В свободное время дрессировал Руга, того самого мальчишку, который пытался ткнуть в меня копьём. Он оказался сыном знатного воина акациров Ругира, недавно погибшего в бою с сарагурами и младшим братом Октара, которого я взял к себе на службу. Ему в новом племени не предложили стать воином, а взяли ребёнком в семью; вступив в бой, он всем хотел показать, что уже стал взрослым, но случилось так, как и должно было случиться.

Мои внутренние ощущения не были против того, чтобы взять его к себе в услужение и науку. И я не прогадал, парень оказался податливым к любой учёбе, ранее он вместе с детьми богатых соплеменников изучал у китайца эллинский язык, как язык соседа и потенциального врага, в том числе грамматику и правописание. Незнакомые слова и их значение он схватывал на лету, но особый талант проявил к усвоению наук воинских: приёмам работы с различным холодным оружием и рукопашному бою. Тем более, что физически развитое, с гимнастической подвижностью тело было родителем подготовлено с детства. Забегая немного вперёд скажу, что его старший брат Октар стал в армии не последним человеком, а сам парень оставался моим преданным телохранителем и помощником до конца жизни. Однако, сейчас он бегал за мной, словно собачка на привязи и повторял все действия: мылся, перенимал приёмы физических упражнений и тренировался. Даже спал на палубе у двери каюты, пока чистился и приводился в порядок ханский шатёр.

Вечерами организовывал себе отдых, просто сидя с удочкой на берегу реки. Вырезал из подсохшего куста лещины пятиметровые упругие ветки и изготовил удилища. Когда-то подобные делал мой дед. Привязал имеющуюся у меня снасть, закрепил гусиное перо, нацепил на крючок кусочек теста и ...поехала красивая кататься. Ещё раз говорю, не знаю такой полуторакилограммовой краснопёрки, но что закину удочку в окошко под камыш, так и тонет поплавок. Руг попугайничал рядом, а окружали нас самые маленькие монголоидные подданные, и мы им обычно надёргивали по полста штук рыбин.

Как-то подошёл Андробал и заявил, что при формовке блоков внутренних стен крепости, желательно добавлять извести. Можно было бы и обойтись, но я решил, что людей сюда привёл не на два дня, а на века, поэтому успокоил прораба и пообещал, что столь нужный ресурс в его распоряжении вскоре появится.

Здешние земли на наличие промышленных металлов совершенно бедны, правда, в двух местах есть небольшие залежи золота. Зато строительного материала столько, что можно квадратно-гнездовым способом четыре Нью-Йорка построить, вместе с пригородами. Глины красной, глины с песчаником, различных видов песка — объёмы невозможно сосчитать, а у возвышенности, где запланировали ставить мельницу, даже пласт каолина нашли.

Кирпич строительный и огнеупорный мы уже начали делать, гончарные изделия, в том числе черепицу и посуду вскоре начнём, для производства стекла и бумаги тоже всё есть. Что же касается извести, то коса, на которой будет стоять мой столичный полис — сплошной известняк, а это ещё и сырьё для цемента, между прочим. Если учесть главное богатство — чернозём, то по меркам Античных и Средних веков, эта страна имеет огромную ценность, и бродили здесь дикие кочевники вплоть до ХIХ века лишь только потому, что об этом никто не знал. Впрочем, коммерческое производство стекла и некоторых других ништяков нужно отложить лет на семь-восемь, пока не стану крепко на ноги, иначе не удержу.

На следующее утро после убытия соседей, занялся добычей известняка. Вначале разметил над оврагом место для обжиговой печи и поставил людей копать канаву. Гончару Гуралу дал задание на изготовление дополнительной сотни огнеупорных кирпичин для выкладки пода, а сам отчалил с командой и на дромоне отправился к косе. Домой мы не спешили, поэтому обратно вернулись лишь к вечеру следующего дня, надолбив добрую кучу камня, кубов двенадцать.

Некогда, в той жизни, во времена царствования "дарагого" Леонида Ильича Бровастого, мой отец через уважаемых людей социалистического реализма — завсклада промтоварной базы, товароведа управления торговли и администратора оперного театра смог получить, как бы в наследство от какой-то давно умершей бабушки, в районе Лузановки полуразвалившуюся хибару с небольшим участком земли в семь с половиной соток, за что отдали толстый пресс денег и кое что из прабабушкиных драгоценностей. Между тем, пока на этом участке построили приличный дом, бились в экстазе два с половиной года, так как средств на стройку хронически не хватало.

Отец экономил на всём, и на рабсиле (меня припахивал постоянно), и на покупных стройматериалах. Не в том смысле, что нарушал технологию, а в том, что доски, например, не покупал, а тащил откуда-то брёвна, которые затем пилили на доску, сушили и доводили до нужной кондиции. Здешний сосед, дядя Изя, один из ещё не вымерших биндюжников, на биндюхе (телеге) привозил нам цемент: двадцать пять мешков с документами, а ещё сто двадцать пять — за полцены. Он же за чисто символическую троячку припёр полный биндюх известкового камня. Когда отец спросил: "Зачем ты его приволок?", то в ответ услышал, мол, а зачем покупать известь, если Одесса стоит на известняке? Короче, что говорить, вся эта работа была скинута на мои плечи, от выгрузки, дробления, закладки и обжига, до гашения в яме. Правда, тогда у меня был уголь-антрацит, но древесный ныне оказался ничем не хуже.

Ощущения такие, как будто всё это было только вчера, но теперь я уже сам не пахал, а лишь руками водил: как топить печь, как закладывать уголь и щебень, когда и как их выгружать и гасить в воде, при этом соблюдая технику безопасности. Работником сюда поставил иудея Елисея, мне показалось, что как помощник гончара Гурала он себя никак не проявил, зато здесь никаких талантов не надо, работа элементарная.

В ближайшие дни, ожидал появления разведчиков с докладом о возвращении из Дербента гуннов, а так же прибытия кораблей из Наполи с лошадьми и переселенцами. И всё гадал, какое из этих событий произойдёт раньше?

Раньше прибыли разведчики и отправляться необходимо немедленно. Руг вскочил на дежурную лошадь и ускакал к отдельно пасущемуся воинскому табуну, а вестовой с дромона побежал снимать воинов с хозяйственных работ. Как бы мы не спешили, но выступили лишь через два часа. В поход отправились тридцать девять моих аларисов и десяток бывших кочевников-акациров, все налегке и без заводных лошадей. Недовольного в душе Тимона оставил за старшего, будет присматривать за подходами к лагерю и тренировать готов. Феодоро, как обычно, остался следить за порядком.

— Мы успеем, — обнадёжил меня Арес, который вместе с Тимоном несколько дней провёл на наиболее вероятном месте перехода кочевников; он кивнул на двух разведчиков, спящих под навесом, — Имея по две заводных, они проскакали пять дней пути* за сутки, мы же к месту засады до завтрашнего полудня доберёмся. Говорят, что сарагуры едут верхом на персидских иноходцах и гонят табун больших боевых коней, так что доберутся не скоро. Думаю, что у нас в запасе около суток времени.

*Пять дней пути = 143км 625м

— Это в идеальном варианте, — возразил ему, — Поэтому, надо спешить.

К броду через Рось прибыли лишь к закату. Ночевали на привычном месте, а реку форсировали с рассветом. После прошедшего неделю назад дождя, место стоянки кочевья стало зарастать свежей травой, глядишь, через месяц-другой оно ничем не будет отличаться от остальной степи.

Позиция, выбранная для засады, находилась километрах в двадцати от бывшего стана. На свежих лошадях мы её преодолели за полтора часа и уже в девять утра осматривали позиции. Найти в степи место, из которого можно было бы безнаказанно расстрелять противника в упор, в принципе не возможно. Любая лошадь, она как собака, учует врага, а тем более чужую лошадь заблаговременно, и всаднику всё станет ясно. Тимон с Аресом предложили не прятаться в роще, тянущейся вдоль ручья, а укрыться в глубокой балке, расположенной метрах в четырёхстах от неё и неожиданно атаковать во фланг. Я с этим согласился ещё на стадии подготовки операции: не всегда спрячешься, да и нужно обкатывать профессиональную подготовку не воина отдельно, а ударного подразделения. Теория без практики ничего не значит.

Мы провели в балке почти целый день, валяясь на траве, даже дважды перекусили и, когда солнце зависло над горизонтом, мой новоявленный оруженосец Руг сверху крикнул:

— Коммодоре, Октар едет!

Я сразу же выбрался наверх и посмотрел в бинокль: четверо наших акациров рысили километрах в двух в стороне от рощи. Да, у мальчишки хорошее зрение.

— Быстро на лошадь, и заверни их к нам!

Парень скатился вниз, махом вскочил на неоседланную и не взнузданную лошадь, ухватился руками за гриву, толкнул её пятками и та с места в карьер вынеслась из балки. Вскоре все четверо прибыли к нам. После длительного путешествия масть их лошадей разобрать было сложно; одежда, руки и лица также были покрыты слоем серой пыли, выделялись лишь моргающие глаза.

— Мой хан, — хрипло заговорил Октар и все четверо поклонились, — Враги станут на ночёвку отсюда меньше, чем в четверти дня пути. Здесь могут быть завтра до полудня.

— Они лошадей гонят? — спросил у него.

— Да, мой хан, целый табун прекрасных боевых коней с кобылицами и жеребятами, а сами едут на иноходцах. Отец говорил, что в Персии самые лучшие боевые кони, их там специально выращивают.

Высказыванию о табуне боевых коней особого значения не придал. Действительно, настоящие боевые кони на протяжении уже нескольких сотен лет выращивались только в Персии, но указом царя царей кобылиц посторонним купцам не продавали под страхом смерти, а вывоз коней за территорию страны много веков вообще не допускался. Вероятно, гонят сарагуры хороших лошадей, но не тех настоящих, от которых разбегались даже римляне.

Любая лошадь, это вполне разумное животное. Она никогда не попрёт на вкопанные заостренные колья, на ощетинившуюся копьями пехоту, никогда не наступит на лежащего человека. У неё чувство самосохранения и боязнь запаха крови, как у обычного нормального человека. Наши "иберийцы", например, крови не боятся, но чувство самосохранения такое же, как и у всех разумных и полуразумных существ, что не помешало им в будущем стать одной из лучших пород кирасирской конницы в Европе.

Настоящий боевой конь тоже не попрёт на вкопанные заострённые колья, зато на копья пехоты идёт запросто. Не так-то просто пробить его тело на полном скаку. Из поколения в поколение их учат мгновенным движением корпуса "сбрасывать" любой соприкоснувшийся грудью предмет и, зачастую копьё не пробивает грудь, а вспаривает одну из её сторон (в том случае, если не укрыта доспехом). Но, даже если и убьют какую лошадь, и она завалится на боевые порядки, то пехотинцам от этого жизнь не продлиться. В брешь тут же будет вбит танковый клин, в результате, боевые порядки пехоты будут разорваны и уничтожены. Здесь главное — ни в коем случае не останавливать боевого коня, тогда он будет кусаться, лягаться и стаптывать пехоту. Удар копытом даже в полсилы, оставляет от человека лишь воспоминание. И только появление пушек сделает последователей тяжёлых катафрактов — рыцарскую конницу совершенно не эффективной и она уйдёт в небытие, а рыцари снимут с себя "консервные банки" и вернуться к старым добрым кирасам.

Не стал озвучивать Отару свои мысли, а спросил о слышанной ещё в той жизни легенде:

— А правда, что когда-то за иноходь вы лошадей отбраковывали?

— Отец говорил, что когда-то давно так и было, жеребёнка считали дефектным и резали на мясо. Мой хан, — он опять поклонился, — я предлагаю на врагов напасть ночью, они ведут себя беспечно.

— Нет, драться мы будем здесь. Ты, Октар, и все твои пятеро воинов заслужили высокую награду, и вы её получите. А сейчас приведите себя в порядок и отдыхайте.

Сарагурам до места кочевья остался короткий переход, вероятно, поэтому они прибавили ходу и появились в зоне нашей видимости в девять утра. Они значительно отклонились от рощи и шли гораздо ближе к нам. Спереди сорок иноходцев несли на своих спинах четыре десятка воинов, из которых более половины было снаряжено в прекрасную пластинчатую броню. Следом брёл табун настоящих боевых "персов". И да, было множество кобылиц и жеребят.

Любые неожиданности, даже самые незначительные, могут внести серьёзные изменения в политические расклады целых государств. Теперь я не сомневался ни секунды, что потомство этих "танков" являлось кирпичиком в могуществе господствовавшего на этих землях союза племён, получившего самоназвание булгары. Для моих планов этот табун не просто рояль, а настоящий оркестр. Между тем, даже сотня катафрактариев на настоящих боевых персах — удовольствие очень дорогое, зато эта сотня способна развалить и рассеять целый легион.

Мы скатились вниз к лошадям, оставив наблюдателем Руга.

— Действуем, как и планировали. Как только сарагуры окажутся напротив балки, условно тяжёлая конница под моим предводительством разгоняется по дну оврага, на выходе перестраивается ходом в клин и идёт в атаку на основную группу врага. Ты, Октар, вместе со своими лучниками стартуешь одновременно с нами и разгоняешься к противоположному выходу из балки, твой враг — погонщики лошадей. Понятно?

— Понятно, мой хан! Мы убьём всех врагов! — он треснул себя кулаком по груди, укрытой кожаным доспехом.

— Они прямо перед нами, — воскликнул Руг и с наблюдательного пункта соскочил прямо в седло своей лошади.

Сегодня утром заметил, что моё Сосредоточение Силы опять немного подросло. До размеров грецкого ореха не дотягивало, зато расширило и уплотнило каналы жизненной энергии. Теперь регенерация клеток организма должна значительно повыситься. Кроме того, сейчас я чувствовал эмоции присутствующих более ярко. Сознание моих воинов находилось в предвкушении будущего боя и жило единым устремлением. Находящегося за спиной Руга распирало от гордости перед соотечественниками, что он такой большой и умный воин стал слугой самого хана-коммодоре.

— Держись в хвосте клина, — охладил его пыл и слегка опустил с небес, — Не рвись вперёд, иначе после боя прикажу бить кнутами. Если останешься жив, понял?

— Понял, коммодоре, — склонив голову, угрюмо ответил он, при этом его старший брат едва заметно ухмыльнулся.

— Приготовились! И помните, в атаке не останавливаться! Если увяз для обменами ударами, значит, ты труп! В атаке не останавливаться! — приподнял своё копьё и порысил в голову колонны и перед тем, как захлопнуть забрало шлема, взглянул на часы и воскликнул, — Марш!

Понукая коней и набирая ход, мы вынеслись в открытое поле. Дав шенкелей, развернул своего ходом вправо и увидел противника метрах в ста пятидесяти перед собой. От стука копыт лошадей гудела земля; даже не оглядываясь я спиной чувствовал, как моё подразделение разворачивает боевой клин и как опускаются направленные на врагов пики.

Наш противник явно растерялся, всадники заметались, но один из воинов что-то закричал, замахал руками, вытаскивая дротики, и к нему устремились остальные. Поздно, граждане кочевники, вы слишком расслабились. Считали, что уже дома, что в любую сторону на четыре дня пути вы есть единовластные хозяева. Но, настоящая действительность оказалась совсем иной, вашему племени никогда больше не набрать могущества, ему предстоит уйти в небытие.