Отношение к мёртвым — это есть показатель культуры общества в целом.
Нет, я понимаю: студенты-медики учатся на безропотных трупах лечить пока ещё живых людей…
Потроша умерших, патологоанатомы выясняют причину их смерти и, тем самым помогают милиционерам ловить злодеев…
Негро-африканцы из Эфиопии занимаются людоедством — ибо в их организме не хватает каких-то очень важных для их существования витаминов…
А для чего (или за что?) коммунисты так жестоко надругались над телом создателя первого в мире государства рабочих и крестьян?
Не… С этой страной было что-то не так.
И если войны заканчиваются — когда похоронен последний павший солдат, то точно таким же образом, революция не может считаться завершенной — пока не погребён последний революционер…
И вот — свершилось!
* * *
Ко мне подходит группа военных и гражданских, среди которых я вижу профессора, Виноградова, Поскрёбышева и Косынкина…
«Приятно удивлённые» — это не то слово, относительно них!
Последний не скрываясь крестится и, со слезами на глазах:
— Слава Богу, Вы живы, Иосиф Виссарионович!
Тоже давая знать, что чертовски рад их видеть, улыбаюсь и негромко:
— Не дождутся!
Высокий мужчина в форме комиссара госбезопасности 2-го ранга, с умным, по-аристократически красивым, но в данный момент — с растерянным лицом, спрашивает:
— Товарищ Сталин! Что это было?
Это — правая рука Берия: Всеволод Николаевич Меркулов — первый заместитель наркома НКВД — начальник Главного управления государственной безопасности (ГУГБ).
В спокойном тоне отвечаю:
— Это было стихийное бедствие, катастрофа с человеческими жертвами…
Громко, чтобы меня слышало побольше народу, безапелляционно добавляю:
— …И ничего больше!
Тот, в тему врубился сразу:
— Понял, товарищ Сталин.
Кто-то, в коем я с ходу по ряду «вторичных половых признаков» признал труженика отечественных СМИ и, как чуть позже выяснилось — не обознался, громко причитая:
— Что делать, товарищ Сталин?
Морща лоб, как будто вспоминая, смотрю на него:
— Товарищ… Эээ…
— Поспелов Пётр Николаевич, главный редактор газеты «Правда».
«Эге… Да это — главный советский идеолог, гарпун бы зазубренный — ему бы пониже спины».
Поспелов непосредственно участвовал в создании «Краткого курса истории ВКП(б), книг «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография», «История Гражданской войны в СССР» и, лично написал несколько десятков трудов, в том числе и на иностранных языках. Позже, он станет кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС, директором Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, редактором многотомной «Истории КПСС».
Несмотря на якобы отмечающуюся за ним «фанатичную преданность» Сталину, Поспелов одним из первых переметнулся на сторону Хрущёва, который доверил тому возглавить комиссию по расследованию массовых репрессий. Сей беспринципный тип это «доверие» в полной мере оправдал и, материалы комиссии затем были использованы в докладе Хрущёва «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС.
И затем, Поспелов — так тщательно вылизывал Кукурузнику волосатые яйца, что советскому народу стало казаться — что войну он выиграл под руководством Хрущёва, а не Сталина.
Не… Какая может быть у государства идеология, если её возглавляет такая продажная шлюха, как этот подонок?
Точно такая же — продажная.
Долго ли будет существовать государство с продажной идеологией?
Нет!
От этого «товарища» надо срочно и безжалостно избавляться и, посмотрев на воду в яме на месте Мавзолея — мне захотелось сделать это прямо сейчас. Едва сдержав себя чтоб не столкнуть туда Поспелова, я снизошёл до ответа ему:
— «Что делать», спрашиваете? Вам лично — некролог писать, товарищ Поспелов.
Тот, неправильно меня поняв:
— Понял, товарищ Сталин. Завтра же в газетах Советского Союза выйдет некролог о наших погибших в борьбе со стихией товарищах…
«Ой, дурак…».
А во главе главной газеты страны, нужно поставить человека — способного как протопоп Аввакум, пойти на костёр за свои убеждения…
Да где такого взять?
«Люди, люди… Где взять преданных — не мне, а делу построения нового общества людей? Эх, был бы жив Лаврентий Павлович — он бы подсказал может…».
Увидев поблизости «последнего могиканина» — Александра Сергеевича Щербакова, Первого секретаря Московского горкома и обкома ВКП(б) и, кандидата в Члены Политбюро, я спросил у него:
— Товарищ Щербаков! Вы товарища Пономаренко давно видели?
Тот, несколько недоумённо:
— Так вот же он — рядом с вами стоит.
И тут же с левой стороны, слышу:
— Здравствуйте, товарищ Сталин! Никак не признали меня?
Поворачиваюсь, вижу плечистого мужика в шинели без знаков различия, с простым открытым лицом и умными глазами:
— Здравствуйте, товарищ Пономаренко. Извините, что не признал Вас, но день сегодня…
Кивнув на яму на месте Мавзолея:
— …Сами видите какой.
Второй — «выторгованный» мной у Хрущёва и тем самым спасённый делегат погибшего съезда — Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, был Первым секретарём ЦК КП Белоруссии. Как и на Щербакова, на этого у меня тоже очень большие виды.
Отвечает:
— Понимаю, такое горе… У самого как будто пелена перед глазами.
Все вокруг запричитали:
— Какое горе…
— Такое горе…
— Великое испытание выпало на советский народ…
Когда слегка надоело, рявкаю на них:
— СТИХИЯ!!!
И показывая пальцем вниз, многозначительно говорю:
— На их месте, товарищи — мог бы оказаться любой из вас.
Затем, окинув онемевшую толпу руководителей взором:
— Ну что, товарищи? Делу — время, скорби — час. Предлагаю пройти в мой кабинет и обсудить дела наши скорбные.
Первым иду в обратном направлении, за мной толпа наркомов, начальников главков и прочих высших руководителей СССР. Уже на подходе к Никитским воротам, из толпы народа наперерез мне бросается какая-то растрёпанная женщина:
— Товарищ Сталин! Что ж теперь будет?
Останавливаюсь и, окинув всех взглядом, громко отвечаю:
— Теперь, товарищи, у нас с вами будет совсем другая страна.
Глава 9. Буквально в двух словах об собственных «скелетах в шкафу».
Из беседы И.В. Сталина с журналистом «Scripps-Howard» (США) Роем Говардом:
«Говард:
— В СССР разрабатывается новая конституция, предусматривающая новую избирательную систему. В какой мере эта новая система может изменить положение в СССР, поскольку на выборах по-прежнему будет выступать только одна партия?
Сталин:
— Наше общество состоит исключительно из свободных тружеников города и деревни — рабочих, крестьян, интеллигенции. Каждая из этих прослоек может иметь свои специальные интересы и отражать их через имеющиеся общественные организации. Но коль скоро нет классов, коль скоро грани между классами стираются, коль скоро остаётся лишь некоторая, но не коренная разница между различными прослойками социалистического общества, не может быть питательной почвы для создания борющихся между собой партий. Где нет нескольких классов, не может быть нескольких партий, ибо партия есть часть класса. (…) Вам кажется, что не будет избирательной борьбы. Но она будет, и я предвижу весьма оживлённую избирательную борьбу. У нас не мало учреждений, которые работают плохо. Бывает, что тот или иной местный орган власти не умеет удовлетворить те или иные из многосторонних и всё возрастающих потребностей трудящихся города и деревни. Построил ли ты или не построил хорошую школу? Улучшил ли ты жилищные условия? Не бюрократ ли ты? Помог ли сделать наш труд более эффективным, нашу жизнь более культурной? Таковы будут критерии, с которыми миллионы избирателей буду подходить к кандидатам, отбрасывая негодных, вычёркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры. Да, избирательная борьба будет оживлённой, она будет протекать вокруг множества острейших вопросов, главным образом вопросов практических, имеющих первостепенное значение для народа. Наша новая избирательная система подтянет все учреждения и организации, заставит их улучшить свою работу. Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти. Наша новая конституция будет, по-моему, самой демократической конституцией из всех существующих в мире».
Уинстон Черчилль:
«Я думал, что умру от старости. Но когда Россия, кормившая всю Европу хлебом, стала закупать зерно, я понял, что умру от смеха».
Премьер министр РФ В.Черномырдин:
«Чем мы провинились перед Богом, Аллахом и другими?».
Иосиф Сталин в разговоре с Михаилом Булгаковым:
«История весьма неповоротливая дама. Нужно раздавить не одну тысячу бабочек, и отдавить сотни мозолей, прежде чем она сдвинется с места».
Сперва — совсем небольшое предисловие.
Я то — понятное, дело — особо тяжёлый случай…
С детства, со школьной скамьи, история — мой любимый конёк. Но этим «коньком» я то и дело получал «по кумполу» — за то, что неправильно на нём «езжу».
Вот положим рассказывает нам на уроке учительница… Забыл имя-отчество, но положим Марьивана, про то как Киргиз-Хан собрал всех болгаро-монголов в огромное войско и повёл их за каким-то куем к «последнему морю»…
А я ей:
— Марьивана! А на кого монголо-болгары свои хозяйства оставили? Ведь труд скотовода-кочевника, он женщине непосилен — в силу ряда её биологических особенностей.
Класс, услышав про «биологические особенности», тихонечко:
— Хихихи!
Марьивана, недовольно морщась от таких приземлённых вопросов:
— На рабов, конечно…
— Так ведь раб вскочил на коня — и иди ищи-свищи его…
Марьивана зависла, как советский калькулятор «Электроника» от десятой «Виндвы». Я же, с двусмысленной усмешкой, задаю недвусмысленный вопрос:
— А своих жён они на кого оставили? Неужели тоже на рабов? Ой, как интересно! Приезжает какой-нибудь монголо-болгарин домой из похода — а у него полная юрта детей: «Непохожих на тебя, непохожих на меня…».
Весь класс, грянул:
— Хахаха!!!
Марьивана покраснев до самых кончиков седин, хватаясь за сердце:
— ВОН ИЗ КЛАССА!!!
В результате, за четверть — еле-еле «тройка», в аттестат — кое-как «хорошо» по истории натянули, чтоб не портить отчётность у «Гороно».
Про «Обществоведение», которое вел тот же преподаватель, надо рассказывать отдельно.
— Марьивана, можно вопрос по марксизму?
— Можно.
— Согласно Карлу Марксу, каждая новая общественно-политическая формация имеет совершенно новые классы: рабов и рабовладельцев при рабовладельческом строе — сменяют крестьяне и феодалы при феодальном…
Кивает важно:
— Верно, продолжай.
— …Последних, после переходе на капиталистический строй — сменяют пролетарии и капиталисты. Так?
— Так.
Усыпив бдительность, задаю «вопрос на засыпку»:
— Так почему после перехода к социалистическому строю, пролетарии, которым «терять нечего, кроме своих цепей» — как были ими так и остались? И мало того, вдруг откуда не возьмись — появились крестьяне, канувшие было в историческое небытие после крушения феодализма? Наконец, почему в соответствии с «традицией», не появился новый эксплуататорский класс — названный «социалистами» по аналогии с предшественниками? Что-то как-то не по Марксу с Энгельсом, Вы не находите?
Вздохнув, Марьивана посмотрела на потолок и, как это в Одессе раньше было принято, отвечает вопросом на вопрос:
— Эээ… Ты комсомолец?
— Пока нет.
— Вот и не будешь им, пока учишься в нашей школе.
Так что в комсомол меня приняли лишь в армии. Там вопросов задавать не разрешали.
* * *
Со мной то, таким образом — всё ясно: медицина в таких случаях бессильна…
Но попади в ситуацию «текущей реальности» (после 20 января 1941-го года) практически любой мой современник, он тут же бы решил что после гибели всего Политбюро, Центрального комитета ВКП(б) и практически всех партийных руководителей на местах — «всёпропало». И, тут же побежал бы в лес — чтоб поезда под откос пускать или же приготовился бы пить баварское…
Последних, кстати тоже в «моё время» — прямо-таки хоть пруд пруди.
Моим современникам такое вполне простительно и вот почему.
Читаешь какую-нибудь книгу по нашей недавней истории и такое ощущение складывается, что в СССР — не только секса…
Правительства не было!
А всем на свете заправляли районные, городские, областные и республиканские комитеты Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) во главе с их первыми секретарями. До начала Великой Отечественной Войны, выполняя решения очередных съездов правящей партии, эти организации — коллективизировали, индустриализировали страну — раскинувшуюся на одну шестую часть «землешарной» поверхности и, совершали в ней «культурную революцию»… А с началом войны и в течении — организовывали эвакуацию и мобилизацию промышленности, перестройку всей экономики страны, всего её народного хозяйства на «военные рельсы» — для нужд скорейшего разгрома врага.
И даже на территории «временно оккупированной» врагом — то и дело читаешь: «Подпольный обком действует»!
Конечно, больше всех преуспел «Маршал Победы» — договорившейся до того, что «мозгом» Красной Армии был не Генеральный Штаб (в том числе одно время возглавляемый и им самим лично) — а Центральный Комитет ВКП(б):
«Дело прошлое, но тогда, как и сейчас, считаю, что название книги «Мозг армии» применительно к Красной Армии неверно. «Мозгом» Красной Армии с первых дней ее существования является ЦК ВКП(б)»29.
Вот такая вот фигня, малыш!
Потонул в кремлёвских подземельях весь Центральный Комитет — и враз стала наша с вами армия безмозглой, как курица с отрубленной головой: приходи фашист и бери страну голыми руками…
Конечно, советским историкам, писателям и мемуаристам это вполне простительно: не упомяни они о «руководящей и направляющей» роли партии — их «нетленные произведения», навряд ли допустили бы до печати…
И если верить словам вполне взрослых и серьёзных людей, подобно этим:
«Книге Жукова суждено стать на долгое время единственным источником, в котором имеется полная, неприукрашенная правда о Великой Отечественной войне»30.
