— Если что-то пойдет не так, неудача будет иметь одинаковую цену для нас обоих, — отметила она.
— Может быть, для нас обоих, но не для миссии, — возразил Люций. — Именно ты убедила Эфраима и Велисария. Это ты находишься в теле синтоида. Если ты абстрагируешься и что-то пойдет не так, твое тело превратится в пустую оболочку, а у Эфраима и Велисария — не говоря уже об их людях — возникнут вопросы о том, почему валькирии внезапно больше нет рядом. Признай, что потерять меня проще, чем тебя.
— Это удручающее выражение.
— Может быть, так оно и есть. Но это не делает его неправдой, не так ли?
— Но для тебя это было бы навсегда. Я могла бы сначала зайти и убедиться, что это безопасно.
— Боюсь, я понимаю это не совсем правильно, — сказал Пипс, — но разве это не та задача, которую мог бы решить я? Люций проницательно замечает о ваших отношениях с Эфраимом и Велисарием, Теодора. Точно так же, Люций, если это не удастся, я не сомневаюсь, что ваши знания принесут Теодоре гораздо больше пользы, чем мои собственные.
— Я ценю твое предложение, Сэмюэл, — ответил Люций, — и теоретически это может быть любой из нас. Но не думаю, что ты здесь подходишь по квалификации. — Он одарил англичанина сочувственной улыбкой. — Без обид.
Пипс оглянулся на него, затем вздохнул и кивнул в знак согласия.
— Это должен быть я, — настаивал Люций, поворачиваясь обратно к Теодоре. — Даже если ты погрузишься в систему и обнаружишь, что она все еще функционирует изнутри, что тогда? Интерфейсы все еще не работают, а это значит, что кто-то должен оставаться внутри. Ты не можешь делать это и в то же время находиться в Константинополе.
— Но если ты войдешь, это навсегда.
— Я знаю. — Он пожал плечами. — Но не веди себя так, будто это такое уж большое дело. Конечно, это не та абстрактная вечеринка, которую я себе представлял. Но рано или поздно это должно было случиться. Мы с Сэмюэлом не будем жить вечно в этой бухте.
Теодора вздохнула и разжала руки.
— Ты собираешься пройти через это, не так ли?
— Это лучший путь вперед, и ты это знаешь. Кроме того, — он криво улыбнулся, — жизнь в шестом веке не для меня.
— Люций?
— Не пойми меня неправильно. Я верю, что мы делаем здесь замечательное дело. Конечно, я пошел на свою долю глупого риска, чтобы это произошло. Но правда в том, что я всегда представлял себе это как разовый концерт, а не постоянный. И, в конце концов, это тот путь, который подходит вам двоим, а не мне. Я прекрасно отношусь к тому, чтобы оставаться в стороне, помогая на расстоянии. При условии, конечно, что это сработает. — Он похлопал по гробу для восстановления. — Кроме того, — он сверкнул внезапной, мерцающей улыбкой, — посмотри на это с другой стороны! Я могу делать это, не выходя из абстрактного царства! И ты, как никто другой, знаешь, каким гедонистом я всегда был!
Она начала кивать, пока он говорил, и на самом деле удивилась сама себе, слегка усмехнувшись шутливому тону его последней фразы.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Мы сделаем это по-твоему.
— Тогда давай покончим с этим. — Он открыл гроб. — Это должно быть сделано, и чем скорее это произойдет, тем скорее вы сможете доставить Эфраима на борт.
Она снова начала протестовать, предлагая ему хотя бы сначала поспать перед этим. Но он был прав, и она это знала.
— Мы сделаем по-твоему, — повторила она, и он улыбнулся ей, затем забрался в гроб и лег на спину.
Теодора открыла виртуальный интерфейс, радуясь, что он все еще работает, и поставила в очередь процедуру абстрагирования. Из-под гроба поднялись дополнительные механизмы и окружили голову Люция, подобно струящемуся металлическому кокону. Он ответил на появившиеся обязательные автоматизированные формы согласия, и Теодора засвидетельствовала их, как того требовала система.
— Последний шанс, — сказала она, заполнив последнюю анкету.
— Сделай это.
Люций закрыл глаза. Она колебалась одно, последнее мгновение, затем нажала на значок фиксации.
Машины сомкнулись вокруг головы Люция, зафиксировав ее на месте, и он издал один-единственный долгий выдох.
Пипс подошел к ней сзади.
— Хотел бы я понимать это более полно, — сказал он.
— Этот процесс записывает сознание человека и позволяет ему находиться в пределах той же инфоструктуры, что и использованная Тенью, — ответила она, не оглядываясь через плечо. — Если это сработает, Люций сможет управлять транспортерами и другими технологиями.
— Именно это я и предполагал. Это сам процесс, который я по-настоящему не понимаю. Сколько времени это займет? — тихо спросил он.
— Это уже сделано.
— Так быстро? — он вытаращил глаза на аппараты, прижатые к голове Люция.
— Изображение таково. Это должно быть сделано для того, чтобы точно зафиксировать единое, связное состояние коннектома. Слишком медленно, и в итоге вы получите карикатуру на оригинал, а не настоящую абстракцию. Эта скорость и потребность в точности также являются причиной того, что этот процесс так разрушителен для органического мозга. Часть этого механизма на самом деле служит экраном для защиты других людей в комнате.
— Тогда он...
— Технически, с чисто биологической точки зрения, да, он мертв. Его мозг был разрушен, а тело подверглось эвтаназии как часть процесса.
— Хмммм. — Пипс хмуро посмотрел на труп. — А как бы обычно поступили ваши люди? ... избавляясь, я полагаю, от оставленного тела?
— Физическая оболочка гражданина обычно демонстрируется во время торжеств после его абстрагирования. После этого она отправляется на переработку. Однако в данном случае Люций был прав. Я уверен, что Эфраим будет чувствовать себя более комфортно, председательствуя на заупокойной мессе постфактум, чем если бы он действительно был свидетелем этого.
Пипс кивнул в знак согласия.
— А тем временем? — спросил он.
— А пока мы ждем, — она пожала плечами. — Измерения были проведены, но данные нуждаются в обработке. Этот отсек очень обобщен — он должен выполнять множество функций, а не просто обрабатывать абстракции, как специализированные системы, которые использовались бы дома, — поэтому я не уверена, как долго это продлится...
— К-хм! Привет? Ты меня слышишь?
Голос пришел ей в голову без четкого представления о направлении.
— Люций?
— Да, это я. О, к этому придется немного привыкнуть. Подожди минутку. — Перед ее виртуальным взором материализовался аватар Люция Гвона. Он поднял руки и осмотрел их, затем опустил и улыбнулся ей. — Вот так! Так-то лучше.
— Как там все выглядит?
— Тень оставил после себя изрядный беспорядок, но думаю, что справлюсь. Все внутренние интерфейсы не повреждены, чего мы и ожидали.
Теодора кивнул. Если бы внутренние интерфейсы не были исправны, Тень не смог бы управлять транспортерами.
— Вот, — сказал Люций. — Давай я попробую что-нибудь простое.
Свет в коридоре перед медицинским отсеком замигал, включаясь и выключаясь.
— Я бы назвала это успешным тестом, — сказала Теодора.
— Это только начало, — согласился он. — А теперь давай перейдем к чему-нибудь более амбициозному.
Его аватар исчез из вида.
— Люций? — спросила она снова.
— Сюда!
На этот раз в его голосе чувствовались дистанция и направление, и Теодора с Пипсом последовали за ним. Они ступили на мост и обнаружили, что это место оживлено виртуальными картами.
— Та-да! — провозгласил аватар Люция, широко раскинув руки.
Теодора вызвала к себе экран управления транспортером, но он не сдвинулся с места. Она подошла к нему и попыталась взаимодействовать с ним, но ничего не произошло.
— Похоже, только для чтения, — фыркнула она.
— Важно то, что все интерфейсы все еще существуют. — Люций прижал руку к груди. — Как и кое-кто из нашей маленькой команды, кто все еще может ими пользоваться.
— Ты можешь починить интерфейсы с нашей стороны?
— Я должен был бы это сделать, если бы у меня было достаточно времени. А пока придется обойтись этим.
— Тогда, полагаю, мне лучше сходить за Эфраимом и Николасом, — сказал Теодора, взглянув на внешний дисплей. Снаружи была почти полная ночь. — Они, должно быть, задаются вопросом, все ли с нами здесь в порядке. И мы все равно должны вытащить их из темноты.
— Согласен, — ответил Люций и ухмыльнулся, когда на этот раз его голос зазвучал из внешнего динамика. — Жаль, что они не смогут меня увидеть, но, по крайней мере, они смогут меня услышать. То есть до тех пор, пока они готовы слушать "призрака в машине".
Он закончил на вопросительной ноте, и Теодора пожала плечами.
— Я думаю... надеюсь... что так оно и есть. По крайней мере, Эфраим. В любом случае, они уже видели достаточно чудес, а вот им еще и все остальное на корабле. Или, во всяком случае, то, что от него осталось. — Она снова пожала плечами. — Фокус в том, чтобы убедить их, что ты не какой-то невидимый демон!
— Именно поэтому то несчастное тело внизу, в медицинском отсеке, будет телом нашего дорогого усопшего компаньона Тени, в то время как я, — его аватар снова коснулся своей груди, — "всегда жил здесь, в инфоструктуре".
Теодора кивнула. Ей не понравилась эта уловка, но Люций, вероятно, был прав. Примитивные общества на протяжении всей истории человечества создали слишком много легенд о нечестивых обрядах, которые включали человеческие жертвоприношения как средство вызова или умилостивления темных духов. Она не сомневалась, что Эфраиму, действительно, было бы гораздо комфортнее смириться с мыслью, что Люций всегда жил в инфоструктуре, а не с тем, что он только что умер и вошел в нее.
— Тогда, думаю, мне следует пойти и забрать их, — сказала она.
— Еще кое-что, прежде чем ты это сделаешь, — сказал Люций.
— Что? — она выгнула бровь.
— Я хочу кое-что показать тебе и Сэмюэлу. — Он закрыл все виртуальные окна, кроме одного. — Мы закончили это.
— Закончили... что именно?
— Наше последнее средство. Тень и я... — Люций помолчал, затем покачал головой. Ноздри его аватара раздулись, а челюсть напряглась. — В любом случае, мы закончили его и отправили в небольшой испытательный полет прямо перед тем, как я его потерял.
Теодора подняла руки.
— О чем ты говоришь? — требовательно спросила она.
— Что ж, здорово, что Эфраим и Велисарий на нашей стороне, или кажутся таковыми. Но мы оба знаем, что даже с Эфраимом Юстиниана будет труднее убедить.
— Да? Твоя точка зрения?
— Мы с Тенью придумали вариант на случай, если когда-нибудь понадобятся более веские аргументы. Небольшая страховка никогда не помешает. Мы можем доставить его на место, но держать вне поля зрения, если только это нам не понадобится.
— Я все еще понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Просто взгляни.
Люций указал на единственное все еще открытое окно, и Теодора, нахмурившись, взглянула на него.
Записанные изображения явно были сделаны с одной из наружных камер времялета, хотя она понятия не имела, что именно она должна была искать. Резкий дневной свет только что прошедшего дня падал на вади, показывая им маскирующую поверхность покрова метаматериала, но, насколько она могла судить, наблюдая за ним, в нем не было ничего необычного.
— Я ничего не вижу, — сказала она. — Что я должна искать?
— Просто подожди минутку. Он тяжелый.
Теодора и Пипс ждали. Затем они подождали еще немного. Затем...
Откидной клапан над грузовым отсеком приподнялся, из него выскользнула громоздкая фигура и взмыла вверх. Там было четыре транспортера, их корпуса соединялись прочными балками из прог-стали, и глаза Теодоры расширились, когда они поднялись выше и длинная, неповоротливая машина, которую они несли, заблестела на солнце.
— Дыхание Господне, — пробормотал Пипс.
— Я называю это "Убеждающий". — Люций просиял, глядя на них. — А ты как думаешь?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ворота Харисия, Константинополь
Византийская империя, 541 год н.э.
К счастью для евнуха Нарсеса, Теодора не была оснащена смертоносным оружием, как некоторые синтоиды СисПола. Однако в данный момент ярости в ее карих глазах было почти — почти — достаточно, чтобы воспламенить его без усиления.
Она знала историю этого человека благодаря биографии Велисария от Райберта, которая помогла ей разгадать сложный подтекст решения императора Юстиниана использовать Нарсеса в качестве своего посланника. Конечно, это только подогрело ее гнев, потому что у Нарсеса и Велисария была своя собственная история.
Это был не совсем счастливый день.
— Терпение его величества лопнуло, — сказал теперь Нарсес.
Никто никогда не ставил под сомнение его мужество, — напомнила себе Теодора, — когда он стоял в атриуме виллы, которую Велисарий и Эфраим использовали в качестве своей штаб-квартиры, недалеко от дороги, ведущей к воротам Харисия. Эти ворота — предпоследние на северном конце пятикилометровой стены, возведенной императором Феодосием столетием ранее, — были расположены на шестом из семи холмов Константинополя, самой высокой точке имперской столицы. В данный момент Нарсес стоял лицом прямо к Велисарию, и только два экскубитора стояли у него за спиной. Конечно, он был не совсем "один". Он был высокопоставленным чиновником Империи, прибывшим сюда специально для того, чтобы говорить от имени императора. Даже если бы никому из них не было позволено присоединиться к нему в атриуме, во дворе виллы находилось еще более сотни императорских стражников, блиставших под палящим солнцем в своих кольчугах, и его лично сопровождал Менас, патриарх Константинопольский. Но даже сотня экскубиторов была каплей в море по сравнению с войсками армии Велисария, и у Велисария был свой собственный патриарх — возможно, старший по званию после Менаса — за его левым плечом, когда он сидел, вглядываясь в Нарсеса.
— Ты слишком долго бросал ему вызов, даже для генерала с твоим послужным списком, — продолжил Нарсес непреклонным тоном. — Само твое присутствие здесь является актом мятежа против имперской власти, и он поручил мне сообщить тебе, что это недопустимо. Ты передашь командование своей армией мне — сейчас — и вернешься со мной во дворец, или ты и все, кто с тобой, — его взгляд метнулся к Эфраиму, стоявшему рядом с Теодорой за креслом Велисария с посохом в руке, — будете объявлены предателями и приговорены к смерти.
Велисарий откинулся назад, его темные глаза были такими же жесткими, как у Теодоры, но гораздо холоднее. Не только император и Феодора пытались вернуть его обратно. Антонина сама отправляла сообщения. У Теодоры было искушение воспользоваться пультами с дистанционным управлением, чтобы прочитать эти сообщения — и Люций уговаривал ее сделать именно это, — но она этого не сделала. Доверие, как она обнаружила, проявлялось двумя путями. Боль в глазах Велисария после прочтения писем его жены была слишком глубокой, чтобы она могла вмешиваться, но это не изменило намерений генерала. Это только ожесточило его, превратило в лед. Он должен был завершить свою миссию сейчас, хотя бы для того, чтобы доказать Антонине, что он не предатель. Юстиниану и Феодоре тоже, конечно, но по-настоящему важна была Антонина.
