Тень кондотьера

Однако вечность оставалось мёртвой недолго.

Спустя миг раздался характерный хлопок, время вырвалось на свободу и пустилось галопом нагонять само себя. В тот же самый момент в многоцветную реальность Пределов мощной струёй ударила сквозь пробуренную молотобойцами дыру непроглядная монохромность Запредельного. Всё вокруг тотчас потускнело, а панцирь монстра завибрировал. Вместе с ним стала ходить ходуном и стена дома. Так закачалась она бедная, что от неё стали отрываться и улетать в разные стороны элементы старинного декора. В какой-то момент показалось, что ещё немного и стена обвалиться, просто-напросто рухнет. А тут ещё и какой-то взрыв случился с той стороны дома. Жуть. Одиннадцатое сентября. Двадцать первое декабря. Спасайся, кто может. Аж во рту всё пересохло. И возникло естественное желание отойти как можно дальше. В глубокой глубине души, конечно. Но возникло.

Однако напрасно я так волновался, зря переживал. Молотобойцы своё дело знали и знали они его исключительно: один из магов, крепкий скуластый парень с взглядом, обращённым внутрь, уже произносил на латыни текст верного заклятия. Произносил сосредоточено, уверенно и с тем равномерно-постепенным от начала к концу повышением голоса, которое и отличает опытного мага от новичка. Когда же прозвучало последнее слово строгой формулы с ускользающим смыслом, по воздуху пробежала стеклянная волна, а в следующую секунду панцирь вспыхнул ярким пламенем. Настолько ярким, что даже моим, защищённым тёмными очками, глазам стало нестерпимо больно. Я невольно зажмурился. Когда же вновь открыл глаза, увидел, что панцирь уже испарился, будто не было его никогда, а занявшуюся огнём плоть монстра окутали клубы чёрного дыма. Скрыл этот плотный дым монстра. Проглотил. Так я его и не разглядел толком.

Казалось бы, дело сделано, операция по уничтожению нездешней дряни успешно и с блеском завершена, ушёл он страшным криком в эхо, едким дымом в небо, серым прахом в землю, и вроде как можно расходиться. Однако никто из молотобойцев, не сдвинулся с места. Зажимая ладонями рты и носы, чихая, кашляя, они продолжали находиться на своих боевых позициях. Улома тоже оставался там, где до этого стоял, только сложил руки на груди и в ожидании дальнейших событий поглядывал время от времени на часы.

Гадать долго не пришлось, вскоре выяснилось, чего молотобойцы ждали. В какой-то момент из гущи смога, из этого клокочущего, клубящегося непроглядного месива, вырвалась бархатно-чёрная стая неведомых птиц. Походили они на раскормленных воронов, только с ушастыми головами грифов, и было их никак не меньше сотни. Беззвучно взбивая воздух мощными крылами, они не стали излишне долго кружить над задымлённым двором, сделали три вызывающих круга — больше, меньше, ещё меньше, и устремились в лазоревую высь девственно чистого небосвода. Я, признаюсь, ахнул от неожиданности — вот же каким живучим на деле злыдень оказался: мытьём не получилось, решил катаньем взять. А потом разглядел в хищном клюве у одной птицы нечто сверкающее, догадался, что это пресловутое Зеркало Ананда (а что же это ещё могло быть?), и, проклиная как никогда раньше свою временную пустокрылость, выхватил пистолет.

Птица-воровка держалась строго центра стаи, остальные же, подчиняясь строгой директиве неведомого хозяина, пытались всеми возможными способами защитить её. И, надо признать, выходило у них это неплохо. Грамотно всё делали. Закладывая невероятные виражи, совершая хитрые перевороты и вращенья, они доблестно подставлялись и под смертоносные лучи молотобойцев, и под заговорённые пули моего кольта. И все погибли. Все сгорели. Все превратились в хлопья чёрного снега. Все, кроме одной — той, в которую я так тщательно целился, да так ни разу и не попал. Исчезла она в невероятной выси. Растворилась в ней без остатка. Ушла.

С разгромом волшёбной стаи боевая часть операции (благополучно ли, не совсем ли благополучно — это как посмотреть) завершилась, но спасательная продолжилась. Отдав короткие и энергичные распоряжения обследовать подвал, зачистить территорию от остаточной Силы и обработать случайных свидетелей, Улома решительным шагом направился со двора. Мне находиться во дворе тоже не имело ни малейшего смысла, и я проследовал за подполковником.

Со стороны фасада, прямо у крыльца уже стояла машина "Скорой помощи". Жалюзи в подвал Процентщика сапёры благополучно снесли направленным взрывом, исковерканные двери валялись в стороне, и четыре медбрата (меньшее количество Михея вряд ли бы не потянуло) выносили перепуганного антиквара из подвала на носилках. Не знаю, как там дело обстояло у бедолаги со здоровьем, но он жив был точно, во всяком случае, активно жестикулировал, всё время порывался встать, а, когда увидел нас с Уломой, приветственно помахал рукой. Левой. Правую же в знак благодарности приложил к сердцу. Потом, состроил умоляющее лицо и показал в сторону проёма, присмотрите, дескать, братцы, за имуществом. Я пожал плечами и показал подбородком на Улому, а тот кивнул — не переживайте, гражданин, присмотрим.

Только-только медбратья погрузили Процентщика в "таблетку", на другой стороне улицы припарковалась служебная белая "Волга", из неё выбрался и трусцой трактирного полового подбежал к нам капитан Воскобойников. На этот раз адъютант Ледовитого не стал натягивать на себя форменный комбинезон, нарядился в более привычную тёмную костюмную пару. На голову нахлобучил тирольскую шляпу, в руках держал свёрнутый так, так и ещё вот так серенький плащ. Зачем он ему был нужен, ума не приложу. Погода стояла преотличная.

— Господин подполковник, что тут происходит? — сходу обратился Воскобойников к Уломе.

— Хлеб свой отрабатываем, капитан, — не слишком охотно ответил тот. — Демонов лобзиком выпиливаем.

— Почему Марка Семё... — Сообразив, что намёк на "близость к телу" в этой компании не слишком уместен, Воскобойников сбился, но через секунду поправился. — Почему, кондотьера в известность не удосужились поставить?

Лицо Уломы скривилось так, будто ему под нос подсунули кусок ещё три года назад протухшей колбасы.

— Слушай, капитан, может мне ещё разрешение спрашивать, когда на гальюн приспичит? А? Чего грозно так зенками вращаешь? Уезжай ты отсюда, капитан. Не зли меня. Уезжай от греха подальше. И передай своему Мраку... Да, Мраку Семёновичу, что я действовал исключительно в рамках своей юрисдикции. И при этом ни единой инструкции не нарушил. Ты понял меня, Федя?

Что на этот гневный выпад ответил Уломе нахохлившийся Воскобойников, я не услышал. У меня в этот момент заворчал в кармане мобильный, пришлось отойти. Звонил Воронцов.

— Ты не поверишь, дракон, — сказал он с некоторым волнением, — номер, что ты дал, зарегистрирован на...

— Марка Семёновича Ледовитого, — закончил я за него.

— Ё, а откуда ты...

— Тоже не лыком шиты.

— В курс дела не введёшь? Дюже интересно.

Я хмыкнул.

— Мой тебе совет, вампир: держись от этого дела подальше. Ввести-то смогу, боюсь, вывести потом не смогу.

— Знаешь что, дракон, — после короткого молчания сказал Воронцов, — а я, пожалуй, твоим советом воспользуюсь. Пошло оно всё.

И с этими словами отключился.

Сунув телефон в карман, я оглянулся: не подрались ли капитан с подполковником? Нет, не подрались. Разбежались. Воскойников уже шёл к машине, а Улома от негодования краснее варёного рака глядел на него гордо уходящего ненавидящим взглядом. Казалось, сейчас не выдержит, сорвётся, догонит и в порошок сотрёт. Нет, не сорвался, но крикнуть вдогон крикнул:

— Пусть расскажет сперва, на какое лево вещицы казённые уходят. Вот тогда и поговорим. А то понимаешь "ждёт с рапортом". Ага, всё бросил и побежал.

Воскобойников ничего на это не ответил, даже не обернулся. Может, не услышал, может, нечего было ответить. Может, ещё что. Только сел молча в машину и в ту же минуту укатил.

Подходя к прекрасному в своём гневе молотобойцу, я покачал головой:

— Круто ты с ним. Не выйдет боком?

— Да пошли они, — выругался в сердцах Улома. — Права суки качают. Было бы кому качать. Мы ещё разберёмся, что за птица такая этот Марк Семёнович. Уж не оборотень ли. В смысле — в погонах.

— Есть основания подозревать? — осторожно, как бы между прочим, поинтересовался я. На самом деле тема меня по понятным причинам очень интересовала. Даже больше, чем очень. Честно говоря, мне даже захотелось крикнуть: "Давай выкладывай живее!" Еле-еле сдержался.

— Представь себе, есть основания, — ответил Улома, оглядевшись по сторонам и снизив тон. — И основания веские. Ты видел, Егор-братишка, чем оборотня с Маяковского кончили? Обратил внимание?

— Ну а как же, обратил, конечно. Кортиком его зарезали. И, насколько понял, кортиком егерским.

— Так точно, точно так. А ты знаешь, что это не простой кортик?

— Догадываюсь, что заговорённый.

Улома мотнул головой:

— Да я не про то. Я про то, что такой кортик в магазине не купишь. Это наш ведомственный кортик. Наградой.

— Наградной? — изумился я.

— Именно. Отличившимся сотрудником Постов вручают такие. Лучшим из лучшим.

Вот теперь кое-что стало проясняться.

— Вон оно что, — сказал я после паузы. — Помнится, видел такой кортик у тебя.

— Имеется, — не без гордости сказал Улома. — Вручили одиннадцать лет назад за особые заслуги. Номер у моего ноль сто тридцать два. Редко ношу. По праздникам великим. Ну или когда перед девками покрасоваться приспичит.

— У того, которым оборотня зарезали, номер, помнится, тридцать два сорок пять. Ничего не путаю?

— Нет, Егор-братишка, не путаешь. Так и есть. Тридцать два сорок пять.

— Уже проверил чей?

— Нырок проверил, он дело ведёт. По реестру наградному выходит, что пока ничей это кортик. Никому его не вручали.

— Нормально, — покачал я удивлённо головой. — Это что же получается, со склада его украли? Так?

— В том-то и вся тонкость момента, Егор-братишка, что эти кортики, не на складе хранятся, они среди прочего всякого у кондотьера в так называемом третьем потайном сейфе хранятся. В кабинете. Восемь штук по описи на сегодняшний день должно там лежать. По факту — семь.

— Неужто Володя не струхнул главного проверить?

— А Володе по барабану: главный, не главный. Ты же его знаешь. Он не за наших и не за ваших, он за порядок и закон. Парень кремень. Козырнул, бумаги показал и предложил предъявить к комиссионному осмотру. При этом намекнул, что в случае отказа будет апеллировать к Двум Из Трёх. Короче, прижал Ледовитого к стене. Тому ничего не оставалось, как ключи отдать.

— Ну и как премудроковарный отреагировал? — поинтересовался я. — Имею в виду потом, когда недостача вскрылась?

— Удивление разыграл, — презрительно хмыкнув, ответил Улома. — Дескать, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. Не понимаю, куда кинжал делся. А когда понял, что замять не удастся, назначил внутреннюю проверку.

— Думаешь, он как-то причастен к убийству на Маяковского?

— Ну а как же! Обязательно. Не знаю как, но причастен. Может, не сам оборотня резал, может, послал кого. Это мы скоро узнаем. Нырок в дело зубами вгрызся будь здоров. Только чего бы он там ни раскопал, Ледовитов, сдаётся мне, уже вне игры. И это очень хорошо.

Не стал я у него выспрашивать о какой игре идёт речь, мне и своих игр хватало за глаза. Да и подполковнику не праздных разговоров было, он уже мотал головой, выглядывая, как идут дела у служб зачистки. Однако прежде чем оставить его один на один со служебными заботами, я всё-таки решил поделиться обещанной информацией:

— Пока не забыл. Насчёт крысы, что на Архипыча стукнула. Должен огорчить: человечек, на которого грешил, чист оказался. Так что не в курсе я, Боря, кто постарался.

— А знаешь, Егор-братишка, — отозвался Улома, — есть мнение, что тот кадр, который трикстера отравил, сам же и позвонил дежурному. Чтоб стрелки перевести.

— Думаешь? Подожди, а как он местонахождение трикстера вычислил? Никто же не знал, что я его Архипычу привёз.

— А тут и знать нечего. Самохин мне вчера вот что сказал: когда плод Верти-Праха гореть начинает, колдун-хозяин видит его в этот момент внутренним взором. Такое в этот фокус вложено продуманное магическое подтверждение. Вот теперь, Егор-братишка, и прикинь. Как только гад всё увидел, так сразу дежурному и позвонил. Я сегодня между делом заглянул в Журнал дежурств. Записано, что звонил аноним. Доброжелатель, твою мать. Но номер мобильного, с которого звонили, и дежурный, и система независимого контроля, естественно, зафиксировали. Как ты понимаешь, никто по этому номеру не отвечает. Сейчас, тут закончим, дам команду пробить по базе.

— Скажи, — поинтересовался я для очистки совести, — а этот номер, случайно, не на восемь-два-восемь заканчивается?

— Подожди, секунду... — Улома вытащил из кармана телефон и вызвал на экран номер из встроенной записной книжки, после чего посмотрел на меня удивлённо: — Ну ты, Егор-братишка, и даёшь. Откуда знаешь?

— От верблюда, — ответил я.

— Познакомишь?

— Обязательно. Потом как-нибудь. Слушай, не пробивай ты этот номер. Я уже знаю, чей он.

— Ну и чей?

Глянул я на Улому внимательно, подумал хорошенько и, мотнув головой, отрезал:

— Не скажу. — А в ответ на его недоумённый взгляд пояснил: — Боюсь, много лишних телодвижений сделаешь, уж больно ты. Боря, горяч. Давай мы это дело обсудим, когда Архипыча выпустят. Тем более что без него мы эту тему всё равно не поднимем. Да и без этой темы, нам много чего всем вместе нужно обмозговать. Дела творятся в городе, как видишь, поганые.

— Да, Егор-братишка, — согласился со мной Улома, — дела в действительности что-то пошли косяком и дела всё больше косячные. — После этих слов он протянул мне для рукопожатия огромную ладонь: — Ну что ж, стало быть, так тому и быть. Как только шеф объявится, трубим общий сбор.

Пожав его пятерню, я кинул прощальный взгляд на чудом устоявший в битве с тёмной силой дом и направился к машине.

Через полчаса наконец-то добрался до офиса.

И Вуанг, и Лера находились в приёмной. Вуанг с невозмутимым видом сидел на диванчике возле вешалки и, как ни в чём не бывало, читал книжку в потрёпанной обложке. Лера находилась на своем рабочем месте, за компьютером, и что-то печатала. Не сказал бы, что она выглядела подавленной. Притихшей — да. Озабоченной — да. Но никак не подавленной. И в одежде никакого смятения не чувствовалось, подошла она к наряду с холодной головой и предпочла нынче стиль не деловой, однако и не слишком праздничный. Бирюзовую шёлковую блузку одела продуманно и белые брючки-бриджи.

— Привет, подруга, — коротко кивнув воину, поприветствовал я девушку.

— Привет, шеф, — выглянула она из-за экрана.

— Кажется, вчера ты меня уже Егором называла.

— Да? Правда? Честно говоря, не помню

— Называла-называла, — подтвердил я, подходя к её столу. — И дальше так называй. Отныне ты мне в этой реальности сестра наречённая, а в той... — Я оглянулся на Вуанга (тот обращал на нас никакого внимания), затем снова посмотрел на Леру. — А в той теперь нет мне ближе существа, чем ты. И сдаётся, нам с тобой, сестрёнка, нужно поговорить по душам. Поговорим?