Наконец, знаки перестали исчезать, а остались на стекле в виде причудливых вмятин. И тогда зеркало замерцало, покрылось рябью, Кайлеан шагнул вперёд, потянув за собой меня. Холодная поверхность нехотя поддалась и поглотила наши тела.
Назад, в "карман бога" мы не вернулись.
...Ослепляющие ртутные переливы окружали со всех сторон, метались в хаотическом беспорядке. Сполохи были такими яркими, что я невольно прищурила глаза до щёлочек, следуя за Кайлеаном почти вслепую. Хотелось убежать от мучительного блеска как можно скорее, но передвигаться было трудно, будто окружающая среда имела плотность воды. К счастью, "зеркальный" период длился недолго.
Сумасшедшее сияние, сопротивление воздуха — всё вдруг разом исчезло, мы оказались в начале короткого коридора. Стены, пол, полукруглый потолок были покрыты чем-то серым. Бархатистое покрытие состояло из шевелящихся ворсинок, они слабо фосфоресцировали. После зеркального блеска бледный рассеянный свет казался слишком тусклым, но для глаз это была отрада.
Коридор заканчивался тупиком, глухой округлой нишей, но Кайлеан поднял свободную руку в отталкивающем жесте и двинулся вперёд быстро и уверенно. Очертания ниши начали плавиться, тупик отдалялся на глазах. Происходившее было похоже на действие тепловой пушки, проделывающей проход в слое плотного снега. Что-то похожее я видела совсем недавно...
По мягкому полу Кайлеан шагал плавно, сосредоточенно глядя вдаль, я еле за ним поспевала. Конец коридора всё отодвигался и отодвигался, мы всё шли, шли, шли в сером безмолвии без окон и дверей.
Никаких обещанных Кайлеаном опасностей не наблюдалось.
Когда скука стала ощутимой, я приступила к исполнению классической мантры путешествующих пешком.
— Куда идём мы с Пятачком — большой, большой секрет! — беззвучно выкрикивала я, стараясь шагать в ногу с Кайлеаном.
Потом приступила к следующей:
— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!
Какое-то время кричалки действовали бодряще... пока не начало казаться, что окружающее пространство уменьшилось. Вскоре пришло убеждение, что мне не кажется — потолок действительно опустился и стены придвинулись.
Я немного забежала вперёд, чтобы заглянуть Кайлеану в лицо. Оно не выражало ничего, кроме суровой сосредоточенности. Это меня немного успокоило, хотя потолок всё опускался. А вскоре начал приближаться и тупиковый конец коридора.
Когда кайлеанова макушка начала почти касаться потолка, он остановился, опустил руку и выдохнул:
— Всё. Слишком много сил отнимает. Выходим из безопасной зоны. Помните о правилах?
Я кивнула.
— Хорошо. Тогда идём.
Он повернулся и шагнул прямо в стену. Я, мысленно пискнув, последовала за ним, и — после краткого мига темноты — мы очутились на шумной городской улице.
По обеим сторонам узкой улицы возвышались небоскрёбы, отчего казалось, что мы вошли в глубокое ущелье. Был тёмный дождливый вечер, но мрак рассеивали огни фонарей и световой рекламы. Разноцветное сияние отражалось в лужах, мокрый асфальт блестел, пешеходы под зонтиками бежали мимо, не проявляя к нам интереса.
Что это за город? Нью-Йорк? — гадала я, пока не заметила, как на уровне верхних этажей проносятся невиданные мной прежде летательные аппараты.
Кайлеан, задвинув меня за спину, пошёл против людского потока. Сначала ему удавалось довольно ловко лавировать среди встречных, но постепенно их количество увеличилось, столкновений было не избежать. Если раньше никто не обращал на нас внимания, то теперь пешеходы проявляли неуклюжую, но назойливую агрессию — они, проходя мимо, толкали Кайлеана, пинали, некоторые гортанно выкрикивали что-то непонятное, но явно злое.
Особенно меня поразила одна дама: тучная, в возрасте, она принялась маячить перед Кайлеаном и тыкать в него острой пикой сложенного зонтика, попутно пытаясь ударить объёмистым пакетом. Поскольку одновременно на Кайлеана нападала ещё пара прохожих, он еле успевал отбиваться единственной свободной рукой, не в силах миновать препятствие. Над прыжками и ужимками дамы можно было бы посмеяться, если бы не её глаза — белые, пустые, постоянно съезжающие куда-то в сторону. Она тяжело дышала, из красного накрашенного рта брызгала пенистая слюна...
Я высунулась из-за Кайлеана, ухватила безумную за рукав и с такой силой рванула на себя, что она завалилась на асфальт, угодив в лужу.
Холодная вода ли её отрезвила или боль от падения, но лицо у неё вдруг сделалось осмысленное, хотя и недоумённо-испуганное. Стало видно, что это обычная немолодая тётечка, в общем, вполне приятная глазу. Она, раскидав ноги, сидела в луже и озиралась по сторонам. Потом взгляд остановился на нас, и в нём проступила обида. Ей явно казалось, что она спокойно шла по своим делам, а невоспитанная молодёжь налетела и сбила с ног.
Поскольку в некотором роде так и было, мне стало неудобно, я хотела помочь ей подняться, и даже сделала шаг в ту сторону, но Кайлеан, отразив удар очередного прохожего, потянул меня обратно, буркнув:
— Оставьте, уходим.
Бросив на женщину прощальный извиняющийся взгляд, я подчинилась.
Он пустился наперерез прохожим (свою порцию тычков и проклятий получила и я), свернул в проулок и там остановился.
— Измерение нервничает, — сказал он и, морщась, потёр ушибленное плечо. — Не любит чужаков.
Я тоже потёрла нывшее предплечье и глазами показала: ужасно.
В ответ на это Кайлеан заметил:
— Нам-то что, мы проходили транзитом. Представьте, каково застрять там надолго. Особенно, если не помнишь, что из другого измерения. Живёшь от несчастья к несчастью и не понимаешь почему...
Не успела я обдумать такую перспективу — больше всего меня поразила возможность потери памяти, как Кайлеан двинулся по пустынному проулку.
Наверное, мы переходили или уже перешли в следующее измерение, потому что здесь всё было по-другому. Шум затих, не сверкали огни рекламы, не светили фонари, но выглянувшая луна залила всё мертвенным светом, в котором испарения, курившиеся над мокрым асфальтом, приобрели призрачный голубой оттенок. Шум улицы за спиной исчез, и наши шаги стали единственным звуком, нарушавшим тишину... пока к ним не добавились какие-то шорохи, доносящиеся сверху.
Я завертела головой и засекла какое-то движение на пожарной лестнице — сначала с одной стороны, затем с другой. Кайлеан, очевидно, тоже знал, что мы не одни, поскольку ощутимо напрягся.
Когда сверху одна за другой стали планировать юркие фигурки, это не явилось неожиданностью, но дорогу, тем не менее, нам преградили.
...Их было много, и они были похожи на прямоходящих летучих мышей, но — увы — никаких ассоциаций с красавцем Бэтменом. Невысокие — мне по плечо или ниже, большеухие, с тёмными угрюмыми личиками, с торчащими клычками и крыльями, которые выступали над плечами и в сложенном виде почти доставали до земли.
— Мы не будем драться, — сказал тот, что выступил вперёд. Голос у него был скрипучий. — Отдай нам сладкую кровь, и можешь идти, иноземец.
— Сладкая кровь нужна мне самому, — возразил Кайлеан.
Говорящий усмехнулся.
— Зачем ты лжёшь, мальчик? Ты не из наших, тебе не нужна кровь для жизни.
Я подавилась смешком... Назвать Кайлеана Георгиевича мальчиком? Ба-альшая ошибка!
Но против ожидания Кайлеан реагировал вполне спокойно.
— Не для моей жизни, но для жизни моего клана. — Он чуть повернулся в мою сторону, подмигнул и расшифровал, чтобы уж ни у кого не оставалось сомнений: — Размножаться хочу.
Тут мне стали понятны две вещи. Первая — что под "сладкой кровью" подразумевалась моя особа, а вторая — несмотря на все запреты, я сейчас тоже расшифрую свои мысли по этому поводу.
Я уже набрала воздуху в грудь, но Кайлеан очертил перед моим лицом медленно тающий овал, в котором истерически билась об лёд большая мультяшная рыбина. Я засопела, закусила губы и смолчала.
— Каков твой клан, чужеземец? — тем временем продолжил светскую беседу мохнатый вожак.
Кайлеан засмеялся как-то лениво, с оттенком полной власти над происходящим.
— А ты не узнал, тонкокрылый?
Вожак встопорщил крылья и зашипел, подавшись вперёд, — наверное, эпитет "тонкокрылый" был не слишком лестным, и вся шайка вслед за вожаком нервно зашелестела крыльями.
У меня было ощущение, что от нападения нас отделяют секунды, но Кайлеан так же лениво продолжил:
— Когда кровь Карагиллейнов разъест твою глотку, может, тогда ты догадаешься?
И тут они синхронно, как в отработанном флэш-мобе, отступили назад, а потом так же дружно повалились ниц.
— Прости нас, создатель, — не поднимая головы, пробормотал вожак. — Но вы покинули хаундов, и хаунды стали забывать...
— Пришло время вспомнить.
Среди распластанных фигур зародилось некое оживление.
— Будет охота, господин?
Кайлеан задумчиво разглядывал крылатую толпу.
— ...Может и будет. Но сейчас мне нужен проход через вашу землю и немедленно.
Хаунды закопошились, неуклюже отползая, чтобы расчистить пространство.
Мы шли по пустынному городу, залитому лунным светом, и жадный шёпот витал вокруг меня: "Сладкая кровь уходит... ах-х-х... сладкая кровь...ах-х-х..."
Хаунды незримо сопровождали нас до границ измерения, кровожадный шелест не умолкал всё это время. Мурашки ползали по моей спине, но Кайлеан как локомотив целеустремлённо тащил меня за собой, и вскоре мы покинули землю маленьких вампиров.
Едва мы переступили границу следующего измерения, оказавшись на пыльной дороге среди бескрайних полей, засаженных чем-то вроде гибрида ананаса и капусты, я упёрлась и остановила Кайлеана. Когда он взглянул на меня с невинно-вопросительным выражением, я топнула ногой и несколько раз гневно подёргала его за руку.
— Что я им должен был сказать? — произнёс он с кислым видом, — что веду вас для партии в шахматы? Прадед создал хаундов бесполыми, для них размножение — чудо, и своим заявлением я поднял ваш статус до небес. Они сразу поняли, что я буду биться до конца, и порядком струхнули.
Я недоверчиво смотрела на него. По-моему, до небес он поднял наш статус заявлением о принадлежности к клану Карагиллейнов, а всё остальное было с его стороны развлечением и питьём бензина. Но изобразить это соображение пантомимой было сложновато, и я махнула рукой на кайлеановскую выходку. Тем более, что капустоананасы вдруг зашевелились и поползли в нашу сторону.
Сельскохозяйственное измерение мы прошли по дороге из лавы — Кайлеан обратился к своей стихии, когда от хищников поползли в нашу сторону змеевидные лианы.
Потом было ещё много городов, посёлков, лесов, полей и снова городов. От бесконечных переходов моё сознание стало мутиться, ноги заплетались, а руку, которой я цеплялась за Кайлеана, я порой вообще переставала чувствовать.
Несколько раз Кайлеан вступал в схватку с жителями измерений — с монстрами или просто людьми, но чаще нас не замечали.
Мне врезался в память один город в стиле закопченного средневековья.
Мы шли по булыжной мостовой. На всех перекрёстках горели костры, разрезая холодный воздух столбами чёрного дыма. Немногочисленные горожане, одетые как герои шекспировских пьес, сидели на стульях, табуретках, ящиках вокруг костров, негромко переговаривались, грели руки и смотрели в пламя.
Казалось, они проводят возле костров всю свою жизнь.
Когда мы проходили мимо, один из них вдруг встрепенулся, вскочил и направился к нам, попутно доставая из кармана какой-то предмет. Я было напряглась, но он вытащил какую-то шапку и торопливо нахлобучил её на голову. Это оказалась шапка шута, шапка арлекина — с длинными тряпичными рогами и с бубенчиками.
Человек приблизился, прыгая и кривляясь, и, несмотря на то, что его худое большеглазое лицо всё время подёргивалось, я поняла, что он молод — может быть, мой ровесник, может, ещё моложе.
Шут то сопровождал нас с одной стороны, то перебегал на другую, а потом под звон негромким чистым тенором завёл однообразную песню... которая мне очень не понравилась. В этой песне не только мотив был однообразным, но и слова:
— Принц ведёт себе невесту, птичку в золотую клетку... Принц ведёт себе невесту, птичку в золотую клетку... Принц ведёт себе невесту, птичку в золотую клетку...
...Я еле успела броситься на руку Кайлеана, и заряд, который должен был испепелить певца, прошёл мимо. На стене, сложенной из грубого тесаного камня, осталось большое пятно копоти.
Шут сел на мостовую и, закрывая голову руками, горько заплакал, а Кайлеан сердито выкрикнул:
— Какого дьявола, Данимира Андреевна?
Я выразительно посмотрела на него и покрутила пальцем у виска. Потом, догадавшись, что меня могут неправильно понять, потыкала в сторону плачущего и снова изобразила тот же жест.
Не знаю, что помогло больше — мои ужимки или чужие рыдания, но Кайлеан остыл быстро и, хотя ноздри его сердито раздувались, он фыркнул, отвернулся и потащил меня дальше.
Странный шут отстал, а песенка — нет.
Удивительно навязчивая мелодия...
Когда мы проходили сквозь анфиладу залов заброшенного пустынного дворца, из окон которого можно было видеть только жёлтые барханы, простиравшиеся до горизонта, в воздухе стояло негромкое, но ощутимое не то гудение, не то жужжание. Даже пол здесь был покрыт толстым слоем песка, и мне казалось, что звуки издают сами песчинки. Наверное, от звукового зуда в ушах навязчивая песенка ожила как неубиваемый зомби и принялась колобродить в сознании. Тогда я в сердцах подумала, что лучше бы Кайлеан испепелил певца-дурачка до того, как он открыл рот.
Но тут анфилада закончилась.
Кайлеан налёг плечом на тяжёлую резную дверь, она отворилась, и жужжание исчезло вместе с песенкой.
Могучий рёв ударил в уши.
Мы оказались на широком мокром гранитном выступе посреди грандиозного водопада. Гранит обрывался в пустоту, по обеим сторонам его окружали бурные пенистые воды, неудержимо несущиеся к краю пропасти; берега скрывала завеса водяной пыли, да и существовали ли они?
Кайлеан подвёл меня к краю, взмахнул рукой, очертил круг над нашими головами и щёлкнул пальцами.
Шум пропал, будто отключили ток, питающий гигантские динамики.
В звенящей тишине Кайлеан сказал:
— Конец пути, Данимира Андреевна. Последний переход. Я сосчитаю до трёх, и прыгаем вниз. Если всё будет хорошо, окажемся в Эрмитании.
Я, вытянув шею, заглянула в кипящую бездну, потом воззрилась на него с вопросительным выражением: а если всё будет плохо?
Кайлеан как всегда понял правильно.
— Водяную пыль видите?
Я на всякий случай ещё раз огляделась по сторонам и кивнула.
— При неблагоприятном исходе окажемся в том же виде. Пожалуй, ради такого случая... можете говорить, Данимира Андреевна. Вам есть что сказать?
Он с насмешливым любопытством наблюдал за мной.
О да. Мне было что сказать.
Я откашлялась и чуть хриплым от долгого молчания голосом сказала:
— А представляете, Кайлеан Георгиевич, вот возвращаемся мы, и попадаем на Землю, а там, оказывается, прошли тысячелетия, и все давным-давно улетели на Марс или ещё куда, и планета вся такая дикая, заросшая, и города разрушены, и дороги... кругом одни беспечные животные, а из людей только мы с вами вдвоём...
