Отказавшись от дальнейшего исследования кубинского побережья, Колумб тринадцатого июня взял курс на юго-восток и вскоре оказался в виду большого острова; величественные горы высились над лабиринтом коралловых рифов. Колумб назвал остров Евангелистом. Сейчас же он известен как остров Пинос и славится большими запасами превосходного красного дерева.
Колумб встал на якорь и пополнил запас дров и воды. Затем он двинулся вдоль берегов острова на юг, в надежде, что если обогнуть его южный мыс, то откроется прямой путь на восток, в сторону Эспаньолы, а по дороге можно будет посетить Ямайку. Но не успел Адмирал отплыть, как очутился в юго-восточном проливе, отделяющем Евангелист от еще какого-то острова. Однако впоследствии Адмирал понял, что находится в глубокой бухте, это оказалась лагуна Сигуанка, которая вдается глубоко в остров.
Заметив ужас на лицах моряков — ведь они думали, что попали в ловушку, а провизия подходила к концу — Колумб попытался ободрить их и решил вернуться обратно вдоль кубинского побережья. Поэтому, покинув лагуну, он возвратился на место последней стоянки и двадцать пятого июня двинулся через архипелаг, расположенный между Евангелистом и Кубой, после чего пересек Белое море, столь страшившее его людей. Там Адмирала подстерегало множество треволнений, опасностей и испытаний, подобных тем, что уже выпали на его долю во время исследования кубинского побережья. Моряков тревожили частые перемены окраски морской воды: то она была зеленой, то черной, а иногда белой, как молоко; однажды суда попали в кольцо скал, в другой раз — на огромную отмель. Тридцатого июня корабль Адмирала с размаху налетел на мель и получил сильные повреждения. Всякие попытки вытащить его, заведя якоря с кормы, были безуспешными, и пришлось его сталкивать. В итоге, острова, прозванные Садами, остались позади, и Колумб вновь оказался у побережья Кубы. Он еще раз полюбовался прекрасной, плодородной провинцией Орнофай и насладился дурманящими ароматами, долетавшими с земли. Адмиралу показалось, что среди множества запахов различима горечь дыма костров, полыхавших на берегу.
Колумб принялся искать удобную гавань, чтобы запастись дровами и водой; кроме того, ему хотелось дать отдых матросам, поскольку силы их были на исходе из-за изнурительного труда и лишений. Почти два месяца они боролись с нескончаемыми трудностями и опасностями и постоянно недоедали. Плутая среди рифов и песчаных отмелей, они очень редко могли разжиться продовольствием у туземцев, да и эти скудные запасы скоро портились от жары и повышенной влажности. То же происходило и с рыбой, которую удавалось поймать испанцам, так что они были вынуждены рассчитывать лишь на дневной паек, сводившийся к фунту заплесневелого хлеба и нескольким глоткам вина. Поэтому испанцы с радостью бросили якорь седьмого июля в устье чудесной реки, в радушном и богатом крае. Местный касик, чьи владения простирались на много лиг, принял Адмирала с почтением и ликованием, а его подданные принесли испанцам все, что водилось и росло в округе: зайцев, разнообразных птиц, в том числе больших голубей, хлеб из маниоки и вкусные, ароматные фрукты. Колумб имел обыкновение, побывав в каком-нибудь замечательном крае, ставить на видном месте крест, дабы ознаменовать таким образом открытие новой земли и ее покорение. Это и было сделано в субботу, очень торжественно, при большом скоплении народа. Колумб сошел по такому случаю с корабля, на берегу его встретил касик и его главный любимец, почтенный восьмидесятилетний индеец, который держался очень серьезно, с большим достоинством. Старик принес нитку бус, которым индейцы приписывали магические свойства, и тыкву — в ней лежали изысканные фрукты. Он преподнес все это Адмиралу в знак дружбы. Затем касик и его друг взяли Адмирала под руки и отвели в рощу, где все было готово для торжественной мессы, за ними следовала толпа туземцев. Они с трепетом и почтением взирали на это действо, происходившее в природном храме, тон и жесты священника, зажженные свечи, воскурение фимиама и набожность испанцев подсказывали им, что происходящая церемония косит сакральный, мистический характер. Когда служба кончилась, восьмидесятилетний старик, с пристальным вниманием следивший за испанцами, подошел к Колумбу и обратился к нему с речью, как было принято у индейцев.
— Вы поступили очень хорошо, — сказал он, — потому что таким образом возблагодарили Бога. Мне сообщили, что вы прибыли в наши края с сильным войском и покорили множество стран, сея страх среди тамошних жителей, но не заноситесь. Знайте, что, по нашим поверьям, душа, которая покидает тело, попадает либо в мрачное, омерзительное, темное место, уготованное для тех, кто был несправедлив и жесток к своим товарищам, либо в прекрасный край, полный наслаждений; туда отправляются те, кто поддерживал на земле мир. Если вы не боги, а смертные и когда-нибудь ваша жизнь окончится, если вы верите, что каждому воздастся по заслугам, то остерегайтесь причинять зло невинным людям или тем, которые не сделали вам ничего дурного.
Адмирал, которому перевел слова старика лукаец Диего Колумб, был глубоко тронут простой, но выразительной речью туземца и ответил, что ему очень радостно узнать о вере индейцев в загробную жизнь души; насколько ему известно, подобного поверья не существует среди других обитателей здешних краев. Еще Колумб сказал, что послан сюда своими повелителями, дабы обратить индейцев в истинную веру, защитить их от зла и обид, а главное, наказать каннибалов, врагов и гонителей прочих племен. Поэтому все невинные, мирные люда должны с доверием относиться к испанцам как к своим друзьям и покровителям.
Старик возликовал, но очень удивился, узнав, что Адмирал, которого он считал таким великим и могущественным, всего лишь вассал. Изумление его стало еще больше, когда толмач рассказал ему о богатстве, великолепии и мощи испанских монархов и о чудесах, которые он видел во время поездки в Испанию. Заметив, что вся толпа слушает его с любопытством, толмач принялся повествовать о том, что его более всего поразило в краю белых людей. Великолепные города, огромные храмы, отряды всадников, разнообразные крупные животные, пышные дворцовые балы и турниры, солдаты в блестящих латах, а главное, бое быков! Индейцы внимали ему в немом восхищении, особенно воодушевился старик. Он обладал любознательным, пытливым умом, был некогда, по его уверениям, большим любителем путешествий и посетил Ямайку, Эспаньолу и отдаленные уголки Кубы. Им овладело внезапное искушение поглядеть на славную страну, о которой говорил толмач, и невзирая на старость, он вызвался плыть с Адмиралом. Однако его жена в дети так отчаянно взмолились и запротестовали, что ему пришлось отказаться от своего намерения, хотя и с превеликой неохотой. Старик неоднократно интересовался у Колумба, не на небесах ли та земля, о которой он говорит; туземцу казалось, что на земле столь чудесные существа, как испанцы, родиться не могут.
Глава 6
Путешествие вдоль южного берега Ямайки
(1494)
Несколько дней корабли простояли на якоре в реке, которую в честь мессы, устроенной на ее берегу, Колумб назвал Рио-де-ла-Миса. Наконец, шестнадцатого июля Адмирал покинул дружелюбного касика и старца-советника, которые очень печалились, расставаясь с Колумбом. Адмирал взял с собой местного юношу, которого он потом отослал к правителям Испании. Оставив слева Сады Королевы, он взял курс на юг и вышел в открытое море как можно дальше от берега, пока не стало возможным повернуть на восток, в сторону Эспаньолы. Однако едва Колумб миновал полосу островов, как налетел сильный ветер, хлынул дождь; два дня он барабанил по несчастным судам и изводил изнуренную команду. Неподалеку от мыса Крус на корабли обрушился шквал и едва не разбил их. К счастью, им удалось благополучно пережить шторм, хотя и лишившись больших якорей. Адмиральское судно, однако, так пострадало в этих передрягах, что текло по всем швам, и команде даже ценой неимоверных усилий не удавалось избавиться от воды в трюме. В конце концов они достигли мыса Крус, вошли в гавань и восемнадцатого июля бросили там якорь; индейцы оказали им такое же гостеприимство и поддержку, что и в прошлый раз. Ветер по-прежнему не благоприятствовал возвращению на Эспаньолу, а посему двадцать второго июля Колумб взял курс на Ямайку, решив обследовать остров со всех сторон. Почти месяц он пытался лавируя двигаться на восток вдоль южного побережья, где дул, как и на Кубе, переменчивый ветер, а к ночи лил дождь. Вечером Колумб вставал на якорь почти в том же месте, откуда снялся утром. Туземцы Ямайки больше не вели себя враждебно, а неотступно следовали за судами на каноэ и постоянно снабжали испанцев едой. Колумба так восхищала зелень, свежесть и изобилие этого замечательного острова, что если бы состояние его кораблей и команды позволило, он с удовольствием остался бы там на некоторое время и предпринял бы поход вглубь. Адмирал восхищался множеством превосходных гаваней, но особенно ему нравился большой залив, на берегах которого было множество селений, а в самом заливе — семь островов* (* Судя по описанию, это большой залив к востоку от мыса Нортленд, за которым начинается Старая Гавань (прим. авт.).). Однажды, когда Колумб встал там на якорь, его посетил касик большой деревни, стоявшей на пригорке на самом красивом и плодородном острове. Он явился с огромной свитой, принес освежающие напитки и с превеликим любопытством расспрашивал испанцев, кто они и откуда. Адмирал, как обычно, принялся расписывать могущество и добрые намерения правителей Испании. Переводчик-лукаец опять повел речь об увиденных в Испании чудесах, о доблести испанцев, о странах, которые они посетили и покорили, а главное, о том, что они внезапно напали на Карибские острова, разгромили их страшных обитателей и захватили нескольких в плен. Касик и его свита очень внимательно слушали эти рассказы до глубокой ночи.
Наутро корабли уже готовились к отплытию, поскольку дул попутный ветер, но вдруг заметили три каноэ, направлявшиеся к ним от одного из островов. Они приближались в строгом порядке; в центре шла самая большая лодка, украшенная красивой резьбой и росписью, а две другие явно ее сопровождали и охраняли.
В большом каноэ находились касик в его семья, состоявшая из жены, двух дочерей, двух сыновей и пяти братьев. Дочери — восемнадцатилетняя красавица с прекрасной фигурой и ее сестра чуть помладше — были обнажены, однако держались весьма скромно. На носу каноэ стоял знаменосец вождя, он был в накидке из пестрых перьев, с ярким плюмажем на голове и держал развевающийся белый флаг. Два индейца в головных уборах одинакового цвета и формы и с одинаково размалеванными лицами били в маленькие барабаны, двое других в странных шляпах из зеленых перьев трубили в трубы, искусно вырезанные из красивого черного дерева; еще шестеро в больших шляпах из белых перьев явно были телохранителями касика.
Доплыв до адмиральского судна, касик взошел на него со своей свитой. Он тоже явился при полном параде. На голове у него красовался венец из маленьких разноцветных, преимущественно зеленых, камней, они симметрично перемежались крупными белыми каменьями, а спереди соединялись большой золотой пряжкой. В уши были продеты кольца из крохотных зеленых камешков, на них висели золотые пластинки. К ожерелью из белых бусин, высоко ценившихся среди индейцев, была прикреплена большая подвеска в форме лилии, сделанная из золота более низкого качества, так называемого "гуанина"; этот поистине королевский наряд дополнял пояс из разноцветных камней, точно таких же, как и в короне. Жена касика нарядилась таким же образом, надев вдобавок крохотный передник из легкой ткани, а руки и ноги обвязав лентами. Младшая дочь украшений не носила, на старшей же был лишь пояс из мелких камешков, с которого свисала плетеная хлопковая сетка величиной с лист плюща, на которой было нашито несколько разноцветных камней.
Поднявшись на корабль, касик раздал офицерам и другим испанцам дары своей земли. Адмирал, между тем, находился в своей каюте и возносил утренние молитвы. Когда он появился на палубе, вождь радостно поспешил ему навстречу.
— Друг мой, — сказал он, — я решил оставить свою родину и сопровождать тебя. Я слышал от этих индейцев о великой власти твоих повелителей и о том, сколь много народов ты покорил от лица их. Любой, кто откажется тебе повиноваться, обречен на страдания. Ты уничтожил каноэ и жилища карибов, убил карибских воинов, взял в плен их жен и детей. Все острова трепещут в страхе перед тобой, никто не может тебе противостоять, ибо ты знаешь секреты этой земли и слабости народов, ее населяющих. Поэтому я не хочу дожидаться, пока ты отнимешь у меня владения, а лучше сяду со всеми домочадцами на корабль и отправлюсь к твоему королю с королевой, погляжу на их страну, о которой индейцы рассказывали столько чудесного.
Когда речь вождя перевели Колумбу, он поглядел на жену, сыновей и дочерей касика м подумал о томе в какие передряги могут они попасть из-за своего невежества и простодушия, пожалел их и решил не разлучать бедняг с родиной. Он ответил касику, что берет его под свое покровительство как вассала своих сюзеренов, однако испанцам предстоит еще посетить множество стран до возвращения домой, а посему он выполнит желание касика в другой раз. Тогда касик, всячески изъявляя свое дружелюбие, сел в каноэ вместе с женой, дочерьми и прочими сопровождающим" лицами и с явной неохотой вернулся на остров, а корабли продолжили свой путь*
(* До сих пор, повествуя о путешествии Колумба вдоль кубинского побережья, я руководствовался, в основном, трудом падре Паласиоса. В его рассказе меньше всею неясностей. Паласиос достаточно точен в том, что касается названий, дат и маршрутов кораблей, а также сообщает много красочных подробностей, которые отсутствуют в трудах других историков. Он имел самые достоверные источники информации. Колумб растил у него после возвращения в Испанию в 1496 году и оставил ему рукописи, судовые журналы и записки, Паласиос цитирует их вперемежку с письмами доктора Чанки и других известных лиц, сопровождавших Адмирала.
Я изучил две копии записок падре Паласиоса, принадлежащие О. Ричу. Одна из них, написанная старинным письмом, датируется началом XVI столетия, но отличается от второй крайне незначительно (прим. авт.).).
Глава 7
Путешествие вдоль южного берега Эспаньолы и возвращение в Изабеллу
Девятнадцатого августа восточная оконечность Ямайки, которую Колумб назвал мысом Фароль (а ныне он именуется Морант), скрылась из виду. Продвигаясь на восток, на следующий день он увидел продолговатый мыс, который ныне известен под названием Тибурон, Колумб же именовал его Сан-Мигель, Он не догадывался, что это часть острова Гаити, пока двадцать третьего августа, во время плавания у южных берегов острова, к Адмиралу не явился касик, который обратился к нему по имени и сказал несколько слов на кастильском наречии. Звучание их вызвало ликование на корабле, и изнуренные моряки с восторгом узнали, что находятся у южных берегов Эспаньолы. Однако им еще предстояли трудные дни. Море штормило, дул встречный, своевольный ветер, и корабли отбились друг от друга. К концу августа Колумб бросил якорь у маленького острова, а вернее, голой скалы, которая одиноко торчит в море напротив длинного мыса, тянущегося к югу, который Колумб назвал Беата. Издалека скала, облюбованная Адмиралом, казалась большим кораблем с поднятыми парусами, поэтому он и окрестил ее Альто Вело. Колумб велел нескольким матросам взобраться на вершину скалы, откуда открывался прекрасный вид на океан, и посмотреть, не покажутся ли вдалеке другие корабли. Но вокруг было пустынно. На обратном пути матросы подстрелили восемь тюленей, спавших на песке, и добыли большое количество голубей и прочих птиц: их били палками и ловили голыми руками, ибо на этом редко посещаемом острове животные не боялись и не сторонились людей.
