Он обсудил последние новости с Дамаской, опустив только влюблённость Гадриана. Сознаваться в том, что подслушал разговор сыновей, Плаут не стал. Пусть и вышло это случайно, всё равно поступок не очень красивый. А она мать, вот пусть сама и разговаривает с сыном. Всё узнаёт, советует. У него же сейчас задача посложнее. Выбрать одно-единственное событие из собственной жизни, которое нужно будет изменить. И не просто изменить, а так, чтобы после исправления всё сложилось лучше, чем было в жизни.

Граф сказал, что исправить можно только собственное действие. То, которое зависело только от его личного выбора и решения.

Плаут стал вспоминать свою жизнь, анализируя события, поступки и их последствия.

Исправлять что-то в детстве было бессмысленно. Тогда он сам ничего не решал, собственно, как и в юности. Императрица Супи-Авгуда просто не позволяла ему быть самостоятельным. Вплоть да женитьбы. Свою невесту он выбрал сам.

Сиггрид.

Его нежность, его свет, его вечная печаль.

Может быть, стоило тогда последовать её совету и не ездить на охоту? Что бы изменилось?

Избежал бы первого покушения. Пожалуй, и всё. За первым последовали бы другие. И неизвестно, чем бы они закончились. Жизнь Сиггрид тоже не изменить, не спасти любимую женщину. От него тогда абсолютно ничего не зависело, как не горько это осознавать.

Но, даже если найти такой момент, то, как же Дамаска? А Гадриан? Смелый, бесшабашный шутник. Отрада отцовского сердца. Он же спас его при последнем покушении! Но, тогда бы этого покушения, возможно, не было бы. Ведь, не было бы и Фарсавии. Но остался бы Квинт. А братец нашёл бы другой способ избавиться от законного правителя.

Может, надо было жениться на Дамаске чуть позже? Хотя бы на пару лет. Тогда осталась бы жива царица Ка-Драмида, и никто не отнимал бы у кронпринца Плаута его радужный вихрь, его жизнерадостную Дамаску. И тогда он не поступил бы так жестоко с молодой семьёй маркиза Сеймура. Арриана не погибла от тоски. Геленика выросла бы в родном доме, и ей не пришлось бы отбиваться от ублюдка Рамвальда. И, как следствие, сейчас не страдал бы Гадриан от любви к мужественной, но изуродованной девушке.

Урсина.

Просто глупая ошибка, допущенная депрессивным мужчиной. Снова пошёл на поводу у матери. Позволил управлять своей судьбой, как безвольный слизняк. Согласился на красивую картинку. Это было не достойно.

Тем более не стоило жениться на Фарсавии. Даже во дворец её пускать не надо было. Сколько бед принесла эта самовлюблённая, капризная красавица!

Измена.

Предательство.

Покушение.

Война.

Бессмысленная, беспощадная, совершенно ненужная.

Плаут с ужасом понял, что выбрать в своей жизни тот ключевой момент, который бы позволил ему исправить жизнь к лучшему, он не может. Многое надо бы было изменить, но после плохого, неизменно было хорошее. Не всегда равноценное, но было же!

Боги! Как тяжёл выбор... Как трудно, оказывается, принять решение. Всего одно. Но... сам ведь этого хотел.

Неожиданно вспомнился тот жаркий день, когда он вдруг стал думать об ошибках. Не отголоском ли тех рассуждений стало желание что-то изменить, исправить. Почему он тогда подумал об этом? Кто нашёптывал мысли? Неужели сам?..

Рассвет застал Плаута в рабочем кабинете. Разбитый, измученный, не выспавшийся и не принявший никакого решения император, встал из-за стола, распахнул окно и вдохнул свежий, ещё прохладный воздух. С гимнастической площадки донеслись звуки тренировочного боя. Судя по частоте ударов, тренировалась Геленика с Метакой. Или Ван Ронг лично гонял своих учениц. Дворец, не дворец, а занятий никто не отменял. Удивительный человек. Или... Гадриан начал исполнять план Ассандра?

Сделав ещё пару глубоких вдохов, император решил прогуляться по парку. Заодно и узнать, кто же всё-таки тренируется в такую рань? Выйдя на улицу, Плаут понял, что зря не накинул камзол. В одной рубахе было прохладно. Он уже было повернул обратно, но странная фигура, появившаяся на дальнем конце парковой дорожки, привлекла его внимание. Человек словно выплыл из предрассветных сумерек. Шёл медленно, никуда не торопился, значит, не был слугой. Придворные в такую рань не вставали. Вот поспать до обеда, это они могли. Но встать на рассвете, чтобы прогуляться по парку...

Плаут так и стоял, наблюдая, как незнакомец не спеша приближается к нему. Мужчина тоже заметил, что гуляет по парку не один. Он чуть прибавил шаг, потом остановился, вглядываясь в императора, и, вдруг побежал. Плаут с удивлением понял, что бежит человек очень медленно, он даже шёл быстрее. Это было так странно. Так бежать мог только очень пожилой человек...

Понимание того, кто так торопиться ему навстречу, пришло от сердца. Мозг, привыкший оперировать фактами, отказывался даже думать об этом. Но чуткое человеческое сердце не задумывалось.

— Отец?..

— Плаут... — Питрос остановился в метре от сына, не в силах сделать больше ни шага, — я и не предполагал, что ты гуляешь в такую рань...

— Как ты тут оказался? Погоди... Ты жив... Ты гуляешь по дворцовому парку... Где ты был все эти годы?!

— Ты не хочешь меня обнять, сынок?

— О, боги! Отец! — Плаут обнял своего старика. Слёзы навернулись на глаза.

— Я же говорил тебе, твоё величество, что жив твой папаня, — из кустов жасмина вышел улыбающийся Фанагор. — И не зыркай так на меня. Ушёл тогда, потому что не верил, что отпустишь!

— Ушёл, и ушёл, — добродушно буркнул Плаут. — За отца я тебе всё готов простить.

— Ха! Нужно мне твоё прощение, как кнут кобыле! Я сам готов тебя простить, между прочим... Давайте, делитесь последними новостями, а я пошёл!

— Куда? — Плауту хотелось задать колдуну много, очень много вопросов, но отец подцепил его под локоть и повёл в сторону летнего павильона.

— Успеешь ещё. Идём, Плаут, разговор нам предстоит серьёзный.

— Ты всё знаешь?

— Конечно! Это я послал к тебе десять лет назад графа Саубера.

— Ты?! И ты знаешь, кто он такой?

— Знаю. И именно по его просьбе пришёл к тебе.

— А раньше не хотел?

— Хотел. Но, ты справлялся без меня.

Когда граф Саубер объяснил все подробности предстоящего ритуала, Плаут готов был даже отказаться от задуманного. Он никак не предполагал, что исправление его ошибки потребует столь сложных действий. А насколько это опасно для самого графа, не мог знать никто. Ведь Эсделик не активировался уже более двухсот лет. И как артефакт поведёт себя после столь длительного бездействия, можно было только предполагать.

Плаут ощущал себя без вины виноватым. Он был готов отдать графу Эсделик без проведения ритуала. Он боялся. Последствий. Того, что сделает хуже, чем есть. Неправильного выбора.

— Ваше величество, вы не будете против, если участников ритуала будет несколько больше? — Гедеон говорил спокойно и уверенно, без дрожи в голосе и фальшивой смелости.

— Пусть будет больше, — а вот Плаут нервничал, и даже не пытался этого скрыть.

— Тогда я всех позову, — граф открыл дверь, приглашая в кабинет императора тех, кого посчитал нужными для участия в сложной процедуре. Или просто поприсутствовать.

В кабинет вошла Дамаска.

— Верховная жрица культа археев, — церемонно представил её Гедеон. Следом за царицей появилась незнакомка, которую так тщетно искал порученец Форго. — Покровительница случайностей, Й'ола. Хранительница рода Румов, Пряха Яэль, — женщины встали у окна, и император поразился, насколько разными они были, и в то же время прекрасными. Каждая по-своему. А все вместе были похожи на богинь с полотен старых мастеров. Собственно, две из них и были богинями в людском понимании. Вслед за женщинами вошли трое мужчин. — Василеопатер Питрос третий, маг четырёх стихий Фанагор, благословенный Ки.

В присутствии этих людей Плаут вдруг почувствовал себя маленькой песчинкой, гонимой ветром по дороге судьбы, а не монархом огромного государства.

— Да уж... Скажи мне кто раньше, не поверил бы!

— Просто, надо верить в чудеса, — назидательно произнёс Фанагор.

— Цудеся... — мягко повторил за ним Сянзян и сложил из пальцев замысловатую мудру.

— Ваше величество, вы не изменили своего решения? — Гедеон пристально посмотрел в глаза императору. Тот отрицательно мотнул головой. — Приступим!

Граф сел в приготовленное кресло, поставил на колени Эсделик, снял с запястья родовой браслет и стал его распутывать. Плаут всего пару раз замечал это странное украшение на левой руке своего статс-советника. Побрякушек, даже очень дорогих, граф не носил, а этот дешёвый, как тогда казалось, браслет был ему чем-то дорог. Теперь император понял назначение этого невзрачного предмета.

После распутывания браслет трансформировался в два небольших шнура с иглами на одном конце и прямоугольными разъёмами на другом, совпадающими по размерам с отверстиями в артефакте. Граф сверил надписи на Эсделике, вставил разъёмы в артефакт и нажал на известный только ему потайной рычажок. На верхней поверхности камня появилось небольшое углубление.

— Яэль...

Пряха подошла к Плауту и протянула к нему руку. Император подставил своё левое запястье, для ритуала нужно было немного его крови. К ворожбе на крови это не имело никакого отношения. Как объяснил Гедеон, просто человеческая кровь является носителем информации о конкретном человеке, и эта информация нужна артефакту, чтобы выбрать из своей памяти сведение о той личности, судьбу которой и будут менять.

Быстрый взмах руки, и тонкая струйка горячей крови потекла в отверстие Эсделика. Прибор впитал в себя нужное количество человеческого материала и закрылся. Поверхность снова стала абсолютно ровной. Й'ола подошла к графу, закатала рукава на его рубахе, нащупала вены на руках мужа и воткнула в них иглы. Левый шнур тут же окрасился в красный цвет, в артефакте что-то щёлкнуло, после чего покраснел и правый шнур. Эсделик, питаемый кровью потомка своего создателя, заработал, воплощая надежды императора Плаута в жизнь.

— А что же будет с нами? — тихо спросил Фанагор Яэль.

— С нами всё будет хорошо, зря, что ли я тут присутствую! — хитро улыбнулась Пряха.

— А что, без тебя было бы плохо?

— Без меня было бы то, что было... — неясно выразилась женщина.

Й'ола недоумённо покосилась на подругу. Она помнила про тот спор Яэль с Уль-Дианом, в котором Пряха выиграла у оракула щелбаны.

— Ты что, тогда совсем Плаута бросила? — поразилась она легкомыслию хранительницы рода Румов.

— Не совсем... Как я могла? Но волю ему дала изрядную. Вот он и наворотил... Зато, опыта набрался, — оправдала сама себя Яэль.

— Думаешь, теперь ему это пригодится?

— Я очень постараюсь, Й'ола ... Тихо! Началось!

Эпилог

338 год от объединения Септерри и правления династии Румов

Императорскую регату, которая ежегодно проходила в порту Белого Рога на Ладонь-озере в этом году было решено провести в Порт-Марине. Прошлогоднее землетрясение, что освободило Ущельск от последствий селя, дало возможность переправить на морское побережье яхты постоянных участников регаты. Но самые умные яхтсмены успели построить себе новые суда на возрождённой верфи Порт-Марина. Нерасторопные участники регаты пытались жаловаться в организационный комитет на то, что новые морские яхты имеют явное преимущество перед речными, но их никто не слушал, объясняя это тем, что расторопные соперники специально распространяют такие слухи, чтобы деморализовать их ещё до начала соревнований.

Принц Гадриан, как попечитель и главный участник императорской регаты, прибыл в Порт-Марин за две недели до начала соревнований, чтобы лично проверить, как идёт подготовка. Его клипер 'Афротида' бороздил бухту Триа вдоль и поперёк, проверяя фарватер, рифы и прочие особенности морского дна, дабы избежать несчастий на соревнованиях. Ладонь-озеро почти не имеет каверзных участков. Песчаные отмели, да пара скальных обломков, известны всем капитанам. А тут надо будет раздать всем проверенные лоции. Ничто не должно омрачить праздник.

— Ваше высочество, — господин Пикар, капитан клипера, заглянул в каюту Гадриана, — у нас риф пропал. Уже третий.

— Что? — Принц оторвался от письма к отцу. — Как, третий? — Выбежав на палубу, Гадриан увидел, как матросы наращивают лотлинь. — Сколько?

— Двадцати мало, — ответил один из моряков. Гадриан присвистнул. — Если здесь будет хотя бы двадцать пять...

— Ваше высочество, — старик-картограф не дал высказаться матросу, спеша поделиться своими наблюдениями. Он развернул перед носом принца очень старую карту бухты и, тыча в неё пальцем, торжественно заявил: — Эта лоция сейчас более правильная, чем более поздние! Вы понимаете, что это значит, ваше высочество? Какие перспективы открываются перед Порт-Марином? Да что там, Порт-Марин! Перед всем Семиземьем! А?!

— Понимаю, профессор. Но, чтобы не радоваться понапрасну и не делать поспешных выводов, надо всё очень тщательно проверить и перепроверить! Императора вводить в заблуждение я не позволю! — Картограф понимающе закивал. — Кстати, профессор, а как вы объясните эти изменения донного рельефа?

— Думаю, ваше высочество, прошлогоднее землетрясение затронуло не только Ущельск... эм... я бы, даже сказал, не столько Ущельск, сколько именно дно этой бухты! Ведь когда-то донный пласт был сдвинут, напряжение в коре возросло... Э-э... Наверное, вам это не интересно... Но, на сегодняшний момент всё пришло в изначальное состояние. Вот. Считаю, что бухта Триа снова стала судоходной! — довольным тоном закончил свой спич профессор.

— Надеюсь, ваши выводы верны, — Гадриану очень хотелось, чтобы дела обстояли именно так, как рассказал картограф.

— Тридцать восемь! — крикнул матрос, опустивший в этот момент лот за борт.

Профессор победоносно вскинул правую руку с оттопыренным указательным пальцем.

Принцу хотелось расхохотаться, но он сдержался.

— Капитан! Прикажите спустить ялик! Мне надо на берег!

— Ваше высочество, а яхта 'Эвридис' вам не подойдёт?

— Граф Саубер уже тут? — обрадовался Гедеон. Ему всегда было приятно общаться с советником отца. Умный, деликатный человек. И постоянный соперник на соревнованиях. Именно он в прошлом году предложил Гадриану провести регату в Порт-Марине. И ведь не прогадал! — А кто за штурвалом?

Новая, изящная яхта класса 'Солнечный ветер' подходила к правому борту 'Афротиды'. За штурвалом действительно стоял не граф. Фигура человека была более щуплой и не такой высокой. Это был и не Эйнар. Сын графа хоть и был мальчиком рослым, всё равно за два месяца, что Гадриан его не видел, не успел бы так подрасти. Кому же Гедеон доверил столь сложный манёвр?

Принц не верил своим глазам. Яхту к борту клипера швартовала девушка. Высокая, худенькая, загорелая, словно жительница южной Ка-Рфы, с золотистыми волосами, заплетёнными в простую косу, она была похожа на дух моря, ласкового, игривого, но и могучего одновременно. Она радостно помахала ему рукой, и принц тут же ответил, желая немедленно познакомиться с морской девой.