Не дожидаясь ответа, он отошел к скамейке. Она посмотрела с сомнением, но все-таки последовала за ним и, придержав юбку, аккуратно опустилась на краешек. Андрей ощутил, что его "татуировка" слегка пульсирует, но внешних эффектов, как в их последнюю встречу, пока что не было. Да и Оксана вела себя в этот раз намного спокойнее. Видно, кое-чему уже научилась.

— Ну, что, — сказал он, — как грызется гранит науки?

Она неожиданно улыбнулась — правда, получилось довольно грустно.

— Андрей, ну зачем ты, а? Ты же не ребенок, все понимаешь...

— Я понимаю? — ему вдруг стало смешно. — Ксюша, ты меня переоценила. С тех пор, как школа закончилась, тыркаюсь как щенок. Может, ты меня просветишь? Ты же теперь продвинутая девчонка. Вот эта штука, хотя бы, что означает?

Он не стал задирать рукав, а просто постучал себя по предплечью.

— Я не знаю, — тихо сказала Ксюха. — Правда, Андрей, не знаю. Я спрашивала, но мне не ответили. Да и с какой радости, собственно говоря? Я тут учусь без года неделю.

— А чему ты учишься, кстати? Какие у вас предметы? Что в дипломе напишут?

Она опять нахмурилась.

— Андрей, прекрати. Я к тебе хорошо отношусь, но детство закончилось, неужели не ясно? Давай на этом поставим точку. Я замерзла, и вообще, меня ждут...

— Ксюша, помнишь, тогда, в подъезде, в последнюю ночь перед выпускным? Последняя фраза, что я от тебя услышал: "Обещай, Сорокин, что никогда меня не забудешь". Почему ты это сказала?

— Неважно, — она отвернулась, и он едва расслышал ее ответ. — Это все было в другой жизни. И с другими людьми.

Андрей взглянул на нее в последний раз и поднялся.

— Да, — сказал он, - не буду спорить.

Он опять подошел к автомобильной дороге и посмотрел на здание, стоящее на другой стороне. Пока он разговаривал с Ксюхой, студентки окончательно разбрелись (собственно, их оказалось не так уж много). Сейчас по асфальтовой тропинке, что вела от крыльца к ограде, шагала дама постарше. Она не спешила, словно давала Андрею время собраться с мыслями. Зеленые глаза смотрели насмешливо, а на губах играла улыбка. Женщина открыла калитку, перешла дорогу и остановилась перед ним, покачиваясь на шпильках.

— Неважно выглядите, Андрей Сергеевич, — доверительно сообщила зеленоглазая ведьма. — Укатали сивку крутые горки?

— Мне наперебой об этом докладывают, можете не стараться. Зато вы, я смотрю, цветете. И студентки за вами тянутся.

— Ушам своим не верю, Андрей! Вы мне комплимент сделали? Это же колоссальный прогресс! Особенно если сравнивать с нашей последней встречей. Меня тогда чуть крышей вагона не придавило. Неужели вам стыдно не было?

— Представьте себе, нисколько. Разве что пожалел, что придавило не до конца. Ну, вас я про совесть даже не спрашиваю. Например, когда вертолет послали к автовокзалу.

— Давайте забудем мелкие разногласия, — она кокетливо провела носком сапога по асфальту, оттолкнув в сторону желтый лист. — А девочку вы за что? Вашу милую одноклассницу?

— Я с ней ничего не делал, — он даже не оглянулся на куклу, застывшую на скамейке. — И вообще, свою одноклассницу я не видел. Ее уже давно нет. А ту, что со мной сейчас говорила, я никогда не знал.

— Ну и ладно, — легко согласилась ведьма. — Знал, не знал — это уже не важно. Главное, что пришел. Или, может, не к ней, а лично ко мне?

Она вдруг шагнула ближе, прижалась бедром и, глядя на него снизу вверх, похлопала невинными глазками. "Ну, наглая баба", — подумал Андрей с долей восхищения. Потом сказал:

— Послушай, давай не будем ерундой заниматься. Ты прекрасно знаешь, что вашим союзником я не стану. Но, раз ведешь себя настолько уверенно, значит, приготовила мне сюрприз. Причем, он будет посильнее московского вертолета. Я правильно понимаю?

— Ага.

Она и не думала отстраняться — наоборот, пристроилась так, что он, сам того не заметив, слегка ее приобнял. Наверно, со стороны они напоминали сейчас влюбленную пару. Прав был авгур — подобные игры доставляют ведьмочкам удовольствие независимо от конечного результата. То есть, даже если партнеру через минуту открутят голову. Тогда Андрей, чтобы не портить зря мизансцену, обхватил ее левой рукой за плечи и, наклонившись к уху, тихо сказал:

— Крутые вы телки, никто не спорит. Просто в нашем мире еще не совсем освоились. И не всё успели понять. Поэтому и ошиблись.

— Правда? Вот ты мне и объясни, — с улыбкой промурлыкала ведьма.

— Вы ведь только недавно за пределы Эксклава вышли? Когда Союз развалился, правильно? До этого сидели тихо, как мышки — знали, что если пикните, вас раздавят. А теперь всем всё пофиг, вот вы и развернулись. "Питомник" на болоте открыли, контору свою пытаетесь забабахать. Только до настоящей Конторы, которая с большой буквы, вам еще, как до Китая вприпрыжку. Те бы шоу с БЖРК не стали устраивать. Увидели бы, что я сотрудничать не хочу, сказали бы вежливо: "До свидания". А дальше — элементарно. Дождаться, пока я слегка расслаблюсь, да и пальнуть в затылок с соседней полки. Дешево и сердито. Короче, склонность к театральным эффектам вас подвела...

— Мы быстро учимся, — сказала зеленоглазая.

— Да уж, этого не отнять. Но дело не только в конкретных методах. Общую суть проблемы вы тоже не уловили...

Он говорил уже не столько для нее, сколько для себя самого, ощущая, как в голове все, наконец, раскладывается по полочкам. Словно учитель из анекдота, который так старательно разжевывал тему дебилам-ученикам, что даже сам, в конце концов, разобрался.

— ...вы узнали, что примерно раз в поколение на сцену здесь выходит мерцающий. И решили, опираясь на личный опыт, что это особо страшный колдун — ну, или что-то вроде того, термины ты лучше меня подберешь...

— Ну, почему же, у тебя замечательно получается, — она улыбалась по-прежнему безмятежно. — Сам посуди — деревья вокруг тебя увядают, железо ржавеет, все рассыпается. Колдун и есть, никуда не денешься. В вашем языке — наиболее подходящее слово. Так что не парься, милый.

— Да я и не парюсь, солнце, — сказал он, копируя ее интонацию. — Только не колдун я, уж извини.

— Ну, а кто же?

Она опять подняла на него глаза, и, вглядываясь в эту зеленую глубину, он, наконец, нашел недостающее слово — то самое, что описывало его осточертевшую миссию.

— Я фельдъегерь.

— Чего? — похоже, он сумел-таки ее удивить.

— Фельдъегерь. Курьер, везущий особо важную почту.

— Не понимаю.

— Я объясню.

Он вытащил из кармана джинсов прозрачный шарик, который привез из родного города. Зажмурился по привычке, чтобы лучше сосредоточиться, и сунул шарик ведьме в ладошку.

— Что это? — спросила она.

— Это тебе письмо. С объяснениями.

Камешек, лежащий у нее на руке, вспыхнул багряным светом — и этот свет как будто впитался в кожу. Казалось, что вместо крови по жилам ведьмы потек золотой огонь. Это продолжалось всего секунду, заставив женщину вздрогнуть. Пламя отразилось в зеленых глазах-озерах; ее лицо исказилось, и ведьма закричала беззвучно, пытаясь отгородиться от пугающей простоты чужого для нее мира, но все-таки успела увидеть, чем все должно закончиться. Глаза ее закатились, и Андрей аккуратно опустил на траву обмякшее тело.

— Ну, извини, — сказал он. — Сам был в шоке, честное слово.

Оглядевшись, он заметил, что восприятие изменилось. Теперь казалось, что двор "питомника" щедро залит мазутом, и черные жгуты, прорастая из этой лужи, тянутся к Андрею со всех сторон. Но, так и не получив команды, бестолково подрагивают и тычутся, словно слепые змеи.

— Отвалите, — буркнул Андрей, — займитесь лучше своей... дрессировщицей.

И, не оглядываясь, зашагал по улице прочь. Вчера, когда он разглядывал башню-скелет с балкона, ему показалось, что пешком туда не дойти. Но сейчас он видел, что конструкция торчит совсем рядом. Надо только пересечь новый микрорайон с панельными домами-многоэтажками и миновать обширный пустырь, который был еще не застроен. От силы, полчаса ходу.

Он шел вперед, и с каждой минутой башня вырастала в размерах.

Вокруг потемнело, как будто уже наступили сумерки, или опять началось затмение. Андрей поначалу принял эти эффекты за погружение в тусклый мир, но быстро сообразил, что все значительно проще.

Никакого тусклого мира нет — и не было никогда.

Раньше ему казалось, что во время "нырка" восприятие искажается. На самом же деле, оно в такие моменты приходит в норму. Словно отключается искусственная подсветка, мешавшая увидеть вещи по-настоящему.

Обычные люди этой способности лишены. Они смотрят вокруг, не замечая самого главного. Поэтому и приходит мерцающий.

Помнится, ведьма во время их предыдущей встречи провела интересную аналогию. Поезд, перед которым укладывают новую колею. Машинист путеукладчика регулярно получает инструкции. Андрей спросил тогда — кто их пишет? Она ответила — есть, мол, в вагонах такие люди. Конечно, имела в виду себя, но это ее проблемы...

В тот раз он не понял — как можно, сидя в купе, увидеть, куда должен ехать поезд?

Зато теперь понимает. И, самое главное, знает, как доставить инструкцию.

Давай, фельдъегерь, осталось совсем немного.

Он шагал не спеша, разглядывая бетонные дома-муравейники. Сейчас, когда отключилось лишнее освещение, они напоминали многоэтажные склепы. В комнатах-усыпальницах мерцало мертвое пламя, и куклы неподвижно сидели перед экранами.

Мумии с клеймом на руке.

Он начал их видеть с первого дня, едва закончилась школа. На первых порах замечал только отдельные случаи, которые касались его ближайшего окружения. Раздолбай-одноклассник Вадик, потом Пашка, теперь вот еще Оксана. Кстати, еще за год до того, как у Андрея появился узор, обнаружился мертвяк в двенадцатой школе. Как такое могло случиться? Впрочем, мурены-гончие, например, от времени не зависят. Прыгают, куда захотят. Почему не предположить, что волны от Андреевых подвигов расходятся не только в будущее, но и в прошлое заодно? Были у него знакомые в двенадцатой школе? Вроде, да — еще по спартакиаде. Но точно вспомнить не получается — память стирает лишнее. Впрочем, уже не важно...

Мумиям кажется, что они продолжают жить. Надо сообщить им, что они заблуждаются. Для этого Андрей и направляется в башню. Войдет, а дальше разберется на месте. Храм авгуров подскажет, как сделать так, чтобы все услышали.

Пора ставить точку.

На асфальт опускались первые сухие снежинки.

Территория вокруг башни не была огорожена. Он просто подошел к огромной двери — метра два в ширину, а в высоту, наверное, все четыре — и остановился, чтобы собратья с духом. Потом провел ладонью по темной, слегка шершавой поверхности — твердое дерево, окованное железом. Легонько толкнул, и дверь отворилась совершенно беззвучно.

В холле, который размерами не уступал стадиону, не было ни окон, ни ламп. Свет появлялся неизвестно откуда и распределялся неравномерно. Он словно лип к скульптурам, расставленным по периметру. Впрочем, может, это были и не скульптуры вовсе, а анатомические пособия — вдоль стен через равные промежутки торчали белые скелеты мурен. Каждый из них стоял вертикально, опираясь на хвост, и был слегка перекручен. Именно такой экспонат, похоже, вдохновил архитектора, который проектировал башню. Глазницы в черепах горели красноватым огнем, и Андрей готов был поспорить, что внутри — активные шарики. Рома полжизни бы, наверно, отдал, чтобы заняться здесь мародерством...

Напротив входа была широкая лестница, и Андрей, подойдя к ней, с сомнением поскреб подбородок. Сколько же займет путь наверх, если учесть высоту конструкции? Но делать нечего — придется идти. Лестница была винтовая — словно повторяла изгибы перекрученного хребта.

Ощущение было странное. Казалось, едва он делает шаг, ступеньки превращаются в эскалатор и начинают уносить его вверх — хотя он точно знал, что лестница неподвижна. Привыкнуть к этому эффекту он не успел; просто увидел вдруг, что выше уже подниматься некуда, а перед ним — еще одна дверь.

Горючий Зал не отличался эпическими размерами — по метражу он заведомо уступал иным чиновничьим кабинетам. Здесь не было мебели; только посередине торчало нечто, похожее то ли на пульт, то ли на алтарь. На нем помещался череп мурены. Андрей подумал, что излишней фантазией авгуры, судя по всему, не страдали.

Стены и потолок в первый момент показались ему стеклянными, но потом он понял, что их покрывают шарики — без единого просвета, словно мозаика. А потом Горючие Слезы начали оживать.

Они замерцали разноцветными искрами — как будто включились елочные гирлянды. Некоторые шарики разгорались сильнее, другие, наоборот, наполнялись угольной чернотой, и Андрей не сразу понял систему. А когда понял, у него перехватило дыхание — мозаика превратилась в карту звездного неба. И прямо перед ним висел цветок спиральной галактики с размытыми шлейфами-лепестками.

Несколько минут он стоял, забыв обо всем. Потом, наконец, встряхнулся и медленно приблизился к пульту, чувствуя себя капитаном звездного крейсера. Череп, правда, несколько смазывал впечатление. Андрей положил ладони на гладкие кости и постарался сосредоточиться. Мерцание звезд вокруг понемногу ослабло, и шарики опять превратились в бесцветные мутноватые стеклышки. Передняя же стена, повинуясь его желанию, стала совершенно прозрачной, а затем растаяла вовсе.

Андрей смотрел на Эксклав с фантастической высоты. Каким-то образом он мог охватить территорию одним взглядом, не утруждая себя поворотами головы. Тучи, скопившиеся внизу, тоже никак ему не мешали, как будто их там и не было. Он не сомневался, что при желании рассмотрит каждую травинку в лесу и каждый булыжник возле дороги, заглянет в любой закуток "питомника" или в подвал "восьмерки", но не испытывал ни малейшего интереса. Он уже увидел здесь все, что могло повлиять на его решение. Ну, разве что, одно, последнее дело...

Используя неведомый зум, он приблизил к себе палату, где на койке, закрыв глаза, лежала девчонка с выцветшей "паутиной". Инга не приходила в сознание, и лицо ее было отрешенно-спокойным. Тонкое плечико виднелось из-под больничного одеяла. Чувствуя комок в горле, Андрей отвел взгляд и случайно заглянул на пост охраны у входа. Цербер сидел, уставившись в старенький телевизор. Там передавали концерт — эстрадная дива соблазнительно изгибалась, а на заднем плане виднелась новогодняя елка. Андрей удивился — получается, уже Новый Год? Опять, наверно, скакнул во времени...

Он присмотрелся, но изображение в телевизоре дергалось и двоилось — видно, антенна была плохая. Тогда он решил не ломать глаза, а просто вернулся в Горючий Зал и сделал так, чтобы стена перед ним превратилась в телеэкран. Получилось круто — картинка была объемная, а звук доносился как будто со всех сторон. Как в кинотеатре Dolby Surround, который так расхваливал Пашка, а Андрей не удосужился посетить.