Когда глухой удар по обшивке оторвал Лемеха от чтения заумной инструкции по навигации, то он, машинально сверившись с часами, обнаружил, что работает уже четверть суток. Замкнутая система жизнеобеспечения скафандра минимизировала неудобства, позволяя забыть обо всем кроме дела.

Потянувшись, Ласка разогнулся и выполз на "божий свет". То есть, в данном случае, на внешнюю обшивку. Источник беспокоящего шума отыскался быстро.

Сыпя раскаленными искрами и беззлобно богохульствуя, Сержинский старательно приваривал угловатую громадину авиационного модуля к наиболее поврежденной части носовой молотообразной надстройки носителя. Огненные светлячки капель расплава выстреливали во все стороны миниатюрным извержением вулкана, освещая всю кипучую деятельность, развернутую поляком. Невесомость и двигатели экзоскелета вполне позволили ему проделать то, что было бы невозможно на поверхности планеты.

— Ян? Тебе помочь? — Для проформы осведомился полковник.

— Поздно. — Зло огрызнулся майор. — Когда эту фиговину придержать надо было, ты в отсиживался. А на готовенькое набежал...

— Если ты так мучался, что меня не позвал? — Деланно удивился Рус. — Неужели я выключил передатчик? Какая оплошность.

Сержинский в ответ пробурчал что-то крайне нелицеприятное о родственниках Руса и снова полыхнул пламенем резака, полосуя броню. Весь его натруженный вид говорил о нежелании продолжать дискуссию.

— Лично у меня все готово, — Наконец сообщил он, оторвавшись от своего увлекательного занятия. — Все запрошенное Омегой железо, которое достать получилось, сложено внутри. Мусор оттуда я выкинул, Сам модуль, как видишь, отстыковал, приволок, и закрепил. Надеюсь, не отвалится.

— Знаешь, я тоже больше ничего не сделаю, сверх имеющегося. — Махнул Лемех рукой. — Парус раскроется. Точно. И, если верить мануалам, после этого программа навигации должна использовать его как приемо-передающую антенну и составить долбаную карту. Все. Или делаем дело, или сворачиваемся.

— Делаем. — Кивнул Ян. — Мне надо на Рок. Там люди, которых я нанимался защищать. И, потом, я зря что ли здесь столько возился? Рискнем.

Повисла пауза.

— Ну. — Сказал Рус. — И?

— Что "и"? — Не понял Сержинский.

— Взрывай. — Пояснил "мысль" полковник.

— Прямо вот здесь?

— А что тебя не устраивает?

— Не пойдет. — Отказался Ян. — Я лучше подальше отлечу.

— Отлетим подальше, начнем падать на звезду. — Привел контраргумент Лемех.

— Скорости падения после подрыва будут близки. Я еще не сошел с ума — взрывать звездолет, на котором нахожусь!

— Резонно. Уговорил. А если не рванет?

— Рванет. — Уверенно пообещал майор. — Может парус заранее раскрыть?

— Нет. неизвестно как себя вся эта конструкция поведет под ударной нагрузкой.

— Тогда полетели?

— Полетели.

Собственно, весь короткий полет уложился в несколько импульсов двигателем скафандра Сержинского. Руслан же опять использовал последнего в качестве ездовой лошади. Крохотный ранцевый двигатель все равно был не в состоянии конкурировать с возможностями экзоскелета.

— Готов? Связь с вычислительным комплексом рубки, еще что-то... Все в норме? — Спросил в последний раз Ян, когда расстояние стало, по его мнению, приемлемым.

— Только что опрашивал.

— Ну смотри. — Буднично проворчал Сержинский и, переключившись на другой канал, дал команду.

На находящемся примерно в километре от них массивном теле носителя лопнул сверкающий гранями распоротой обшивки хрустальный мячик. Видно было как сместился фундамент под превращенными в облако шрапнели орудийными башнями. Тяжелая зыбь прокатилась по угловатым бокам измученного долгой дорогой корабля, смещая устоявшуюся орбиту.

А вслед за ней полыхнула свечением болотного газа опутавшая корабль паутина чужого энергополя. Затрепетала, натянутая сдерживаемой до поры мощью и... Схлынула, оставив после себя короткую дрожь измененного пространства.

— Упс. — Сказал майор, разглядывая претерпевший не слишком заметные изменения носитель. — Не сработало. Так я и знал.

— Черт! — Ругнулся Руслан. — Стоп... Ты. Что значит "так и знал"?

— Я что! Я ничего! — Привычно скосил "на дурака" майор.

— Железный. — Недобро прошипел Лемех. — Я знаю, у тебя есть план. Просто его озвучь и тебе ничего за это не будет. Обещаю.

— Только не бей... — Траурным голосом прогудел поляк.

— Буду. Пока не скажешь.

— Я знаю волшебное слово! — Заржал поляк.

— Какое, нафиг, слово, клоун? — Рыкнул полковник, чувствуя, как идиотизм ситуации пробирает и его. — Неужели нельзя хоть что-то сделать нормально?

— Я... Там... Тебе... Сообщением скинул. — Простонал покатывающийся Сержинский. — Прочти... На общем канале.

— Чего? Какое сообщение?? А... Погоди... "Елочка зажгись!"? Ты издева..?

И тут вселенная вокруг, казалось, вздрогнула.

Посреди длинной туши колониального носителя, прорастая прямо сквозь многометровую толщу титан-вольфрамового сплава, развернулся на встречу звездам, переливающийся всеми оттенками голубого, сияющий василек термоядерного взрыва.

Молочно-белая волна света плеснула в светофильтры шлемов, на мгновение лишив офицеров всяческого обзора. А затем махина межсистемника словно расплылась от сотрясающих ее рывков и величаво, как не снилось и Титанику, переломилась пополам. Однако, долго оставаться в таком виде ей было не суждено.

Внезапно, лепестки все еще растущего пламенного цветка притухли, охватываемые пришедшей из небытия зеленью силовой паутины чужих, изогнулись, будто стремясь вернуться назад, в некую точку ближе к измочаленной корме транспорта.

Но тут перегруженная сеть растянулась, не сдержав натиска термоядерной вспышки, и жгучее пламя рукотворной звезды вновь выплеснулось в пространство, как в дурном сне пытаясь убежать из стремительно стягивающегося в воронку коллапса эпицентра. И узел скрученного вакуума не выдержал. Что-то нарушилось в сотворенной чужими организмами системе. Могучая волна выравнивающейся метрики хлынула во все стороны, походя раздирая на причудливые хлопья хрупкую фольгу отломившейся кормовой части межзвездного колониального носителя. Докатилась до второй, уцелевшей половины, ударила, сметая выступающие конструкции, выгрызая с мясом коробочки надстроек. Ухнула в широкую пропасть, зияющую на месте пассажирских модулей, и ослабла, наконец, растекаясь туманом искрошенных осколков. Дошедшие до спутников колебания уже лишь мягко пихнули их сцепившуюся пару, уплывающую вдаль от транспорта, словно помогая придти в себя. Руслан тихо подобрал челюсть.

— Ни хера себе "вспышка справа", ложитесь и закопайтесь... — Выдал он, вглядываясь в клубящийся хлам оставшийся на месте звездолета.

— Хочешь взорвать по настоящему большой корабль? Спроси меня "Как?"! — Не стал теряться Сержинский. И в этот момент что-то с силой парового молота врезалось в его бронированный живот. Сцепившиеся фигуры закружило в безумном танце невесомости.

— Твою же так!! — Заорал Лемех, изо всех сил стараясь занять как можно меньшую площадь на бешено вращающемся скафандре майора. — Ян стабилизируйся и прикрой меня, Здесь же полно осколков! Я потом с дырявым скафандром в пустоте скакать буду?!

Наверняка, Сержинскому нашлось бы, что ответить, если бы он мог отвлечься от этой самой стабилизации. О существовании тучи осколков он уже знал не понаслышке, поскольку за первым ударом последовало еще столько, что и некогда считать.

Бессильно пытаясь пробить многослойную керамику, жалящие осы из рваного металла придавали не имеющему опоры телу все новые импульсы, а болтающийся на загривке полковник то и дело перекрывал маневровые форсунки, мешая умной системе управления самостоятельно компенсировать рывки.

Наконец железный дождь иссяк, позволив поляку справится с управлением.

— А я предлагал подальше, а ты заладил: "тяготение", "звезда"... — Пробурчал он, предчувствуя бурю. — Цел?

— Прости о великий. — Прошипел помятый Руслан. — Я не был посвящен во всю широту твоих замыслов. Не раскроешь ли ты мне теперь, что произошло? Там, в начале. Жутко похоже на ядерный взрыв, правда? Не разочаровывай меня, а то за последние сутки я почти заскучал. Второй день без геноцида и атомных вспышек — недолго и закиснуть!

— Не стану разочаровывать. Это он и был. Взрыв, то есть. Я поставил на подрыв найденную в башне контроля малой авиации резервную плазма-ячейку.

Неполные триста килотонн, сам знаешь. Мне подумалось, рванут эти артефакты — не рванут, пес их знает. Подстраховался. — Раскололся Ян. — Я с самого начала про нее помнил. Ту, что в самом авиамодуле, мы исчерпали, так? Ячейки уцелевшего парка машин, пустые, стоят на консервации, но в башне-то! В башне обязана быть заряженная, иначе на кой черт автономия взлетной палубе?! Омега мне еще мозги пудрил внешним управлением истребителей...

— То есть, у тебя все было продумано? — Фыркнул Ласка понимая — эта партия осталась за Сержинским.

— Ты сам давил на инициативу, помнишь? — Невинно пояснил коварно отомстивший за свои прошлые унижения поляк. — Я ее проявил. Теперь не жалуйся.

Лемех замолчал на длительное время, заставив Яна занервничать. В последние дни майор выбрал годовые лимиты на фирменное свое "увидел — поломай" и чувствовал, что напарник от этого не в восторге. С другой стороны, вины он за свои поступки не ощущал, действуя, каждый раз, в рамках заданных обстоятельствами и характером. Про этот, конкретный же взрыв и говорить не стоило.

Однако, когда Сержинский уже созрел было вывалить на полковника свои мысли в качестве превентивного удара, в наушниках сухо кашлянули.

— Хм, Ян, я в общем рад, что ты нашел выход в сложившихся обстоятельствах. В конце концов, я хотел применить "эффект Сержинского"? Так я его применил. Полетели назад.

— А чего молчал-то? — Не утерпел майор. — Недоброе задумывал? И никакой это, кстати, не эффект! Это расчет и выдумка!

Лемех, проигнорировав вторую часть комментария, треснул кулаком по загривку майорского "обмундирования", и ткнул ладонью в сторону обломков.

— Не до гадостей. Занят я был. Парус.

Последние минуты прошли для него в плодотворном общении с удаленным интерфейсом навигационного компьютера того, что осталось от громадины "проекта Омега". И теперь расталкивая неподатливые обломки, пыхая импульсами коррекции курса, и, натянув за собой тонкие блескучие нити углеродных канатов, неторопливо выходили в заданные координаты гондолы со свернутыми внутри полотнищами звездного паруса.

А в командной строке удаленного терминала, спроецированной на его, Русланову, сетчатку, мерцала белым еще более вдохновляющая, нежели успешный итог их безумного плана, надпись:

— "Процедура развертки узловых точек системы произведена штатно. Для дальнейшей прокладки курса необходимо переключится на прием с выносных антенн. Произвести переключение?"

Чувства, которые вызывала сия зубодробительная формулировка у усталого полковника, можно было емко описать одним словом "облегчение". Ведь здравых идей по осуществлению самостоятельной навигации у него так и не появилось.

Глава 22

— Капитан Лемех. Омега вызывает Капитана Лемеха. Руслан, ответь, я засек колебания метрики пространства высокой мощности с вашего направления. Вы в норме?

Кодированный радиосигнал преодолел неожиданно короткую пропасть межпланетной пустоты, чтобы вновь ожить серией электрических импульсов в приемопередающих антеннах, проложенных вдоль колоссальных лепестков сияющей серебром и светом ажурной структуры.

Специализированная вычислительная система учла параметры сигнала, перестроив часть поверхностей на фокусировку и ответную передачу. Сшитое из крыльев сотни мотыльков-гигантов и наполненное ветром пространств образование дрогнуло, меняя свою конфигурацию, чтобы скомпенсировать потерю тяги.

Общая площадь приобретенного парусного вооружения того, что осталось от колониального транспорта "Омега" составляла ныне чуть менее двадцати квадратных километров. Этого с лихвой хватало, чтобы сдвинуть то немногое, сохранившееся в целости от его массы. Сверхтонкая углеродная пленка на гибком каркасе образовывала граненый, словно бриллиант, купол захватывающий в свою широкую поверхность потоки излучения и горячего газа.

Родившись в кроне этого серебристого дерева, колебания электронов добрались по стволу центрального троса до корня, темного и невзрачного общем на фоне.

Останки величественного когда-то межзвездного транспорта представляли собой трапециевидный объект с феерическим переплетением пучка обкушенных несущих балок в кормовой части. В них, как в ловчей сети паука, запутались десятки спрессованных взрывами броневых пластин и прочего мусора, оставшегося от основного корпуса корабля-колонии. Убирать это безобразие было некому и некогда.

Внутри же структуры этой, увенчанной теперь безбрежной короной звездного паруса, сосредоточилась вся активность как человеческая, так и техническая.

Несмотря на то, что общий размер бывшей передней надстройки межсистемника значительно превосходил, например, тот же эсминец ВКСЗ "Стремительный", внутренние помещения ее не могли похвастать ни величиной, ни комфортом. Объяснялось это как толщиной брони, покрывавшей сооружение кое-где аж трехметровым слоем, так и наличием массы крупных механизмов, нацеленных на функционирование в полном комплекте с утраченными ныне частями.

Башни приводов инерционной гравитации для колониальных модулей, опустошенные контейнеры тяжелых ядерных ракет, и тому подобное, теперь просто занимающее место, барахло. В добавок, треть внутреннего пространства была потеряна еще при первой аварии, произошедшей в весьма удаленном по человеческим меркам прошлом. Спеченный чудовищным жаром столкновения на околосветовой скорости металл образовал в пострадавшем объеме непроходимый лабиринт пустот и каверн, доступный разве что мышам, но не человеку.

Руслан с Сержинским, битых четыре часа восстанавливавшие герметичность внутри планомерно разгоняющегося "осколка", махнули на данный хаос рукой, загерметезировав проход туда до лучших времен.

В их распоряжении осталась лишь рубка, небольшая сеть технических переходов, из трех коридоров, и реакторный зал, куда по здравом размышлении военные соваться не стали, трезво оценив собственную компетентность.

В итоге, все, что позволило не слишком обширное пространство — снять скафандры. Данное обстоятельство особенно актуально было в случае с майором, так как его механизированная махина, без ущерба для стен, не проходила дальше шлюза.

Теперь усталые и гордые собой до посинения офицеры пребывали в рубке, глядя на звезды, выводимые для них на экран навигационным компом с внешних камер. В руках Лемеха дымилась, скрученная из куска металла, чашка с кофе, навевая Сержинскому сладкие воспоминания о бесславно вывинченной из его любимого супер-скафандра кофеварке. "Неповторимая" форма чашки свидетельствовала о царящей вокруг невесомости.