Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

— Ох, как же далеко мы сегодня забрались!

Я улыбнулся скрытому подтексту: последнее время жена полюбила кататься у меня на руках. Мне не в тягость, сейчас в Саше весу как в подростке, немногим более двух пудов. Ношу прямо со стулом, лишний раз тревожить грудь все еще крайне не рекомендуется, тем более, так проще, удобнее и, кажется, приличнее. А что прохожие оборачиваются, так это их личные проблемы — Дойчланд, во многом благодаря нашему "обратному палу", все еще совершенно свободная демократическая страна.

— Держись крепче, — предупредил я.

— Под ноги смотри! — ухватилась за край сиденья Саша.

— Поехали!

Добраться до ратуши быстрым шагом — совсем несложная задача. Можно сказать, мы даже не опоздали, самое интересное еще не началось.

Прямо в центре площади высилась примерно на два моих роста какая-то заботливо укрытая белым полотном штуковина. Вокруг нее, в парадном строе, выстроились несколько десятков полицейских чинов, мэр, чиновники и почетные граждане. За их спинами — поблескивали трубы местного оркестра, а вокруг, от края до края, густо толпились горожане. Чего-то ждут, а заодно — слушают речь про патриотизм, верность долгу, мужество, отвагу, и прочие непреложные ценности развитого европейского государства.

— Памятник поставили, — донес я до Саши обрывки услышанных фраз.

— Бисмарку?

— А кому же еще?!

Не виноват я, что бронзовый, гранитный или гипсовый Бисмарк в Германском рейхе едва не дотягивает до Ленина во времена СССР. Стоит, сидит, бежит, лежит — во всех мыслимых позах и перед каждым вторым сараем.

— Смотри, вроде покрывало снимать собрались!

И верно, под частый барабанный стук холстина поползла вниз...

— Wahnsinn! — опередила меня Саша.

На бронзовом осколке стены стоял, чуть наклонившись веред, бронзовый же полицейский. Широкоплечий, при полном параде, то есть в форме и шлеме, он одной рукой придерживался за стилизованный флагшток, вторую — выбросил кулаком вверх. Мужественное лицо как будто спрашивало: "а что ты сделал для разгрома нацизма?!"

— Лейтенант Клюгхейм! — узнал я лицо.

Надо же было мне три месяца назад, на крыше ратуши, попасть под объектив фотоаппарата! Да не простого обывателя, а самого Джонса Гаррета.* Фото, надо заметить, получилось весьма так себе, силуэт с минимумом деталей на фоне заходящего солнца, однако авторитет популярного журналиста сделал свое дело. Кадр просочился на страницы газет, а чуть позже — попался на глаза политиканам. Собирающим силы для отпора "походу на Берлин" Брюнингу и Гренеру позарез требовался символ — героически погибший "лейтенант под республиканским флагом" идеально подошел на эту роль.

— Он был без шлема, — проворчал я.

— А ты откуда знаешь? — как-то очень подозрительно насторожилась Саша.

— Тут полгорода его без шлема на стене видело, — я кивнул головой в сторону ратуши. — Хотя я скульптора понимаю. Так, то есть со шлемом, сразу понятно — полицейский подвиг совершил, а не какой-нибудь левый проходимец вылез.

— "Гитлер капут" тоже полицейский кричал?

— Наверное, — как можно более беззаботно пожал плечами я. — Хотя мне кажется, лейтенант вопил про что-то совсем иное, да только зеваки неверно разобрали слова.

— И Мерседес наш сам собой в ратушу залетел?

— Лейтенант попросил прокатиться, — с легкой совестью повторил я вошедшую в полицейские протоколы историю. — Не мог же я отказать представителю законной власти в помощи?

— И чек на сотню тысяч ты вдове лейтенанта выписал за разбитую машину?

— Ты же сама все знаешь, — в попытке сменить тему я склонился к Сашиным губам для коварного, совсем недружеского поцелуя. — История с подвигом лейтенанта сильно на меня подействовала. Настолько, что я тогда не удержался, и все же сделал предложение одному важному господину... да-да, тому самому, который из Кельна.

— Ох, Хорст, лучше признайся, сколько миллионов ты ему пожертвовал на создание новой парти!

— Если без продыху копить, кубышка треснет, — невинно пожал плечами я. — Последний нырок Доу вниз, впрочем как и быстрый отскок, позволили нашему Quantum Fund заработать неприлично много. С таким капиталом без политической крыши работать уже нельзя, да и в рамках биржи нам стало тесно... а политику Брюнинга по сокращению расходов, если смотреть на нее с позиции макроэкономики 21-го века, назвать иначе как безумием язык не повернется.

— Dummkopf! Канцлер голод!** Да его программа и без знаний будущего неадекватна, — возмутилась Саша. — Зарплаты срезал. Пенсии срезал. Пособия по безработице — и те срезал. Как специально

* * *

избирателей в объятья коммунистов да нацистов загнал!

— Герой, остановивший тремя ротами рейхсвера марш нацистов под Лейпцигом, политик, вынудивший Гитлера с дружками свалить в Швейцарию, — поддразнил я негодующую жену. — Аскет, живущий исключительно ради счастья германского народа. Депутат, отдающий большую часть зарплаты бедным рабочим... еще и в пиаре толк знает, вот не верю я, что местные бюргеры раскошелились на памятник лейтенанту без подачки из Берлина.

— Что же ты тогда в партию Центра не вступил?!

Провокация с недружеским поцелуем повернулась неожиданной стороной. Да и тема пикировки ушла слишком далеко от шуток. Поэтому продолжил я серьезно, тщательно подбирая слова:

— Когда у тебя миновал кризис, я всерьез думал поддержать партию Центра. Ведь кого еще?! Коммунисты переобулись на лету в паинек и лучших друзей эсдеков,

* * *

чума на оба этих дома. Народники подобрали к себе недобитых наци. Остаются местечковые фермеры да баварцы, простые честные парни, у которых нет ни идей, ни перспектив. А Брюнинг... на первый взгляд он всем хорош. Решительный антикоммунист и антифашист, по реальным полномочиям теперь едва ли не диктатор. Вдобавок, рисков доиграться до нового фюрера с ним нет; фюреры, по крайней мере поначалу, опираются на популярность в народе, а ты сама назвала Брюнинга "канцлером голод". И это еще одно из самых мягких его прозвищ.

— Рейхсвер... и Рейхстаг, — прервала меня Саша. — Вот его реальная опора.

— Именно! — обрадовался я пониманию сути. — Брюнинг как мог старался тянуть эту ниточку, отложил выборы аж до самого декабря, но отменить совсем их не мог; а после выборов, без резкого изменения экономического курса, он кресло ни за что не сохранит.

— Он за него и не держится, — заметила Саша.

— Не держится, — согласился я. — Куда хуже, считает, что только он один может спасти Германию. Фанатика нельзя убедить в необходимости перемен, особенно если он мыслит как твердолобый бухгалтер, исключительно двумя действиями арифметики в масштабе оборотно-сальдовой ведомости. Не получилось поднять государственные доходы — значит, надо урезать социальные расходы и увеличить налоги. А то, что такие действия тут же отзовутся падением производства, дикой безработицей и еще большим снижением этих самых госдоходов — понять не способен. Еще и радуется, как дурак, что инфляция не растет.

* * *

*

— Ох, опять! Ты мне уже все уши своим Кейнсом прожужжал!

— Да! Жаль только, до взрослого монетаризма местные экономисты еще не доросли.

— Одного поля ягоды, — поморщилась Саша. — Специалисты по заливу кризисов бюджетными деньгами.

— Но ведь это так просто и логично!

\*Гаррет Джонс — с 1930 года внешнеполитический советник премьер-министра Ллойд-Джорджа. Неоднократно посещал Германию и СССР, сделал репортаж о Гитлере, написал серию статей о голоде в СССР. Погиб в 1935 году в Монголии, вероятно — убит сотрудниками НКВД.\

\**Прозвище канцлер Брюнинга, данное за политику урезания социальных расходов.\

\

Есть подозрение, что на самом деле специально — в попытках отсрочить, а то и отменить совсем выплаты контрибуции. Причем в деле отсрочки платежей Брюнинг действительно преуспел (а это на 1930 год аж 47,5% бюджета Германии), а вот внутриполитическую ситуацию — безнадежно упустил.\

\

Данный процесс едва не произошел в реальной истории (перед лицом угрозы со стороны НДСАП), помешали лишь энергичные действия Тельмана, поддержанные с И. Сталиным.\

\

*Обратная зависимость между инфляцией и уровнем безработицы была предложена в 1958 году Уильямом Филлипсом и хорошо ложилась на идеи кейнсианства. Однако в 1970-х годах выяснилось, что данная связь несколько сложнее, чем казалось.\

Продолжить возражения я не сумел, Саша притянула меня за шею к себе, быстро поцеловала в губы, чуть отстранила и ласково взъерошила рукой мне волосы:

— Может хватит? Ты уже достаточно изменил историю.

— Сильно, да недостаточно!

— Вспомни, что ты мне обещал?

— Свалить за океан?!

— На Кубу! — в глазах Саши зажегся огонек мечты. — Белые пляжи, пальмы, бананы и пиратский ром, — она покачала в руке воображаемый стакан. — Будем нежиться в теплом океане и смотреть на восток, не плывет ли к нам белый пароход.

— Искусительница, — притворно шмыгнул носом я, однако тему экономики не оставил: — Ведь на самом деле, нужно всего лишь вовремя залить кризис деньгами, а затем аккуратно собрать лишнюю ликвидность через налоги. Главное не бояться инфляции, в разумных размерах она даже полезна, а гиперинфляция, при упоминании которой все местные приходят в мистический ужас, — суть пустое пугало, точнее, банальная неспособность государства вытряхивать положенные налоги с трудящихся и капиталистов.*

— Можно подумать, историю экономики будущего я меньше тебя штудировала, — недовольно фыркнула Саша. — Залить получается хорошо, а вот собрать — как-то не очень. В результате бесконечный и повсеместный рост госдолга. Мне кажется, это путь в тупик, и тебе совсем не обязательно толкать на него новый мир.

— Пусть так! Все равно то это очень, очень длинный путь!

— Как знаешь... партнера ты выбрал "достойного". Однопартиец Брюнинга чуть ли не с прошлого века, но при этом его полный антагонист. Полубанкрот, биржевой игрок-неудачник, хитрый махинатор, нет банка, в который бы он не обратился за кредитом.

— Зато семьянин хороший. Настрогал семерых детей!

— И кстати, — не поддалась на мою новую уловку жена. — Не про его ли долг в сорок миллионов марок недавно писали в газетах?!

— Долги не личные, а муниципальные. Тем более, реально срочных там и десяти миллионов не набиралось, — как можно небрежнее отмахнулся я. — Если вылезет в рейхсканцлеры, погасит шутя.

— Если...

— А лучше варианты у тебя есть? — начал закипать я. — Кроме Кубы? Сама ведь знаешь, мы с точки зрения местного истеблишмента никто, пустое место, только неподъемные долги заставили этого надутого сноба общаться хоть формально на равных.

— За деньги... да, ради денег Конрад с самим дьяволом за стол переговоров сядет, да не просто так, а в надежде обвести того вокруг пальца.

— И сел, с Гитлером в истории старого мира. Не обхитрил.

— За тобой не стоит ни широких народных масс, ни СА, ни СС.

— Обманет и ладно, — не стал упираться я. — Собственно, вернуть деньги я и не рассчитываю.

— Вот и прекрасно! — взорвалась Саша. — Пусть чертовы боши сами решают свои проблемы, а с нас хватит. Пусть не Куба с теплое море, а Майями, океан, рыбалка и крокодилы. Ты же сам мне тысячу раз говорил, что в штатах с хорошими деньгами есть где развернуться.

Я посмотрел на бледную, все еще нездорово худую Александру. Может и в самом деле, плюнуть на политические заморочки, да махнуть на докастровскую Кубу? Пока нельзя на выходные слетать в Тайланд или на Мальдивы, это лучший и фактически единственный в мире тропический курорт. Янки не зря вливают в кубинские гостиницы, казино и бордели десятки и сотни миллионов долларов. Безопасность и роскошь в сочетании с прекрасным теплым морем, чего еще может пожелать уставший от жестокой деловой суеты миллионер?

— Встречный пал твой план, и он сработал, — озвучил я свои мысли. — Ты права, нам больше незачем вмешиваться в историю.

Да, поездка на Кубу и обратно займет три или четыре месяца. Да, она обойдется в десятки тысяч долларов. Не страшно. Мы легко можем позволить себе такое путешествие.

— Спасибо таким парням, как лейтенант Клюгхейм, — Саша кивнула головой в сторону памятника. — Вирус нацизма, слава Богу, Германия поборола. Без товарища Гитлера, фанатика и авантюриста, общеевропейская бойня крайне маловероятна.

— Зато в колониях великие державы будут сражаться до последнего туземца, — хмыкнул я в ответ.

— Фу!

— Слишком цинично?

— Нельзя так... туземцы тоже люди.

— Извини уж, как есть.

— Ладно, — Саша стерла с лица недовольную гримасу. — Главное, чтобы в Европе не передрались.

— Вроде как не должны, это же просто невыгодно. Да и не успеют, совсем скоро яйцеголовые изобретут ядерное оружие,** испытают и примут концепцию неприемлемых потерь. А без большой войны крах империализма затянется лет эдак на пятьдесят. Глобализма в стиле Pax Americana, возможно, и вовсе не случится.

— Для мира в целом... разве это так плохо?

— Технический прогресс очень уж сильно замедлится... хотя ты права, для отставшего СССР это скорее позитивный вариант. Да и в колониализме, если подумать, есть свои прелести. Вдруг у Сырцова и его дружков, в отличии от Сталина, хватит мозгов помочь великим державам устроить на месте единого коммунистического Китая пять-шесть зон влияния...

— Вот именно! — с неожиданным воодушевлением развила мою мысль Саша. — СССР может хотя бы Манчжурию в свою пользу отделить, она того стоит.

— И ты туземцев не жалеешь, — укоризненно покачал головой я. — Хотя русская Маньчжурия, действительно, стоит свеч. Да вот незадача, у большевиков пупок развяжется оттуда японцев выгонять. Им бы Монголию с Синьцзяном за собой удержать,

* * *

и то ладно.

— Все лучше, чем "Культурная революция" Мао, — для порядка попробовала поспорить Саша. — И еще, не забывай, Японию в Китае не хотят видеть ни американцы, ни британцы, ни французы. Глядишь, какой-нибудь интересный альянс и сложится.

— Вот и пусть меряются органами подальше от Европы, — закруглил тему я. — Чем ожесточеннее воюют в колониях — тем больше у Советов времени на трансформацию.

— Надеюсь, они не зависнут на транзите из феодализма в демократию!

— Ты имеешь в виду в фашизме? Почему нет? — усмехнулся я. — Фашизм здоровому колониализму совсем не помеха. Но если говорить серьезно, то при демократической Германии шансов так неудачно зависнуть мало. Пусть большевики своими собственными идеями не блещут, а все же им хватит ума не перенимать к себе проигравшую идеологию.

Саша задумалась, а я огляделся вокруг. Праздник заканчивался: монумент открыт, награды вручены, торжественные речи сказаны. Горожане начали потихоньку расходиться — вечернее пиво само себя не выпьет. Пора и нам возвращаться в "London".

— Может быть, пойдем домой... в отель? — резко сменил я тему.

— Пожалуй, — Саша поднялась со стула, придерживаясь за спинку. — Не надо меня нести, я хорошо отдохнула, и тут совсем недалеко.

Дорога, и правда, много времени у нас не отняла. А вот попасть в "London" оказалось непросто. Прямо рядом со входом красовался деревянный стенд, на котором висело несколько карикатурных карт звездного неба и выведенная крупными готическими буквами реклама: "Астрология, хиромантия, предсказание будущего! Гороскоп за 50 пфеннигов!" Рядом, на небольшом возвышении, стоял длинноносый старикан в пестром тюрбане. Вокруг него, загораживая нам проход, выстроилась целая толпа.