Легкое движение, и по столешнице покатился перстень одаренного. Перстень красного золота — металл, из которого создавались отличительные знаки одаренных для ментатов.
— Один из работавших с вами ментатов совсем недавно неожиданно умер. Какая печаль и невосполнимая утрата для России, — сочувствующе покачал головой Император. — Об этом, правда, пока никто не знает, и более того — о столь трагической утере никто из лишних людей не узнает еще довольно длительное время. Ведь именно безвременно погибший сегодня будет якобы допрашивать вас под протокол. Остальные двое умрут позже — приговор им вынесен, но пока они будут жить, дабы не привлекать к нашему столь интересному расследованию ненужного внимания.
Княгиня, глядя в сверкнувшие белым огнем глаза Императора, кивнула. Ни один из магов-ментатов не имел права вмешиваться в чужое сознание без санкции Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Неважно, сознание ли это обычного человека — подданного Императора или гражданина Конфедерации, или сознание одаренного. Наказание за подобное несанкционированное вмешательство было лишь одно, и приговор был уже вынесен.
— Вы знаете, Анна Николаевна, что ради Империи я готов жертвовать, и жертвовать многим. Сейчас мне приходится уничтожать ваш род, который оказался в фокусе надвигающейся бури. Но забирая, я готов и отдавать. Вы знаете, что в ближайшее время будет изменен закон о наследовании по старшинству и мужской линии, поэтому — в случае, если мы выживем, победим или останемся при своем в грядущей войне, я готов отдать под вашу руку клан Разумовских вместе со всеми его владениями.
Глядя в изумленно распахнутые глаза княгини Император спокойно кивнул.
— Ваши младшая дочь Александра в ближайшее время будет переведена в Петербург. Она, как и Николай, получит императорский пансион и влиятельных друзей, которые, — кивнул Император на изображение, где рядом с Анастасией находились отпрыски знатных родов одаренной старой аристократии, — столь же показательно не дадут ни Николаю, ни Александре чувствовать себя некомфортно. И более того, учитывая важность предстоящих событий и величину вашей жертвы, я даже готов дать вам часть лена Юсуповых, а во главе клана посадить вашу старшую, Анастасию. С оговоркой — сразу два влиятельных клана под одной рукой в Вольных землях для меня, несомненно, гарантированные проблемы, поэтому Анастасии придется подобрать подходящего мужа. Но...
Княгиня после последних слов почувствовала, как внутри ее в очередной сковало холодом.
— Но есть в этом последнем моем предложении один момент весьма печальный момент. Наш дорогой Алексей Петрович, — отвлекся государь, коротко глянув на карту, где вновь проявилась объемная фигура худощавого подростка, — оказался не менее способен удивлять, чем офицеры Сил специального назначения. Хотя до некоторого момента я думал, что господ офицеров из корпуса Александра Васильевича мало кто может переплюнуть, — княгиня, проследив за направлением взгляда Императора, увидела, как побледнел князь Кузнецов. Государь же между тем продолжил:
— Этот несомненно талантливый юноша сумел перейти дорогу сразу нескольким могущественным организациям и сейчас окажется в перекрестном фокусе враждебных интересов. Среди которых есть и те люди, которые, как надеется Игорь Анатольевич, смогут помочь нам выйти на пока неизвестных прядильщиков всей паутины, которая была создана специально под эту незначительную, и в то же время столь значимую фигуру.
Прямо вмешиваться нам сейчас нельзя, это может навредить всему делу расследования, и главные кукловоды останутся неизвестными. Хотя как на духу скажу — если Алексей Петрович погибнет, я не расстроюсь. Хотя в том, что он погибнет есть большие сомнения. Вы помните, я говорил про прядильщиков, которых с помощью нашего талантливого юноши я планирую поймать в расставленные сети сам. Вы сейчас догадываетесь, о чем речь?
Княгиня, чувствуя между лопатками могильный холод, под взглядом Императора кивнула.
— Анна Николаевна. То, как вы сумели связаться с дочерью, не скрою, стоило чинов двум генералам жандармского ведомства и репутации всей службе. Впечатляюще, я искренне поражен и очарован вашей силой и находчивостью, — выразительно поджал губы государь. — Сейчас, после окончания нашей беседы, у вас будет несколько минут. Свяжитесь с Анастасией. Постарайтесь убедить ее снять с себя полномочия главы рода и отойти в сторону. Нашего, и почти вашего, талантливого юношу в сторону от рода уже никак не отодвинешь без лишнего внимания, а вот нахождение рядом с ним сейчас опасно для жизни.
— Я второй раз не смогу...
— В вашем поместье сейчас квартирует... — заговорил Император, и вопросительно посмотрел на князя Кузнецова.
— Подпоручик Садыков, — моментально подсказал бригадный генерал.
— Этот башкир уже подпоручик? — удивился государь, но почти сразу снова повернулся к княгине: — После того, как сопровождающие вас жандармы отконвоируют вас обратно в апартаменты, один из них передаст вам наводку на маяк и необходимые инструкции. В уговорах вы вольны использовать лишь силу убеждения, но никак не сведения, полученные здесь и сейчас. На кону стабильность в государстве, и если в беседе вы позволите себе лишнее, последствия могут оказаться весьма печальны. Или для государства, или для вас с Анастасией.
— Я поняла, — одними губами произнесла Анна Николаевна. И не справившись с эмоциями, в отчаянии взглянула на государя.
— Анастасия не согласится отойти в сторону, — с удовлетворением кивнул Император. — Даже если вы сможете перешагнуть через себя и дать ей указание отречься от рода. Да, ни от вас, ни от вашей дочери другого я и не ожидал, не та порода.
Повисло довольно долгое молчание, после чего государь заговорил снова.
— Я знаю, что такое терять близких людей, не в силах при этом им помочь, Анна Николаевна, и сочувствую вашему положению. Но на кону благополучие государства, так что нам остается только ждать и наблюдать. Рядом с вашей дочерью все же будут сразу три царственных наследника, обладающих несомненными талантами, а один из них уже показал всем, что может удивить.
Я буду молится вместе с вами Анна Николаевна. Грядущая смута в Вольнице только начало, и попробуйте утешить себя тем, что на кону сейчас не только жизнь вашей дочери, но и судьба всей России.
Глава 15
Из гимназии в усадьбу Юсуповых-Штейнберг решил возвращаться пешком. Мне надо было прогуляться на свежем воздухе, подумать над услышанным сегодня, а также осмыслить вообще все происходящее за минувшие несколько дней.
Хотя кого я обманываю — прогулка оказалась вынужденной. С отъездом Мустафы у меня просто больше не было ординарца, поэтому заказать такси оказалось просто некому. Ассистант гимназиста выхода в общую сеть не имел, а мой АйДи на Артура Волкова находился в комнате усадьбы. Когда утром уезжал из поместья, об этом даже не вспомнил — потому что на утро, на семь тридцать, Мустафа как понимаю заказал машину на месяц вперед, и проблема с вызовом не возникла.
Подойти к секретарю в гимназии и воспользоваться его услугой — прямой путь получить взыскание, потому что каждому учащемуся одаренному наличие ординарца предполагалось согласно уставу. Просить же об услуге — ни сокомандников, ни Андре я не захотел. Единственная, к кому мог комфортно и без предубеждения обратиться — ясноглазая Наденька, но она скомкано попрощалась и убежала, едва занятия закончились. Был еще Фон Колер — опекун как-никак, но он после окончания лекции направился по своим важным преподавательским делам.
Я попробовал было пойти за ним и отвлечь на минутку, но у него действительно оказались дела. "Важные дела" с миловидной внешностью дамой, облаченной в униформу преподавательского состава гимназии. Глядя на то, как закрывается за ней дверь кабинета профессора, я задумался. Да, слухи о том, что фон Колер был вынужден покинуть Петербург из-за не очень удачных амурных коллизий, вполне вероятно вовсе не прикрытие его легенды, а самая настоящая что ни на есть быль. И ведущие мою судьбу кураторы из императорской канцелярии просто совместили нужное с полезным. Как это они обычно и делают, создавая многослойные конструкции, в чем я убеждался уже неоднократно.
Не найдя простой возможности заказать такси, я решил не суетиться и прогуляться по улочкам Елисаветграда. Езды на машине не больше десяти минут, значит за час примерно доберусь, даже если идти неспешным прогулочным шагом.
Людей навстречу попадалось немного, машин на улицах и того меньше. Поначалу шагать, погрузившись в мысли, оказалось не очень удобно: центральные улицы старого города почти повсеместно выложены брусчаткой, так что приходилось задирать мыски, чтобы не запинаться о покатые камни. Ходить по таким улицам строевым шагом наверняка то еще удовольствие — вскользь отметил я, мазнув взглядом по фасаду Елисаветградского кавалерийского училища.
Пройдя по Дворцовой улице, свернул на Большую Перспективную — которая также была замощена брусчаткой. После, перейдя мост через реку Ингул, ориентируясь на собор повернул налево, на Пермскую. Именно благодаря куполам собора хорошо запомнил, где поворачивать к усадьбе.
Только после того, как пересек мост закончилась успевшая поднадоесть брусчатка и начался привычный асфальт. Вот только не закончился старый город: шагая по тротуарам, я с интересом оглядывался по сторонам. Непривычно все выглядит. Раньше — из окон такси, внимания как-то не обращал.
Крашенное багрянцем заходящего солнца Бобринецкое шоссе, вдоль которого сейчас двигался по тротуару, оказалось широкой дорогой с зеленой разделительной полосой, на которой высажены тополя. За ними явно следили и ухаживали — одинаково узкими зелеными конусами деревья стремились ввысь.
Пока шагал, оглядываясь с интересом и некоторым зудящим непониманием увиденного, по сторонам наблюдал сохранившиеся с восемнадцатого и девятнадцатого века дома, перемежаемые новостроем. Но из общего ряда недавно построенные дома не выбивались — красный кирпич, клинкерная плитка, темные стеклопакеты, низкая этажность. Двигаясь по тротуару, все никак не мог понять, что же меня исподволь смущает, цепляя внимание. Вскоре догадался — обочин нет. Встречались периодически асфальтированные парковочные карманы, а вот привычные грунтовые обочины, предназначенные по ГОСТу для движения гужевого транспорта, отсутствовали. Словно не в России оказался, а где-нибудь в городской агломерации по типу окраин французского Лилля или бельгийского Льежа.
Несмотря на некоторое, все же присутствующее раздражение собственной непредусмотрительностью, прогулка оказалась удивительно полезной. Пустые улочки и спокойствие тихого города позволили немного расслабиться, а равномерный ритм шага помогал мыслям не сбиваться на развилках ассоциаций, а мне самому не акцентироваться на лишних эмоциях. Так что за сорок-пятьдесят минут успел подумать о многом. И многое обдумать.
Неторопливо шагая под раскидистыми каштанами, выстраивал хронологическую конструкцию первого прожитого в новом мире месяца. Тщательно вспоминал с самого начала, впервые за долгое время вдумчиво вернувшись мыслями к прежней своей физической оболочке и старой жизни. Странно, но я уже себя не воспринимал в полной мере тем, предыдущим. Тридцатипятилетний Артур Волков уже, хотя всего месяц прошел, казался невероятно далеким, даже немного чужим человеком. Тот, кем я сейчас был — это, нынешнее тело, стало уже более своим и родным, что ли. Изменилось даже мироощущение. Я стал совершать больше эмоциональных и нерациональных поступков, словно доставшиеся в наследство вместе с воспоминаниями юношеская порывистость и максимализм понемногу форматировали мое сознание.
Продолжая шагать по тротуарам вдоль шоссе, подумал, что кроме всего прочего впервые за долгое время у меня выдался абсолютно спокойный час. Меня никто меня не отрывал от дел, не беспокоил, не пытался поддеть, завуалированно оскорбить, проверить на прочность, догнать чтобы закрыть в клетку или даже убить. Поэтому я шел и наслаждался неспешным ходом мыслей. Ходом мыслей наслаждался, вот только мысли сами по себе мне не нравились — потому что чувствуется: легкий бег новой жизни прервался, а коготок увяз.
Выторговывав себе самостоятельный год под личиной Артура Волкова, я оказался в роли статиста-наблюдателя. У меня ведь здесь не было никого и ничего. Оставалось только жить и ждать, что произойдет дальше. Или попытаться что-то сделать, найти пути маневрирования или даже отхода. И в этом я вроде бы начал понемногу преуспевать, но события закрутились так, что я сейчас — если говорить прямо самому себе, снова обычная фигура. Причем в положении, гораздо худшем чем при появлении в этом мире. Я ведь теперь на доске — словно появившись на обозримый свет из-за того, что самостоятельно привлек с себе внимание, позволил ввести себя в игру. Да, может быть и не в роли пешки, учитывая мои способности к темным искусствам, но... да что там, обычная пешка. Даже учитывая мои недюжинные способности к темным искусствам.
Способности? Стрела Тьмы в споре со взводом мотострелков не сильно поможет. А если и поможет, то дело исправит подкрепление в виде роты мотострелков. Или несколько других умелых одаренных, пусть поодиночке и не таких могуче-способных, как я.
Происхождение? Пока у меня за спиной нет хороших денег, влиятельных покровителей или больших батальонов, чихать хотели на мое происхождение. Как говорится, кости аристократа хрустят в тисках также музыкально, как кости обычного мещанина.
Размышляя обо всем этом, понимал, что сейчас, когда я умудрился оказаться в фокусе самых разных чужих интересов, печальный вариант развития событий кажется все реалистичнее. Да, меня на свою сторону пытались перетянуть Демидов, как агент ФСБ, и граф Безбородко, как Тайный советник Императорской канцелярии. Пусть это было совсем недавно, но ту диспозицию уже не вернуть: Демидова отстранили, а Безбородко сам отошел в сторону — при этом предупредив мне об опасности для жизни. Демонстрирующую какое-никакое, но все же расположение мачеху внезапно посадили, а Император (может даже сам) прислал банан с намеком. С очень, надо сказать, говорящим намеком.
Оптимизм внушает только то, как госпожа "Нелидова А.", она же Ольга, дочь герцогини Мекленбургской, подтвердила приглашение на бал дебютанток. Значит, рассчитывает, что до февраля я доживу. Хотя... может она просто всего не знает?
Вновь вернувшись мыслями к самому началу, я промотал в голове события богатого на события последнего месяца, с самого момента своей смерти от рук обиженной демонессы. Иномирье, разговор с Астеротом, множественность миров и перемещение душ; ознакомительные сутки в теле Олега, дуэль с аравийцем, предательство Степана и глупая смерть. Стол вивисекторов, воскрешение и знакомство с кураторами из ФСБ и канцелярии, а также неожиданными родственниками. Знакомство с темными искусствами и убитый мною одаренный Готфрид, отдавший свою жизнь для создания моего слепка души. Дальнейшая поездка в протекторат, организованная как ширма, и возникшая незримая связь с Самантой. Ее чувственное, интимное даже "мы с тобой одной крови" только подтвердило определенную химию, возникшую между нами с первого взгляда.