Вся эта обстановка — покосившийся домик и "антикварная мебель", создавали общее впечатление, как будто попал в черно-белый советский фильм, что настроение Афанасия Антиповича, и без того пребывавшее ниже плинтуса, разумеется, не улучшало. У него даже стали закрадываться мысли, что он стал жертвой какого-то неуместного розыгрыша. В пользу этой версии говорило то, что незнакомец знал, как его зовут. Поначалу, разбитый и уничтоженный свалившимся на него горем полковник не обратил на это внимания, но потом вспомнил. Афанасий Антипович начал понемногу злится, все больше убеждая себя, что участвует в каком-то злом фарсе, однако, будучи, если называть вещи своими именами — в безвыходном положении, решил не горячится и испить чашу до дна, а уже потом реагировать соответствующим образом.
Кроме утреннего незнакомца в комнате больше никого не было. Хотя... кто-нибудь мог скрываться на неосвещенной веранде, расположенной у того за спиной. На нее выходили дверь и окно — видимо была пристроена к существующему дому. Полковник Васильев напрягся было, но через мгновение расслабился — если бы его хотели похитить, то сделали бы это еще утром, пока он находился в прострации — брызнули из баллончика и усадили в машину, а если бы хотели убить, то еще проще — и в машину сажать не надо. Однако, надо честно сказать — состояние у него было нервическое. Одно на одно накладывалось, так что — врагу не пожелаешь.
"Чехов", сидящий за обшарпанным круглым столом, приветливо улыбнулся и приглашающе махнул рукой, указывая на стул, стоящий напротив и ничем не выбивающийся из общего ряда — такой же старый и потрепанный. Дождавшись, пока полковник усядется, незнакомец заговорил:
— Ваше присутствие здесь, уважаемый Афанасий Антипович, означает, что вы приняли мое предложение. Поэтому я должен представиться. Согласитесь, что до настоящего момента, это было бы излишне. Если бы наша утренняя встреча оказалась первой и последней, то мое имя вам было бы ни к чему, — "Чехов" помолчал и добавил: — равно, как если бы вы в последний момент передумали и не приехали.
Крыть было нечем — полковник Васильев, анализируя все, что с ним произошло за такой долгий сегодняшний день, пришел к аналогичным выводам.
— Меня зовут Грамон, — улыбнулся "Чехов".
— Это имя, или фамилия? — по ментовской привычке, уточнил Афанасий Антипович.
— Это три в одном, — мягко улыбнулся "Чехов", — и имя, и отчество, и фамилия. Грамон. Просто — Грамон.
"Грамон, так Грамон, — устало подумал полковник. — Главное, чтобы толк был, а там хоть Бонд. Джеймс Бонд!"
— Сколько будет стоить лечение? — сразу взял быка за рога Афанасий Антипович. Он и сам альтруизмом не страдал и в наличие такового у других не верил — каждый ищет свою выгоду, пусть даже не материальную. И не ошибся.
— Ваши деньги мне не нужны, — покачал головой Грамон. — Мне свои-то девать некуда. А нужен мне свой человек в вашей структуре, который, время от времени, будет выполнять мои необременительные просьбы.
"Ну, насчет необременительных — это ты врешь, — подумал полковник. — Разные будут просьбы, как я понимаю..."
— Нет-нет, — улыбнулся Грамон, правильно истолковавший сомнения, нарисовавшиеся на лице оппонента. — Ничего невыполнимого. К тому же, — прибавил он, — каждая услуга будет щедро оплачена.
И то ли упоминание о щедрой оплате, то ли, что скорее всего, осознание, что другого выхода нет, потому что в разговоре с главным специалистом онкоцентра почувствовал Афанасий Антипович, что не верит тот, в возможность излечения, то ли и то, и другое, и третье, и десятое, но принял полковник окончательное решение, отрезая пути назад и сжигая мосты:
— Когда можно будет приступить к лечению, где оно будет проходить и сколько продлится? Для меня важно сколько... — начал он объяснять Грамону, но тот поднял ладонь, останавливая Афанасия Антиповича.
— Лечить будем здесь, прямо сейчас, процедура продлится минут пятнадцать — двадцать. Ложитесь, — "Чехов" кивнул на кровать.
Ошеломленный полковник сделал попытку раздеться — начал снимать куртку, но Грамон только махнул рукой:
— Не надо. Постельного белья нет. Так ложитесь.
Когда Афанасий Антипович улегся, "Чехов" подсел к кровати, поднял ее на удобную высоту, затем положил обе руки на живот полковнику, а потом началась мистика — Афанасию Антиповичу было хорошо видно, как руки Грамона засветились каким-то волшебным зеленым светом, потом в животе у него стало тепло, затем жарко, далее — невыносимо жарко — полковник даже хотел пожаловаться Грамону, но решил потерпеть, полагая, что тот знает, что делает, и не ошибся — в какой-то момент невыносимый жар стал спадать, сделался выносимым, потом перешел в приятное тепло. Интенсивность свечения тоже убывала, пока оно не исчезло совсем.
— Ну вот и все, — "Чехов" устало поднялся и встряхнул кистями рук, как будто сбрасывая с них что-то невидимое. — Можете подниматься.
— Спасибо, — выдавил, потрясенный всем произошедшим, Афанасий Антипович. — А сколько еще сеансов потребуется?
— Нисколько, — пожал плечами Грамон. — Через недельку сдайте анализы и сходите к врачу... Но, только не к тому у которого были — не стоит рождать нездоровые сенсации, — улыбнулся он. — Проверьтесь для самоуспокоения. — Грамон помолчал, как будто вспоминая что-то, затем продолжил: — Больше по тому телефону мне не звоните — это был одноразовый номер. Связываться будем так... — и он изложил полковнику Васильеву, каким мессенджером пользоваться и как надлежит проверять аутентичность абонента.
Вот так и началось сотрудничество Афанасия Антиповича с Грамоном. Вернее, как сотрудничество... Использовал его Грамон, как сам полковник Казака — вот такое вот сотрудничество в качестве резинотехнического изделия. Есть одна хитрая эзотерическая теория, что никакой индивидуальной души не существует, а есть огромное "кольцо душ" — этакая колоссальная змея, кусающая себя за хвост и расположившаяся в высших измерениях Мироздания. Причем закольцована она не только в пространстве, но и во времени.
Суть теории в том, что перерождаясь, каждый человек должен пройти всю цепочку — в этой жизни он Генсек, в следующей — омега в неандертальской стае, которого все пинают и который всегда голодный. Если в этой жизни ты убийца, то в следующей, или через десть, или через сто, убивать уже будут тебя, причем тем же способом. Короче говоря, каждый должен примерит на себя все имиджи, существующие от начала времен и до их конца. Побыть и нищим, и фараоном, и жертвой, и палачом.
Верна ли эта теория, или нет, трудно сказать — каждый сам узнает, когда отправится в последнее путешествие через темный тоннель к сияющему выходу. Одно можно сказать — у этой теории есть много слабых мест, которые думающий читатель и сам раскопает, если захочет, но есть и одно чрезвычайно сильное — она дает надежду на справедливость. Да даже не справедливость, а — СПРАВЕДЛИВОСТЬ!
А то один родился в Африке и умер в три года с раздутым от голода животом, облепленный жирными мухами, жрущими его еще живого, а другой у нас, иле где-нибудь в Европе, или Америке, как сыр в масле катается всю жизнь. Несправедливо... Так вот, если эта теория верна ("а чё бля если да!" — как поет Семен Слепаков), то Афанасий Антипович получил два в одном — две роли одновременно: и натягивающего резинотехническое изделие и натягиваемого, а такой опыт, полученной в одной жизни, дорогого стоит!
Возвращаясь к началу, не побоимся этого слова — судьбоносного знакомства Грамона и полковника Васильева, надо отметить, что последний в точности выполнил полученные инструкции — выждал неделю и провел повторное миниобследование, показавшее, как и следовало ожидать, что он полностью здоров. В дальнейшем Афанасий Антипович ревностно исполнял свою часть договора, справедливо опасаясь, что наслать на него какую-либо смертельную хворобу гораздо проще, чем вылечить — ломать не строить.
Однако же полковника страшно интересовала таинственная личность его спасителя и он исподволь, предельно осторожно, провел маленькое расследование, результат которого, кто бы сомневался, был нулевым. Дача была зарегистрирована на Васю Пупкина, личность которого давным-давно растворилась на необъятны просторах нашей Родины... а не исключено, что и где-нибудь в Таиланде, или еще где, сим-карта связного телефона была без регистрации, а все необходимые платежи за дачу проводились со счета в Сбербанке, открытого Васей еще до растворения. А больше никаких подходов к Грамону не было, и вот появилась ниточка!
Тянуть за нее требовалось предельно осторожно, чтобы упаси Господь не навлечь гнев, да что там гнев — малейшее неудовольствие Грамона. Вызвать немилость существа за несколько минут исцелившего онкологическое заболевание — это знаете ли чревато... Для этого надо быть потомственным дебилом, а Афанасий Антипович, наоборот, был умным человеком. И, кстати про ум — по уму-то надо было бы плюнуть и растереть на эту ниточку и жить, как жил, но... это, как больной зуб — не надо трогать языком, а не удержаться. Очень хотелось полковнику Васильеву разузнать что-нибудь о своем таинственном контрагенте -ну, не привык он к роли лоха педального, и начал Афанасий Антипович обдумывать комбинацию, как на елку влезть и не ободраться.
* * *
*
О том, что человек живет хорошо, он обычно не догадывается, пока ему не станет плохо. Нет, конечно же, есть отдельные индивиды, проводящие время на круизных лайнерах, фешенебельных курортах, тропических пляжах и прочих труднодоступных обычному человеку местах, которые осознают, как им хорошо живется, но и там есть свои подводные камни, основным из которых является зависть. Как говорится: у кого-то щи пустые, а у кого-то жемчуг мелкий.
Развалившись в шезлонге на верхней палубе какой-нибудь океанской яхты, типа "Al Said", ты ведь не сравниваешь свою жизнь со стюардом, разносящим коктейли, незаметным, словно человек-невидимка, а сравниваешь с кем-то у кого больше миллионов, или миллиардов и бываешь от этого так же несчастен, как этот стюард, черный завистью завидующий старшему стюарду, койка которого расположена прямо под ним в их каюте на десять человек на нижней палубе, и получающему на тысячу больше. Так что, повод для расстройства человек разумный всегда найдет, независимо от своего материального и общественного положения. Но, это все так... — игры разума, так сказать.
Обычный же человек, с трудом разлепляющий глаза по будильнику, спешащий на работу, или учебу, которого потом нещадно давят в маршрутках и метро, с трудом сводящий концы с концами, в лучшем случае рассмеется, если вы скажете ему, что он хорошо живет, а некоторые, особо горячие товарищи, могут и в морду дать. Но, это опять же — игры разума. Потому что, на самом деле, все эти люди живут хорошо, но осознать это они смогут только потом, задним числом, когда им по-настоящему станет плохо.
Несчастья приходят к человеку по-разному. Могут запланировано — в результате тяжелой и продолжительной болезни, могут внезапно — кирпич, или сосулька на голову, или "гоп-стоп, мы подошли из-за угла", или еще как. Но, роднит их одно — жизнь делится на "до" и "после". До — была хорошая, причем неважно кем ты был — миллионером, или дворником, а после — плохая.
Денис относился к тем немногим людям, которые и живут хорошо и осознают, как хорошо им живется. У него, к счастью, или к несчастью — трудно сказать, как правильно, было с чем сравнивать. Утро было солнечное, безоблачное, морозное — настоящая русская зима, и старший помощник, словно молодой лось, мчался по тропинкам Лосиного Острова — пардон за тавтологию, возвращаясь с утренней тренировки и ощущая каждой клеточкой своего молодого здорового тела радость бытия.
Но... — как же без неизбежного в нашей жизни "но"? Первой исчезла радость, потом пришло ощущение какой-то неправильности происходящего, ну, а потом Денису стало плохо. Ощущения были, как при почечной колике, когда человек не понимает, что конкретно у него болит, потому что боль разлита по всей тушке, а в придачу тебя еще нещадно тошнит — тошнит так, что выворачивает до последней капельки. Плохо старшему помощнику стало до такой степени, что он не удержался и рухнул в снег. Встать на ноги стоило большого труда и неимоверных страданий, потому что любое движение усиливало боль.
Но, делать нечего — взяв волю в кулак и стиснув зубы, Денис побрел по направлению к дому. Каждый шаг, через кроваво-черное марево, висящее перед глазами, был сравни подвигу — малейшее изменение положения тела отзывалось невыносимой болью, один раз старший помощник даже потерял сознание от боли, когда шагнул мимо тропы и провалился в снег, но делать было нечего — спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Ждать помощи было неоткуда и не от кого. То, что произошло было понятно — началась спонтанная инициация Дара и, как надеялся Денис, ему оставалось лишь немного... или много — хрен знает сколько точно, перетерпеть, пока она закончится и дело в шляпе — он лицензированный маг-эксцентрик, любимец женщин и Рабиндраната Тагора!
Однако все это было хорошо в теории, имеется в виду — перетерпеть, на практике же, старший помощник убедился, что с каждым шагом, да что там шагом — с каждым мгновением ему становится все хуже и хуже. Сомнения стали закрадываться в душу Дениса и, как пел Высоцкий: "Терпенью машины бывает предел, и время его истекло...". Добравшись до скамейки у подъезда, старший помощник... чуть было не вырвалось — рухнул, но нет — осторожно, как старый дед, умостился на краешке, затем, ценой кратковременной потери сознания от боли, стянул рюкзак и вытащил телефон. Теперь главное было, чтобы рыжая ответила — во время занятий она могла и отключить телефон. Если практика — точно выключит и это плохо. Очень плохо... Первые два вызова Юлька сбросила и откликнулась только на третий:
— У меня лекция! — прошипела она и хотела еще что-то добавить, но не успела — Денис прохрипел:
— Я умираю... дома... у подъезда... — и отключился. Силы покинули старшего помощника, но провалиться в спасительное забытье ему было не суждено — боль продолжала терзать его тело, не давая ускользнуть в благословенное беспамятство. Однако же, как выяснилось, сознание он все-таки потерял, потому что очнулся в собственной ванне в луже из всех субстанций, что наполняют организм живого человека. Пока они внутри — все нормально, но вот когда эти субстанции вырываются наружу, да еще одновременно, да еще ты в них лежишь, то... не комильфо.
Как он в ванне очутился и что в ней происходило, было загадкой масштаба, кто убил Джона Кеннеди. Единственным логическим объяснением всего произошедшего было участие в нем ведьмы, но... рыжая, при всей своей спортивности, вряд ли смогла бы дотащить хоть и не толстого, но достаточно тяжелого Дениса до квартиры, затащить в ванную, раздеть, уложить в ванну, причем так, чтобы не разбить ему при этом голову, или еще какой-нибудь жизненно важный орган. Скорее всего, она привлекла помощь — отказать ей в чем-либо мужчина с нормальной сексуальной ориентацией не мог, но это означало, что посторонние могли видеть шкиру и пояс и это было плохо. А еще плохо было из-за редкостной вони.
