и закрыла глаза.

Предательство — это всегда мерзко и противно. Но я не видела иного пути. Не прилетел вдруг волшебник на голубом вертолете, чтоб вручить мне желанные деньги, администрация больницы не прониклась сочувствием к страждущим, "аномалия" тоже не спешила рассасываться. Проблемы не решались щелчком пальцев... И хорошего выхода из безвыходной ситуации не существовало...

Последние две недели я сомнамбулой бродила по больнице. Меня преследовала навязчивая идея: пока я смотрю на Рока, ничего плохого не случится, но стоит только отвернуться... В общем, я торчала у стеклянной стены, не отрывая взгляда от медкапсулы. Зеленая точка его сердцебиения на дисплее стала моим пульсом. Рока по-прежнему держали в искусственной коме.

Я сняла комнатку, больше похожую на келью, в гостинице при больнице, расположенной в правом крыле здания. Самым страшным было оставлять Рока одного на те несколько часов, что требовались на сон (я бы могла ночевать на мягкой скамейке у палаты, но меня оттуда выгоняли на ночь).

Знаю, что это глупо и маниакально. Знаю...

Один раз даже удалось подлизаться к дежурному врачу двойным капучино и на минутку проскользнуть в палату, чтоб взглянуть на Рока вблизи. Он был до того бледный, словно в нем не осталось ни капли крови. Лишь размеренный писк аппарата доказывал, что он еще жив.

Килкени сдержал обещание и перечислил оставшуюся сумму. Между тем закончилось действие "аномалии", консульство подтвердило оплату лечения с Крета. Проблема денег больше не стояла, и мой мир сузился до пределов больницы. Вне этих стен господствовала пустота.

Две недели ожидания... Это изнуряет...

Рока привели в сознание только на пару минут перед операцией, пока везли по коридору. Он бездумно смотрел пустыми глазами сквозь пластик медкапсулы, вряд ли узнавая хоть что-то.

Потом три часа и двадцать семь минут ожидания... После операции хирург наконец-то сообщил, что самое страшное позади и можно надеяться на лучшее. Рока еще сутки подержали под наблюдением, но не помещали больше в медкапсулу, а затем перевезли в отдельную палату, куда пустили меня.

— К вечеру должен очнуться, — доброжелательно улыбнулась медсестра, закрепляя датчики на участках тела, не закрытых стерильными повязками.

Я осторожно присела на краешек кресла, дивясь тому, что наконец-то нахожусь так близко от него. Едва касаясь, провела кончиками пальцев по здоровой руке, просто чтоб убедиться, что не брежу. Так хотелось прижаться щекой к его ладони, но я боялась причинить боль.

По щеке поползли слезы, и я впервые не пыталась их сдержать.

Ты так сильно мне нужен... Ты даже представить не сможешь, насколько...

Пожалуйста, возвращайся.

Просто живи... Мне даже все равно, где и с кем. Пускай не со мной и за миллионы световых лет... Не важно. Мне просто нужно знать, что где-то во вселенной ты есть...

Глава 44. О трудностях выздоровления

Рок

Как же хочется пить... Во рту пересохло, язык превратился в сухую пористую губку. То, что я нахожусь в больнице, понял сразу по запаху медикаментов и специфичной слабости, которая могла быть лишь следствием наркоза и обезболивающих. Шевелиться не хотелось, но жажда оказалась сильнее — пришлось открыть глаза, чтоб сориентироваться в пространстве-времени. Сбоку раздался шорох, и передо мной возникло лицо Кары.

— Рок? — шепотом позвала она. — Ты очнулся?

— Воды, — прохрипел так тихо, что сам не разобрал слов.

— М-м-м... — Кара озадаченно нахмурилась, но через мгновение догадалась: — Дать пить, да?

Я слабо кивнул, поняв, что внятно говорить пока не в силах.

— Сейчас, секундочку, — она исчезла, послышался шум воды, и благословенная влага коснулась губ. Но Кара только слегка смочила их.

— Еще.

— Много нельзя... Ладно, одну ложечку. Больше не проси.

От долгой неподвижности тело онемело и казалось чужим. Мозги, как ни странно, соображали четко, а вот слова выдавливались с трудом, через силу, будто при крайней степени опьянения.

— Долго я тут?

— Две недели. Тебя подстрелили, помнишь?

— Такое забудешь...

— Прооперировали сразу, а сегодня утром — еще раз. Но уже все хорошо, ты поправишься.

Невредимой рукой стянул с груди простынь ... Так-с, повязки на левом плече и туловище. Ничего не чувствую: боли нет, только слабость.

— Тш-ш-ш, не трогай, — пресекла мое движение Карина, ухватив за ладонь и осторожно уложив руку обратно. — Подожди, врача позову.

Она нажала что-то у изголовья и склонилась ко мне. Вся какая-то серая с запавшими щеками, заострившимися скулами, с сжатыми в тонкую бесцветную линию губами. На ее лице остались лишь одни огромные глазищи.

— Как ты себя чувствуешь?

— Терпимо... Выгляжу точно получше тебя, — фыркнул я.

— Умеешь ты комплименты делать, — беззлобно улыбнулась Карина.

— Ну-у... Пока не отошел от наркоза, следует пользоваться моментом и резать правду. У вас все нормально? Живы-здоровы?

— Да, все хорошо, не волнуйся, — ласково улыбнулась нормалка.

После осмотра эскулапом меня снова сморил сон. Проснулся, когда за окном уже темнело. Карина дремала в кресле, поджав под себя ноги и склонив голову на подлокотник. Ни дать ни взять — котенок, свернувшийся клубком. Она встрепенулась, ощутив мой взгляд.

— Проснулся? Тебе что-то нужно?

— Подними изголовье. Хочу посидеть.

— Тебе, наверно, пока нельзя...

— Хоть немного.

— Ладно. Сейчас, подожди... Разберусь, как оно работает. Так... ага... — верхний сегмент кровати пополз вверх. — Все, хватит.

— Спасибо, — я огляделся вокруг. В голове еще плавал туман, но общее состояние удовлетворительное. Две недели, она сказала? Неслабо меня задело. — Томас мертв?

Я этому гаду не оставил шансов, но хотелось убедиться и расспросить в подробностях.

— Да.

— Полиция сильно прессовала?

— Нет, меня только на опознание звали... Сказала, что не знаю, кто он, и все.

— Не допрашивали? Подписку о невыезде брали?

— Нет, я тогда только сказала, что ничего не знаю. Больше не приходили.

— Ясно.

— Надо было рассказать?

— Нет, так даже лучше. Будут спрашивать, продолжай стоять на своем. Ничего не знаю, ничего не видела.