— Виталя! Ты вполне можешь отблагодарить синьора Вендино, если снимешь фильм-притчу, как я тебе рассказывала. Только на базе его авиакомпании и в Аргентине, а я в этом фильме петь буду. Я бы с радостью сама в нём сыграла, просто ладошки чешутся, но, боюсь, не отпустят меня на эти съёмки или заломят такой гонорар, что вы сами откажетесь. Тогда Ленку сними. Шикарный фильм можно сделать...
— Блин! Но там же языки знать надо...
— Ну, я-то знаю, потому и говорю, что сыграла бы. Учите... Когда нужда заставляет, знаешь, как быстро учится...
— Вот ты искусительница...
— А чего это искусительница? Всё реально. Я уверена, если сценарий ему понравится, он и спонсоров найдёт и с организацией поможет. Ты был когда-нибудь в самом южном городе Земли? А Антарктиду видел с лежбищем морских львов?...
— Говорю же искушаешь...
— Язык учите... Только учти, там больше половины драйва фильма на энергетике главной героини, так, что Ленке нужно будет стать эмоциональнее самых жарких бразильянок, но чтобы это внутри оставалось, это душой играть надо... Где-то просто лицом, где-то жестом... Помнишь эпизод, как на Кундоз тыловые бабы наскочили и шалавой штабной её называли, как ты меня заставил всё только одним лицом сыграть?
— Так это же ты... Ленка такое не вытянет...
— Да ну, на фиг! Объяснишь, как мне и всё сделает...
— Не ровняй всех по себе... Мне со стороны лучше видно. Я же помню, как мы встопорщенную девчонку на ступенях колледжа остановили, а потом под тебя сценарий переписывали. Ты думаешь, часто такое бывает? А теперь ты уже два полнометражных рисованных фильма сняла. И всё у тебя мимоходом. Захотела и сняла. А перед этим сказку сочинила и нас кучей к себе домой загнала, и озвучивать заставила. Знаешь, на меня тогда такая зависть накатила, что я даже помогать тебе отказался. Не буду врать, очень хотел, чтобы у тебя всё сорвалось. А когда стало получаться, я услышал, что именно получается, так стыдно стало. Я же этого вашего "Маугли" посмотрел. Мне так не снять и не придумать! А Багира с её завораживающим голосом, уже пол-Москвы его в качестве рингтона поставили. Только и слышно "Мур-р-мр-р... А ещё я скажу в защиту человеческого детёныша...". Ай. Ладно...
Расстроил меня Виталий. И чего его понесло? Ну, ладно. Помиримся. Назавтра сажали его в самолёт со всем его багажом, обнялись расцеловались, Аля его женщинам подарочки собрала. А нам самим в Дюссель уже уезжать нужно. Танцоров я ещё позавчера отправил. Успели снять их танец на мокром лётном поле. Не зря я посылал Ирэн за костюмами. Всё успела и привезла в срок. Хотя, там главными были сапоги. Я их когда на первую съёмку выгнал, они на меня как на изверга смотрели. На вторую бежали уже не вякали даже. Ну, да, не май месяц, только танец энергичный и при такой погоде даже легче танцевать. А про костюмы. У ребят чёрные с атласным блеском обтягивающие брюки и чёрные водолазки, сверху длинный распахнутый плащ с разрезами сзади и по бокам почти до пояса. У девчонок такой же плащ, а под ним коротенькие обтягивающие чёрные шортики на тонкие телесные колготы и водолазки того же цвета. У всех высокие до колен сапоги на толстой рифлёной подошве чёрного цвета. Снимал под ту же мелодию, которую ещё вначале закольцевал. Первая съёмка, с пятерыми в ряд и сзади две пары, остальные сзади в ряд танцуют. Вторая, это две пары впереди, а сзади в два ряда по пять. Но они все стоят широко, поэтому не теряются в кадре на открытом пространстве. Плащи при движениях как крылья взлетают, сапоги по лужам топают, брызги летят в свете прожекторов их отлично видно. По мне, классно получилось. Ещё не знаю, что я с этим сделаю, но сделаю обязательно.
Уже по пути, а ехать до Дюсселя далеко, ближе, чем до Берлина, но всё равно делать совершенно нечего. В микрике мы почти нашей русской компанией, втроём, только ещё один монтажник и водитель. Я в углу с Мульчёй в полусне притих и тут меня торкнуло. В принципе я против русского рэпа ничего не имею, иногда даже мило получается. А вот это негритянское бормотание и весь этот понтовый ганса-рэп со слюнявыми стонами чёрных подростков о толстом кольте в штанах. Я и наш тюремный шансон не люблю, одного пошиба продукт. И это было наверно самым серьёзным затыком в том, что я не знал, как переделать песню. Мне хотелось оставить место для голоса как у Лей, но без репера и содержание, само собой. А тут вдруг дошло, что текст у меня практически есть. И вместо классического рэпа могу вставить речитативы, а написать пару строк в рифму наверно смогу, их и буду петь там где Лей пела. Евро-данс, так евро-данс, но кто мне помешает его сделать тяжелее и тогда мой тревожного смысла речитатив на него ляжет и клип будет в тему и танец пойдёт, как клинок в ножны. Печатать на ноуте не хотелось, взгоношил всех, но нашли мне ручку и пару листков. Подложил какую-то папку и на закрытом ноуте стал творить, вернее переводить. У Высоцкого смачные яркие образы, осталось только перевести.
А у дельфина взрезано брюхо винтом... выстрела в спину не ожидает никто... на батарее нету снарядов уже... надо быстрее на вираже... Ну, не совсем так у меня получилось, но смысл и эмоциональный ряд сохранились. А дальше: А жизнь течёт... жизнь течёт... жизнь продолжается... Мойры нить плетут... нить бесконечную и такую тонкую... Нить натянута в небесах... Кто и когда её порвёт...
Слова на немецком словно сами ложатся в строку и встраиваются в мелодию. И я уже знаю, где с придыханием пропою, а где прошепчу "Leben", "Faden", и "нить" вообще шикарно шепчется, когда голос словно уводишь в даль затихая...
И новый куплет... Кто-то взял пистолет... холодная стальная злоба... ночные кварталы вглубь зовут... но ты здесь совсем чужой... И снова: Жизнь течёт... нить бежит... тонкая, как солнечный луч... он тоже чья-то нить... А жизнь течёт... чья-то жизнь...
Что будешь делать если не встретишь врага... сколько долгов у тебя за спиной... если уходишь, а сзади остался друг... страшно когда под ногою крошится скала... И опять: А жизнь течёт... Жизнь течёт... И нить скользит... Как птица поёт... Беззаботно с утра... Солнечный луч намотала на клюв... А жизнь течёт... Жизнь... Жизнь...
Тихо змея крадётся к гнезду... Это не страшно если болит ожог... Можно встать если вдруг упал... Под падающий шкаф подставь плечо... И снова: А жизнь течёт... Жизнь течёт... Жизнь продолжается... нить течёт, как солнечный луч... Тонкая и так легко её порвать... Жизнь... Жизнь... Нить... Нить...
Всё утонуло в страшном огне... Кто руку тебе протянул... Перед тобою сияют глаза ради которых нужно встать... с кем-то рядом упрёшься плечом... И не страшны сотни дорог... И снова: А жизнь течёт... Эти глаза как детский смех... Как смех... Как солнечный луч... Тонкая нить... И жизнь течёт...
Сижу, смотрю на исчирканный листок. Слышу, как звучит песня, слышу, как я буду расставлять интонации на повторах, как слова просто впечатываются в ноты. Но я не хочу думать, как сильно это будет звучать. Я это знаю, но мне сейчас нужно записать пока я чувствую эту волну. И я почти перевожу это на японский. Почти, потому, что у японцев совсем другой символьный ряд. И в одном месте у меня цапля в утренних небесах в тишине летит к далёким горам... Выстрел и тихо кружась падает белое перо, тихо-тихо как растёт молодой бамбук. И вместо Мойры из чертогов Идзанами струится нить, долгая как мелодия свирели на рассвете, такая же нежная и хрупкая... Иероглифы словно сами лепятся один на другой, наезжают, но я тороплюсь закончить, мне нужно успеть. Откуда-то появляется фраза про сына, которого надо привести к порогу дома родителей. Про мысли светлые как шелест опадающих лепестков цветущей вишни. Можете стучать меня ботинком по затылку, я не понимаю, как я это написал. Но это не просто написалось, это ещё и звучало и звучало отлично...
Ещё на подъезде позвонил Фреду и спросил, в какой зал я могу установить свой инструмент? Фред, как положено начал меня пытать, но я его перебил и сказал, что мне это очень нужно и прямо сейчас. Фред сказал адрес зала, и что меня там будут ждать, и больше не стал лезть с разговорами. Заехали к гостинице, где не слушая возражений высадил Алю и малявок и мы с парнями помчались в репетиционный зал. Пока ребята подключали синтезатор, я стоял у них над душой и каждые полминуты спрашивал, долго ещё? Как они меня тихо не придушили, сам удивляюсь. Я бы точно пришиб на фиг того, кто так стоял бы у меня над душой. И я не стал ждать полного подключения. Едва стало можно играть на моём Урале, я схватил наушники и стал играть более тяжёлый вариант песни Э-ротик. Погонял его туда сюда, послушал, добавил барабаны, гитару. Чуть увеличил темп и понял, что попал именно туда, куда нужно. Даже не стал как-то украшивать мелодию, а скорее попробовал спеть на немецком. Хорошо, что мой Уральчик пишет столько дорожек за раз, а микрофон устанавливается в выдвигаемую стойку одним движением и уже подключен. Потом спел на японском. И тот и этот вариант ещё нужно шлифовать, но общее звучание уже можно послушать. Включил на немецком и, закрыв глаза, стал слушать. Когда в конце зазвучали одинокие хлопки, я даже вздрогнул. Фред подбежал ко мне, облапил и заглядывая в глаза:
— Это ты сейчас написала?
— Нет. Музыка уже почти была, по дороге слова придумала...
— Это на тему того, что снимали с террористами?
— Ну, да. Я же хотела клип сделать. А тут можно один у нас оставить, а второй в Японию послать?
— Думаешь, японцы будут на немецком слушать?
— Так я второй вариант на японском написала...
— Включай, записала уже?
— Фред. Там сырое ещё, да и здесь ещё доделывать нужно... — Заканючил я. Просто сил совсем не осталось. Но Фреда с пути к цели не свернёшь. И пришлось включать...
— Там текст такой же?
— Нет, конечно! Это же японцы, они и думают по-другому, там смысл такой, но слова совсем другие...
— Так, понятно! Завтра начнём делать! Тебе кто нужен для доводки?
— Фред... Я устала и кушать хочу.. И спать ещё... Меня Аля ждёт... И Хрюша... Фред!
— Ладно! Утром поговорим! Ты в гостиницу! А вы чего встали?...
* — легендарные цитаты из к/ф "Кавказская пленница"
** — Гэта, таби и окобо — см. сноску в 39 главе. Дзори тапочки на не толстой подошве в основном для ношения в помещении.
* * *
— Отсыл к к/ф "Здравствуйте, я ваша тётя". Эпизод, когда ещё толком не началась эпопея героя Калягина с переодеванием в платье.
Глава 47
С утра всё выглядело совсем не так страшно. Аля рассказала, что вечером привезли меня спящую прямо на руках водителя. И она меня раздела, я так до утра и не проснулся. Зато сейчас был бодр, как бобёр. Умял целую порцию мясного рулета и сейчас наслаждался вкусным свежевыжатым яблочным соком с добавкой тыквенного. Правда, очень вкусно. Стакан прозрачный, сок мутненький такой и жёлтый. Мы с утра с Хрюшей уже погуляли, она попрыгала по газону, но бегать не хочет, толстушка вредная. Похоже, что для её похудения нам вместе с ней бегать придётся. Хорошо, что сейчас не жарко, а то бульдожки в жару сразу задыхаться начинают из-за короткой глотки или ещё из-за чего, но летом с ней бегать — сплошные нервы, она так хрипит, что бегать всякое желание пропадает...
С чего-то вспомнили, как ездили к отцу Мико, в резиденцию консула Японии. Ну, консульство же, все такие чопорные и строгие, ни одной улыбки, одежда чёрно-белая. Только у секретарши, вот ведь ужас, на лацкане жакета приколота желтая брошка. В этом чёрно-белом минимализме даже эта брошка бросилась в глаза. Я уже даже подумал, что зря я наверно в брюках приехал. Вот Аля в узкой юбке и вид у неё гораздо более официальный. Хрюше правда на всё это плевать, радостно бежит и обнюхивает всё вокруг. Восхитительное чудо, а не собака. Она не думает, она так живёт, что весь мир прекрасен и её обожает, а ей остаётся только радоваться этому. Это не собака, а просто ходячий очаровательный сгусток всеобъемлющей любви и бездны оптимизма. Мульчу мы не взяли, хоть Мико обожает нашу Нэко, но Мульча — это не Хрюша, с ней надо считаться и всё равно не получится сделать, то чего она не захочет. Вот и с утра она не пожелала никуда с нами ехать и осталась спать в номере.
Апартаменты консула и отца Мико здесь же в комплексе консульства, только находятся в соседнем здании, куда нас через сад сейчас ведёт вышколенная консульская секретарша госпожа Ямада. Я уже немного умею различать азиатские эмоции за кажущимися непроницаемыми для европейцев лицами, и вижу, что ей ужасно любопытно, но она идеально исполняет свою работу. Мико, как потом оказалось, узнал о нашем приходе и не стал ждать нас вместе с отцом, а подкараулил у самого входа в личные апартаменты и с криком "Мамочка!" к нам кинулся маленький самурай, потеряв по пути красивый лакированный шлем, но ему гораздо важнее было оказаться у меня на руках, так, что про шлем мы узнали, уже в гостиной, где нас встречал консул, когда Аля отдала его Мико. Оказалось, что Мико специально для нашей встречи одел игрушечный костюм Самурая, которым безумно гордится и очень трепетно относится. С момента, как ему его подарили, он его одевал всего два раза, оба раза по очень торжественным случаям. Тут мне приоткрылась ещё одна маленькая подробность о жизни японцев. Этот костюм сделал когда-то японский мастер специализирующийся на таких изделиях и когда-то его подарил своему сыну прадед Мико. Потом этот костюм подарили отцу Мико, теперь он у Мико, если у Мико будет младший брат, то костюм перейдёт к нему. И так и будет переходить в роду от одного мальчика к другому, поэтому и отношение к костюму у ребёнка особенное и уважительное. Мико не стал одевать шлем, просто отнёс его на этажерку и сразу прибежал ко мне и залез на руки. Я ещё во время съёмок пытался объяснить малышу, что я не его мама, что у него уже есть мама. Он согласно кивал, что, да, он отлично знает, что у него есть мама — Масака, но я тоже его мама и сделать что-нибудь не получалось. И не нужно кривить душой, не особенно мне и хотелось избавляться от этого удивительного ребёнка, к которому моя внутренняя девочка прикипела сердцем, и который так же тянется ко мне. Ещё мы узнали, что полное имя Мико — Мицуканэ, по имени его дедушки, но для меня Мико так всегда и оставался Мико. Потом мы пили чай с разными сладостями, как я понял, бОльшей частью немецкими, чем японскими. Это не была чайная церемония, и сидели мы на стульях за обычным европейским столом. Мико и за столом не стал слезать с меня, впрочем, я и не возражал, мы с ним как-то очень ловко изображали этакого сиамского близнеца, и вполне успешно не разрывая наших объятий пили ароматный цветочный чай из своих чашек, а ещё наперегонки тягали с блюда ужасно вкусные сладкие малюсенькие пирожки из воздушного слоёного теста и чем-то сладким внутри. Мико так заливисто смеялся, что было трудно не улыбаться в ответ. Особенно веселило его, когда он успевал выхватить пирожок прямо из-под моих пальцев и сразу заталкивал себе в рот, а я хмурил брови и изображал, что сержусь и расстроен. Так, что за столом вынужденно общались Иосика и Аля на своём ломаном немецком. Но они сумели найти общий язык, когда Аля стала показывать свои фотографии. С известной всему миру любви японцев к фотографии, работы Али не могли не вызвать интерес. Иосика сказал, что его жена Масако очень благодарна Але-тян за очень красивую фотографию её сына и теперь эта фотография стоит на столике в её палате. Мы узнали, что примерно через два месяца у Мико появится братик или сестрёнка. Потом, мы с Мико так и не разлепились, перешли в ещё одну гостиную, где Мико принёс мне Хэйко-Биву, которая сразу почему-то вызвала у меня ассоциацию с корейским Каягымом. Как пояснил консул, это немного усовершенствованная осовремененная модель, у неё пять струн и целых шесть ладов. Мико, чтобы не мешать мне с инструментом перелез мне на спину, а я попытался изобразить что-нибудь на этом фантастическом образчике японской музыкальной логики. Ну, начать хотя бы с того, что у него строй звучания по нотам: си-ми-ля-ре, то есть фактически идёт пропуск каждой следующей ноты. Пережимать лады, как на гитаре тоже не получится. Промучавшись с полчаса, я всё-таки сумел выжать из инструмента какое-то подобие простенькой мелодии на паре струн, но это потребовало от меня напряжения почти всех моих музыкальных извилин. А потом, вот ведь, садист какой, Иосика принёс обычную шестиструнную гитару и подал мне с поклоном, что он слышал, что я играю на гитаре. Ну, я ему тоже отомстил, потому, что стал играть только на одной струне. Как-то сам собой получился "зелёненький кузнечик". А чего? Задорная, простая, весёлая детская мелодия. Я быстро пересказал незамысловатый смысл песенки, вернее пересказывал перед началом куплета и спел песенку на русском. Правда, дальше немного увлёкся и играл уже не на одной струне, а защипом двух струн, когда лады берутся только на первой струне, а пятая и шестая по очереди звучат фоном. М-да, концовка у песенки какая-то совсем не для детской песни, автор был явно на стороне лягушки или просто кузнечиконенавистником. Пришлось успокаивать расстроенного Мико тем, что как я слышал, по буддийским канонам у насекомых душа коллективная, поэтому прихлопнуть комара — это совершенно не грех, а кузнечик — именно насекомое. Мико успокоился, а Иосика на полном серьёзе подошёл потом ко мне с вопросом, откуда я знаю о том, что у насекомых душа коллективная и уверен ли я в точности приведённой цитаты? Вот ведь, зануда какой! Откуда мне знать, где я это слышал. И вообще, мне нужно было малыша успокоить. Я бы ещё и не такое придумал, словом, как-то отболтался, свалил всё на бурятов и северный буддизм у них практикуемый. Но пришло время расставаться. Кому бы рассказать, как не хотелось мне отпускать моего обожаемого малыша, и он всё теснее прижимался ко мне. Но, увы... Время, приличия и прочие обязательства... При расставании малыш не выдержал и разревелся, у меня у самого по лицу текли слёзы и мне очень не хотелось уходить под этот слёзоразлив. Я присел к моему мальчику, поцелуями высушил его щёки и потом сказал, что это мне можно плакать, потому, что я — женщина. А он мужчина, хотя пока и маленький. На что он вполне резонно спросил, а что же делать, если хочется плакать? И тут я ляпнул. Неизвестно из каких слоёв сознания всплывшее: "Мужчины не плачут! Мико! Мужчины огорчаются!". Эта и так неплохая фраза, в японском звучании приобрела что-то особенное и чеканное. Когда мы уходили Мико не плакал и не потому, что силился затолкать слёзы в глубину, нет, в его глазах теперь отражалась какая-то новая сила или отголосок её...
