Иван Оченков Приключения принца Иоганна Мекленбургского

— Но разве избрание царем шведского принца не принесло бы Московии значительных выгод?

— Да, от этого вообще были бы одни плюсы, и, будь это в любой другой европейской державе, они бы перевесили, но только не в русском царстве. Они захотят иметь своего православного царя и сделают все для этого.

— А без православия никак нельзя? — напряженно спросила Катарина.

Все же она истовая лютеранка, и для нее это вопрос принципиальный. Как бы ответить так, чтобы не оскорбить ее чувств, а то чревато.

— Ваше высочество, как вы полагаете, если бы король Сигизмунд не настаивал на своем католичестве, кто был бы сейчас королем в Швеции? Но, к счастью, ваш кузен Сигизмунд большой осел, а шведы не хотят видеть своим королем католика. Так вот, милая госпожа, русские ничуть не хуже шведов. И им так же, как любому иному народу, ведома гордость. Что касается перемены веры, то это хотя и деяние не слишком достойное, но иногда совершенно необходимое. Хотел бы напомнить вам, что Генрих Бурбон перед коронацией сказал: "Париж стоит мессы", — так вот, по моему мнению, Москва не дешевле молебна!

— Я полагаю, Карл Филип примет православие! — твердо сказал Густав Адольф.

— Боюсь, поздно, друг мой. Если бы ваш брат уже был православным, а Якоб Делагарди воевал с поляками, а не пытался захватить Новгород, — может, из этой затеи что-нибудь и выгорело бы.

— А Сигизмунд или его сын Владислав могут занять трон в Москве?

— Во-первых, я хотел бы заметить, что это было бы крайне плохо для Швеции. Русские не поляки, тот, кто станет у них царем, получит всю полноту власти. Конечно, ему надо будет учитывать мнение старой аристократии, но польского бардака там никогда не будет. Во-вторых, я полагаю, Владислав упустил свой шанс, а у Сигизмунда его никогда и не было. Когда русские свергли Шуйского, Владислав имел бы некоторые возможности примирить стороны после Смуты. Однако для этого он должен был бы выполнить ряд условий. Прибыть в Москву на присягу, безоговорочно принять православие, пообещать всем участникам смуты амнистию. Так или иначе, он бездарно упустил эти возможности.

— И что же ты предлагаешь?

— Я абсолютно уверен, что русские и сами выгонят поляков из своей земли. Было бы недурно им в этом помочь, тем более что Швеции поражение поляков на руку. Ну а потом — кто знает? Будут выборы царя. Чего не бывает в жизни, может, и Карла Филипа выберут. Если нет, тоже не беда. Против поляков нужен союзник, а русские еще долго будут отвоевывать у них свои земли.

Одним прекрасным днем случилось долгожданное для меня событие: из Голландии пришел корабль, в трюме которого помимо всего прочего были заказанные мною ван Дейку кремневые ружья. Я в сопровождении верных Лелика и Болика помчался принимать заказ. Ван Дейк полностью выполнил свою часть уговора, ружья были практически точной копией того, что я давал ему в качестве образца. Добротный ствол, качественный замок французского типа, ореховое ложе при минимуме украшений. Каждый ствол украшен двумя клеймами. Одно — льежской испытательной станции, второе — личное клеймо ван Дейка. Разумеется, ружья тут же были выборочно подвергнуты испытанию. Все работало безукоризненно. К каждому ружью прилагался железный шомпол, пулелейка, пороховница, и все это в единообразных патронных сумках. Хитрый голландец и тут сумел потрафить клиенту: на каждой сумке был герб Мекленбурга: бычья голова в герцогской короне. Молодец, уважаю!

Сопровождал груз племянник почтенного негоцианта — сам он, как видно, в Швецию ходить зарекся. Племянник, надо сказать, был довольно молодым человеком приятной наружности, внешность которого немного портил шрам на левой щеке. Во время приемки ружей мы разговорились, и образ его мыслей также пришелся мне по душе. Я уже подумывал, не предложить ли молодому человеку службу, когда после завершения всех дел он подал мне письмо от дяди. Странный парень, подумал я, обычно прежде подают рекомендательные письма, а уж потом все остальное. В письме ван Дейк-старший помимо всего прочего просил за племянника. По его словам, молодой человек успешно служил в войсках штатгальтера, но один неприятный случай, закончившийся дуэлью, поставил крест на карьере молодого военного. И добрый дядюшка интересовался — не буду ли я столь любезен порекомендовать шведскому королю его племянника.

— Как вас зовут, молодой человек? — начал я задавать вопросы.

— Рутгер, ваша светлость.

— Рутгер, прекрасно, вам известно, о чем меня просит ваш дядя?

— В общих чертах.

— Замечательно. Вам нужна служба, а мне нужны толковые люди. Как вы на это смотрите?

— Это больше, чем я смел надеяться, ваша светлость, для меня будет честью служить вам.

— Вот как? Чего же такого рассказал вам ваш дядюшка обо мне?

— О, ваша светлость, дело не только в рассказах дяди, о вас идет молва по всей Европе.

— Что вы говорите! Могу себе представить что обо мне болтают досужие сплетники, впрочем, учтите — все, что в этих слухах плохого, почти наверняка чистая правда. Я еще тот фрукт!

Мы весело рассмеялись и, распорядившись об отправке ружей на "Марту", отправились в мою резиденцию. Так я называл подаренный мне покойным королем Карлом дом. По пути я посетовал на отсутствие цветов. Действительно, как ни трудно мне это было представить, но подарить букет невесте было целой проблемой. Полевые цветы в Швеции не слишком радовали глаз, а оранжереи еще в моду не вошли. Розы вообще, по слухам, росли только в Италии и на Балканах, и даже тюльпанов никто толком не разводил. Вот как без цветов устроить конфетно-букетный период в отношениях? Конфет, кстати, толком тоже нет. Шоколад только-только стал появляться в виде напитка, и до шоколадных конфет — как до Китая пешком. Ну а то, что изготавливают местные кондитеры, лучше не есть — здоровее будешь. Бог его знает, что они туда кладут, но сильно подозреваю, что все эти глутаматы и аспартамы, вкупе с Е-95, идентичные натуральным, просто детская шалость по сравнению с продукцией местных алхимиков от кондитерской индустрии. Рутгер, поняв суть моих проблем, как только мы прибыли, полез в свой сундук и достал оттуда сверток с несколькими невзрачного вида луковицами, которые и предложил мне. Сначала я не понял.

— Рутгер, что это?

— Луковицы тюльпанов, ваша светлость!

— Замечательно! Ты предлагаешь мне вырастить цветы самому? Чудная мысль, но, боюсь, на нее совершенно нет времени.

— Что вы, ваша светлость, подарите эти луковицы вашей невесте! Клянусь честью, на нее это произведет неизгладимое впечатление!

Немного поразмыслив, я решил последовать совету ван Дейка-младшего. В конце концов, что я теряю? Репутация оригинала у меня уже есть, тут я ничего ни убавлю ни прибавлю. Денег на какую-нибудь достойную королевского происхождения Катарины ювелирную побрякушку у меня все равно нет. А тут вроде как внимание проявил, и не банально.

Действительность превзошла все самые смелые ожидания. Когда дочь и сестра короля поняла, что именно я ей принес, она только что не прыгала от радости. Как оказалось, это жуткая редкость и до недавнего времени тюльпаны выращивали только французские аристократы. Сейчас, конечно, ситуация немного изменилась и тюльпаны стали выращивать в Голландии, но до Швеции эта мода еще не дошла.

— Ах, Иоганн, как это мило! — воскликнула Катарина, глядя на меня сияющими глазами. — Но ведь это очень дорого!

— Ну что вы, сударыня! — отвечал я. — Мне для вас ничего не жаль. К тому же это такие пустяки, что, право, не стоит благодарности.

— Боже, вы такой милый! — заявила она, счастливо улыбаясь, и попыталась поцеловать меня в щеку.

— Да я просто душка! — ответил я и подставил ей губы вместо щеки.

Наши губы встретились, и мы в первый раз поцеловались. Похоже, что кое-кто вообще целовался впервые в жизни.

Вечером я, преисполненный благодарности, спросил ван Дейка, сколько стоят эти чудесные луковицы... В следующий раз пойду к ювелиру!

Следующий день мы в компании канцлера Акселя Оксеншерны занимались очень важным делом — обсуждали будущий брачный контракт герцога Иоганна III Мекленбургского и принцессы Катарины Шведской. Мы — это вышеупомянутый канцлер, вдовствующая королева Кристина, Густав Адольф и ваш покорный слуга. По идее брачный контракт должны обсуждать родители, но матушка моя в лучшем случае может приехать только на свадьбу. Так что интересы себя любимого я представляю лично. Присутствия молодого короля поначалу также не предполагалось, но на этом настоял я. Дело в том, что мой друг Аксель изначально был против этого брака. Дескать, можно найти карлика и покрупнее. В принципе верно. Дружба дружбой, а служба службой. Одобряю (а при случае и припомню)! Так что действия Акселя предугадать нетрудно: будет зажимать приданое. Хотя нет, зажать он ничего не сможет, тут покойный король Карл постарался, царство ему небесное, а вот сократить мои возможности запустить в богатство невесты свои шаловливые ручки — это он, как пить дать, постарается. Королева Кристина в силу природной скупости его в этом начинании поддержит, тут и к бабке не ходи! А вот молодой король, глядишь, и посовестится. Все же я, как-никак, герой войны, надобно наградить, а денег в казне нет, а тут вроде как и не свое, и деньги в семье останутся.

В принципе мои расчеты оправдались. Конечно, мы с Густавом просто щенки против этих матерых волкодавов, чтобы переиграть их на их же поле. Однако, очевидно, опасаясь, что молодой король может взбелениться от беспардонности матушки и канцлера, палки они не перегибали. Итак, моя невеста богатейшая девушка в Швеции и после свадьбы таковой останется. Однако все доходы после свадьбы будут поделены на четыре части. Четвертью буду распоряжаться я, четвертью она, а половиной — по обоюдному согласию. После рождения детей оная половина будет основой их наследства или приданого. Номинальным владельцем всех активов в любом случае будет Катарина, и если один любвеобильный герцог будет финтить, то он пойдет лесом с голой задницей. Если Катарина умрет прежде меня, то ее состояние достанется детям, до совершеннолетия которых им буду распоряжаться я. Если детей Бог не даст, то о чем вообще разговаривать, все вернется в семью Ваза. Этот пункт был самым спорным. Я сразу заявил, что если детей не случится, то подозревать, что в этом буду виноват я, нет никаких оснований. И вы, ваше величество (королева Кристина), знаете почему. Король при этих словах немного удивленно захлопал глазами, а Аксель усмехнулся. Однако будущая теща осталась непреклонной, и пункт не претерпел изменений. А канцлер, цинично усмехаясь, заявил, что мне на войну ехать, а там всякое бывает. А вот это вы, любезный граф, сказали не подумав, ибо я с ходу предложил не затягивать с бракосочетанием. Если высокие договаривающиеся стороны так боятся, что мне что-нибудь жизненно важное отстрелят, так давайте сначала поженимся, сделаем наследника, а потом и на войну можно. Крыть было нечем. Если Аксель и надеялся, что меня на войне могут убить и таким образом разрешатся все проблемы, то он крупно просчитался. Королю мысль о скорой свадьбе пришлась по сердцу, и он горячо ее поддержал. У королевы Кристины возражений также не нашлось, и Аксель скрепя сердце дал согласие. Последним пунктом был вопрос престолонаследия. Точнее, с престолонаследием было все ясно. Король у нас Густав, и его потомство в приоритете, следующий по порядку Карл Филип и его потомство, ну а потом уж принцесса Катарина. Вопрос был в том, кто будет регентом, если до нашего потомства дойдет очередь. Густаву заглядывать так далеко показалось глупым, но королева Кристина и Аксель хотели непременно прописать этот момент в брачном договоре. В принципе понять их можно: когда-то один из моих предков уже сидел на шведском троне, и хотя наглые подданные и скинули его, от прав на шведскую корону Мекленбурги никогда не отказывались. А тут еще такой ушлый жених попался, что поневоле будешь на воду дуть.

Свадьба состоялась через три недели. За меньшее количество времени было просто не успеть все приготовить. Торжество было довольно скромным — все же траур по Карлу IX еще не прошел. Из моей родни на церемонии была только матушка, да и то потому, что и без того собиралась прибыть и случайно успела. Кузен Иоганн II Альбрехт отговорился трауром по жене и ребенку, ограничившись подарком, а из померанской родни и вовсе никто не откликнулся. Почему-то. Ну да ничего, буду в Щецине — глядишь, и попразднуем.

Торжественная служба в церкви — и вот я надеваю кольцо на руку своей нареченной. Катарина несколько обескуражена тем, что все так быстро закрутилось, но не возражала. Да и то сказать, засиделась принцесса в девках, куда уж тут возражать.

Помню, мне резануло глаз то, что на невесте платье красного цвета. Еще подумалось, что вот будет у меня дочка — непременно отдам ее замуж в белом платье. Но, говоря по совести, красное Катарине очень идет. Она выглядит очень величественной, торжественной, ну и довольной, чего там. После церкви следует торжественный обед. Все очень чинно и благородно, сказано — Европа, и подраться-то на свадьбе некому. Дикари-с! Хотя нет, вон какой-то хмырь что-то толкует, развязно размахивая руками, Рутгеру ван Дейку. Все понятно, я для шведского истеблишмента своим так и не стал, однако со мной связываться остерегаются. Во-первых, друг короля, во-вторых, репутация та еще. После кальмарской резни немного страшно. На Лелика и Болика тоже где сядешь, там и слезешь, рубаки известные. А ван Дейк человек новый, отчего бы ему не нахамить, вдруг прокатит. Не прокатило. Вон ван Дейк и хмырь, мило улыбаясь, бочком-бочком пробираются к выходу. Скоро танцы, и начинать будем мы с Катариной. Блин, это что же, я не увижу, как мой новый офицер дерется? Печалька! Показываю глазами братьям фон Гершов, что надо идти за новеньким, проследить, чтобы все по-честному, а то знаю я этих шведов. Когда танец заканчивается и мы с Катариной возвращаемся на место, Болеслав делает мне знак: все, мол, нормально. А быстро! Молодец.

Вот и утро, Катарина доверчиво посапывает на моем плече, а мне не спится. Я в первый раз женат в обеих жизнях, и у меня какое-то странное чувство. Вроде все точно так же, а по-другому. И что теперь будет? Как что! Сначала медовый месяц, потом отправлюсь в Нарву, оттуда в Новгород. В прежней жизни я там так и не побывал, только объехал по трассе Москва — Питер. Отвратительная объездная, доложу я вам, впрочем, сейчас там дорог и вовсе нет. Я неловко шевельнулся и потревожил Катарину. Она открыла глаза и несколько секунд недоуменно смотрела, потом, очевидно припомнив ночь, смущенно улыбнулась.

— Доброе утро, милая! — поприветствовал я ее. — Как тебе спалось?

Катарина еще больше смутилась и покраснела и оттого смотрелась еще более мило. Она, как и подобает выросшей в строгости принцессе, была неопытна и зажата, так что я полночи потратил на то, чтобы хоть немного раскрепостить эту снежную королеву. Был нежен и терпелив, и мне воздалось сторицей, а теперь я хотел продолжения, и она, пожалуй, тоже. Зря я, что ли, старался.