Приёмыш

Прибыв в Лиссабон, Борха инкогнито, в сопровождении монахов иезуитов, перебрался на виллу Алехандро. Сам Алехандро жил в новой вилле, стоявшей недалеко от первой. Первая вилла превратилась в испытательный полигон для его придумок и механизмов, имела небольшой пороховой погреб и стала для семьи не вполне безопасна.

На выдержанного и мало-эмоционального Борха вилла произвела впечатление взорвавшегося пушечного заряда. Борха днями расхаживал ошарашенный по вилле и удивлялся моделям кораблей, механизмов и диковинным вещицам. Пересмотреть всё за раз было не возможно, и вот уже четыре месяца Борха жил среди механических чудес.

В вилле были часы с маятником и лифт на второй этаж, поднимающийся силой противовесной кабины, в которой опускались двое слуг.

Борха был в восторге от деревообрабатывающих станков, лично попробовав поработать на токарном. Потом принял участие в строительстве модели летательного аппарата, движущегося в воздухе с помощью пропеллера, вращающегося от скрученной резины. Пилил, строгал, клеил и в конце концов, был поражён эффектом полёта резиномоторного самолёта, сделанного его руками.

— Послушайте, Алехандро... Я понимаю, что большие корабли таким, как вы говорите, движителем, не сдвинуть, но если придумать другой движитель?

— Нужна большая сила, Родриго. Я думаю использовать силу воды, кипящей в котле. Вы не задумывались, что будет если очень плотно закрыть котёл?

— Нет, Алехандро, не задумывался, — вздохнул Папа.

— Я вам сейчас покажу.

Алехандро подошёл к столу на котором стояли стеклянные колбы и другие сосуды, зажёг спиртовку и пододвинул её под закреплённую на вертикальной штанге колбу с водой. Прикрыв её плотно пробкой, он сказал:

— Смотрите, что сейчас будет.

Вода в колбе быстро закипела и через мгновение пробка вылетела с характерным звуком.

Борха вздрогнул от звука и неожиданности, посмотрел на Алехандро и сказал:

— Тут есть над чем подумать, Алехандро.

— Мне рассказывают моряки, пришедшие из Нового Света, что у тамошних... жителей есть корабли, двигающиеся без парусов. И большие корабли, сир. Значит такие движители возможны и они существуют.

В "семьдесят один" Борха соответствовал своим годам. Огонь, как говориться, уже угасал, но дым ещё шёл. Однако статус "инкогнито" и монашеская ряса не позволяли Борха вести разгульную жизнь, поэтому он увлёкся моделированием.

Труд в мастерских и на приусадебном участке, ежедневные плавательные упражнения в бассейне и качественная еда, доставляемая из ресторана Хуана Гонсалеса, приободрили Папу Борха.

Тесть Алехандро, узнав, что на вилле зятя появились какие-то монахи, лично приехал на верфь и поинтересовался о них.

— Ватикан прислал монахов ордена Иисуса разобраться в моих игрушках. Говорят, хотят открыть в университете инженерную кафедру.

— Это они тебя на костёр примеряют, Алехандро. Чаще посещай храм и исповедуйся. Говорят, эти иезуиты — псы Папы, прости господи.

— Может вы и правы. Да меня, вроде, не за что...

— Был бы человек, а повод поджарить его найдётся.

— Они предлагают мне открыть колледж прямо на моей вилле. Обещают оплачивать профессорскую ставку.

— Ну, тогда, действительно, заинтересовались по-доброму.

— Да нет у меня на это время.

— Найди, Алехандро, найди время. Передавай свои знания.

* * *

В отсутствии Папы, его дела, фактически, взял на себя Чезаре Борха, кроме пустопорожних переговоров и церемоний. Новый церемониймейстер, иезуит второго ранга, со своими обязанностями справлялся. Ватиканские службы работали, как заведённые часы, и Чезаре полностью отдался управлению провинциями и городами.

Кстати... На "мостовой" башне крепости Святого Ангела установили механические часы. Первые и единственные, пока, в Италии. Часы, вышедшие из мастерской Ордена Иисуса, обустроенной тут же в крепости.

Лето одна тысяча пятьсот третьего года выдалось жарким: и по причине высоких температур, и по причине начавшихся военных столкновений Франции с Испанией.

— О чем вы сейчас думаете, магистр? — Спросил Чезаре, сидя вечером под навесом, оплетенным виноградными лозами, отщипывая по одной спелые синие ягоды.

— Я думаю о том, как остановить Людовика? Вернее, его полчища, грабящие наши города.

— Вы полагаете, надо помочь Фердинанду?

— Я полагаю, что надо навалять им обоим, и отбить охоту шляться по нашей земле.

Чезаре удивлённо посмотрел на Коломбо.

— Вы, магистр, удивляете меня... Как вы говорите? Э... Своим патриотизмом. Вы же его воспитываете в своих монахах?

— Не в монахах, мессир, в детях. Любовь к Родине.

— Ну да, ну да... Раньше вы не проявляли его открыто.

— Я привыкаю к вам, мессир, и иногда позволяю себе открытость. Этого не повториться, мессир.

— Да, нет, магистр, это хорошо! Это мне нравится. А то... Разговариваешь с вами не как с человеком, а как с... оракулом. Это утомляет. Пора нам подружиться, как вы считаете? Вы доказали свою преданность нашему дому, Папе и подтвердили свои способности заглядывать в будущее. Прошёл август, и случилось всё, что вы и предсказывали.

— Я с благодарностью принимаю ваше предложение, мессир.

— Чезаре, Кристо, Чезаре! Так что в имеете ввиду? И что значит: "навалять"?

— Надавать оплеух так, чтобы они катились отсюда кубарем.

Чезаре вскинул брови, заулыбался и рассмеялся.

— Я представил эту картину: франки катятся с Ватиканского холма. Вы поэт, Кристо.

— Я музыкант, — тихо сказал Коломбо. — Был когда-то.

— А я так и не слышал вашей флейты, Кристо. Сыграйте мне, — попросил он, — как-нибудь.

— Как-нибудь, мессир. Обязательно. Может быть и сегодня. Вечер уж больно хорош. Конец лета...

— И всё-таки... Ты что-то можешь предложить?

— В орден вступил один... алхимик. Ещё в пятьсот первом году... Он всё пытался порох усилить. Мы слегка организовали экзерсисами его голову и дали ему возможность работать... Он сделал очень сильный порох, мессир.

— Чезаре, Кристо, Чезаре. Привыкай. И что?

— У нас есть опытные солдаты... бывшие солдаты... Но они сейчас стали ещё лучше солдаты, чем были. Истязания и испытания тела сделали их стойкими и сильными. И самоотверженными. Они могут пронести "порох" к врагам и взорвать его там.

— И тебе не жаль своих братьев? — Удивился Чезаре.

— Жалость — грех. Мне не жаль их, но отдавать жизнь им не придётся. Этим же алхимиком изготовлены взрыватели с часовым механизмом. Бомбы взорвутся задолго после того, как наши братья уйдут из расположения франков. И это отведёт от них подозрение.

— Ловко!

— А ещё... Наши братья готовы начать тайную войну с войсками Людовика. Неуловимые "народные" отряды будут нападать на небольшие группы франков.

— Не разозлим ли мы Людовика?

— Даже если и разозлим, он не рискнёт напасть на Рим во время войны с Фердинандом. А вообще-то, надо собирать ополчение. Надо обязать каждый город содержать свою армию. И, вообще, дать городам больше самостоятельности и прав.

— Ну... С этим мы пока торопиться не будем. Я это делаю, но постепенно. А вот с ополчением и с тайной войной мне нравится. Когда сможете начать?

— Мины, уже заложены, осталось взорвать.

— Да как так-то? Когда заложены?

— А вот сейчас и заложены. После нашего с вами разговора. Я дал команду. Пока только в пяти местах, но "бахнет" знатно. И сегодня же начнутся нападения.

* * *

"Бахнуло" так, что войска Людовика, утратив пороховые запасы и части пушек, ежедневно неся без боёв потери в живой силе, отступили к Пизе, опасаясь нападения испанцев, а сам король срочно выехал из Милана и приехал в Рим.

Встреча с королём Франции проходила в замке Святого Ангела на половине, отведённой, Чезаре.

Людовик был хмур.

— Вы снова отстроили крепость и замок... Учли слабые места? — Спросил Людовик.

— Сейчас их гораздо меньше.

— У вас тут есть водопровод, ванны, ватерклозет... Как долго вы сможете обороняться?

— Это военные секреты, сир, — улыбаясь ответил Чезаре.

— Разве могут быть секреты у вассала от своего господина? — Всё ещё мрачно спросил Людовик.

— Это не мои секреты, сир.

— А ответьте тогда, герцог, что твориться у вас. Вы развязали войну?

— Если вы про, так называемых, "народных мстителей", то с ними мы уже разобрались, выловили и казнили.

— А взрывы?

— Какое отношение мы имеем к вашим взрывам, сир? Это ваша армия, ваши люди... Моих там нет никого.

— Это ваши лазутчики! — Выкрикнул Людовик.

— Вы хотите меня оскорбить, сир? — Спросил Чезаре спокойно.

Людовик вспыхнул, потом его лицо пошло пятнами. Ему было тридцать пять лет Чезаре — двадцать три. По силе они были равны. Но Чезаре, как герцог французской Валентии, был вассалом Французского короля. И, по законам этого времени, дуэли между господином и вассалом были невозможны.

Однако рвать отношения Людовик не хотел. Он видел, как усилился Рим и лично Чезаре за эти несколько лет. Остаться без такого союзника — означало потерять север Италии, чего ему не хотелось.

— Это могли быть и лазутчики испанцев, я понимаю. Извините меня, герцог, — извинился Людовик, одновременно напомнив, кто кому вассал.

— Ваши войска, сир, ведут себя на территории Италии, как у себя дома, а это не так. Вы пополняете свои запасы, обирая крестьян. Моих крестьян, сир. У вашей армии нет продуктового обоза, сир, они берут всё, что видят.

— Так было всегда, — буркнул король.

— Теперь так не будет, сир. Народ устал и не будет терпеть грабежи и произвол ваших солдат, каждый из которых мнит себя бароном.

— Вы мне угрожаете?

— Помилуйте, сир... Я дал своим городам статус свободных, сир. В каждом городе создана своя армия. Это, конечно не значит, что они остались в одиночестве со своими врагами. Наоборот. По новому закону они обязаны предоставить свою армию своему королю... В моё подчинение, сир. Так как я являюсь теперь королём государства Романия, сир. Папа Александр согласился с моим предложением объединить, захваченные мной города, в одну территорию и утвердил меня в статусе короля. Флоренция и Пиза добровольно вошли в состав моего королевства. Валентия, кстати, теперь территория Романии, сир.

— Да как вы смеете, мальчишка! — Вспылил Людовик, но Чезаре жестом остановил его.

— Я предостерегаю вас, король от повторных оскорблений. Хоть наши статусы равны, я не стану вызывать вас на дуэль, потому, что вы отныне мой пленник.

— Да как можно?! Это позор! Вы опозорите честь вашей семьи и ваших потомков! Какой вы король?! Какое королевство Романия?! Я не уведомлён!

— Уведомлены, сир. Официально и в положенные сроки. Ещё в августе мы отправили вам уведомление и буллу Папы Александра. Послали и ноту протеста о недопустимости нахождения ваших войск на территории моего королевства. Всё через вашего посла в Ватикане, сир.

— Но... Я не получал...

— И чья в том вина, сир?

— Но я ваш гость!

— Я вас не приглашал. Вы, без уведомления, прибыли в моё королевство, хотя, по сути, между нами, действительно, война.

Людовик поднялся из кресла и гордо вскинул подбородок.

— Мои войска сотрут вас в порошок, подлый предатель!

— Не думаю. Вы ведь не хотите умереть? Или хотите?

— Вы не посмеете!

— А я и не желаю вашей смерти. Мне вы нужны живым, как щит. Надёжный щит от необдуманных поступков ваших генералов. А в случае, если они всё же двинутся на Рим, я стану высылать им вас по частям. Не мните себе, что я буду ждать подхода ваших войск к стенам Рима. Каждый их шаг по моей земле отразится на вас в буквальном смысле.

— Вы изверг! — Со страхом в глазах произнёс Людовик.

— Отнюдь. Я придерживаюсь принципа необходимой достаточности. А вот ваш отец Людовик Одиннадцатый привязал к скамье под эшафотом детей герцога Арманьяка, после казни которого, на них текла кровь их отца. А после этого их доставили в Бастилию, где привязывали к столбу и секли, выдирая по зубу каждые три месяца.

Я буду гуманнее. Думаю, что одного вашего мизинца с перстнем будет достаточно, чтобы остановить ваши войска. Всё, Людовик! Вы мне надоели, — сказал, махнув рукой с зажатым в руке платком, Чезаре. — Стража!

Людовика увели. Из-за портьеры вышел Коломбо, сидевший в небольшом кабинете во время разговора двух королей.

— По-моему, хорошо получилось! — Возбуждённо воскликнул Чезаре.

— Хорошо, — согласился магистр.

— Однако, сейчас и Англия, и Венеция, и Арагон объединятся, — задумчиво сказал Чезаре.

— Объединяться, — согласился Коломбо.

— Как-то вы спокойно об этом говорите... И что нам делать?

— Сдаваться, — сказал Коломбо.

Чезаре вздрогнув, посмотрел на магистра.

— В смысле — сдаваться? Кому сдаваться? — Возмутился Чезаре и его рука потянулась к шпаге.

— Я, мессир, шучу, — пояснил Коломбо. — Вы задали мне странный вопрос, и я соизволил пошутить. Простите меня, мессир.

— Прощаю, магистр, и повторяю свой вопрос: что делать?

— Воевать, мессир. Наши монахи находящиеся в Лиссабоне, сообщили мне, что договорились с Алехандро Санчесом об аренде его кораблей. Заплатим ему потом, — добавил он, видя непроизвольный жест Чезаре. — Когда захватим Венецию. Каждый его корабль несёт по сорок пушек. Пушки Санчеса крепкие и выдерживают наш новый порох. Они там испытали. Ядра летят намного дальше...

— Ты предлагаешь напасть на Венецию?

— Да. Зачем ждать объединения наших врагов. Нападём с моря, разрушим их крепости, города.

— А их флот?

— И флот. Санчес отдаёт нам восемь своих кораблей и весь запас лучших ядер. Венецианские корабли вооружены слабо. Максимум десятью пушками. Хотя их и много.

— Хороший у тебя друг. Что же он просит взамен?

— Я застал его врасплох своей просьбой. Он пока не знает, что попросить.

— Мне бы такого друга, чтобы он не раздумывая мог отдать четырёхсотпушечную флотилию.

Чезаре Борха помолчал.

— Хотя, у меня есть вы, Коломбо. Вы ведь мой друг?

— Я ваш друг, Чезаре.

— Как там отец? — Вдруг спросил Борха младший. Это был первый случай, когда Чезаре называл его так, в присутствии посторонних.

Магистр приподнял глаза в небо и сказал:

— Обрезает виноград. Ноябрь.

— Пора ему возвращаться.

— Думаете? Ему там нравится. Он лично построил модель галеры и сейчас снаряжает её такелажем и стреляющими пушками.

— Море закроется. Война скоро.

— Вот именно. Он может попасть в плен. Сейчас за ним будут охотиться все наши враги. А там он в полной безопасности.

— Наверное...

Глава двадцать пятая.

Флот Рима подошёл к проливу у острова Лидо четырнадцатого января одна тысяча пятьсот третьего года. При встречном северном ветре шли галсами в кильватер за флагманом.

— Вижу дым! — Крикнул с мачты вперёдсмотрящий.

— Обнаружили. Хорошо несут службу, — сказал капитан старшему офицеру, стоящему рядом на баке. — Девяносто вправо, — сказал о матросу-репитеру.

Корабль немедленно переложился на правый борт.

— Ветер пять узлов, норд, — сказал помощник.