Ближе к ночи появились загорающиеся в сумерках огни большого города, но я уже знал, что это ещё не Москва... Проехали Крюково, потом Химки — вот она, столица. Ничего особенного — сплошь задворки какие-то. Склады, гаражи, шоссейки, развязки... Проехали Останкинскую башню — но она была с той стороны, у меня же в окне лишь мимолётно мелькнула до боли знакомая площадь Трёх вокзалов.
Припарковались, как удалось выяснить у прошмыгнувшей мимо фиксатой блонды, на Курском, аж на 25 минут стоянки. Будущие салаги тут же принялись строить планы насчёт сбегать за водкой — так, для куражу, потому как спиртного пока хватало, даже более чем, разве что пиво всё выхлестали — но с этим вышел полный облом, поскольку из вагона никого из наших не выпустили, а наоборот, загрузили ещё команду, возглавляемую пожилым, за тридцать контрабасом-сержантом, рыл эдак с десяток, что, похоже, давно уже ожидала сей вечерней лошади на перроне. Однако немногих они с более чем десятимиллионной Москвы наскребли. Город-монстр неохотно отдаёт то, что привык считать своим.
Пока стояли, новые шастали и толпились у окон, толкая сидящих, суматошно обмениваясь какими-то им одним понятными знаками с провожающими, крича им отчего-то казавшиеся им важными нечленораздельные вопли, типа люблю, дождись, напишу, помни и так далее, а те, явно ничего не слыша и не понимая за наглухо закупоренными стеклопакетами, лишь печально кивали в ответ, и тоже пытались что-то изобразить, понятное только им самим. Душераздирающее зрелище. Даже те, у кого всё это было позади, и что начинали уже чувствовать себя бывалыми и опытными в новой ипостпаси, вдруг тоже как-то притихли, и я явственно ощутил, как панический ужас снова и снова прошибает промозгло хладным потом сквозь алкогольный, спайсовый и каннабисовый дурман.
Лишь один из новой команды держался как бы в сторонке и не дёргался. Не столько фигура, сколько манера двигаться вдруг показалась знакомой. Присмотрелся — надо же, Колюсик. Бывают же в жизни совпадения. Вид у него был совершенно несчастный, явно похудел и вдобавок как-то весь будто скукожился. Не обрадовался — ну вот ни капельки. Одни геморы всегда от придурка. К сожалению, он тоже меня заметил, сразу же подскочил, сияя от счастья — как же, знакомое лицо, хоть какая-то опора ускользающему от реальности убогому сознанию. Поздоровались. Внешний вид его мне сразу не понравился. Добро бы просто вес скинул, это ему точно не повредило бы, так у него ещё и глаза поменялись, появилось в них заискивающее какое-то подлое выражение, коего прежде не было — или просто не замечал, за постоянными-то понтами? И вообще, стал Колюсик теперь более всего похож на бледную тень себя прежнего.
Идентичности, однако, не утратил — даже не поинтересовавшись, каким таким диким образом здесь оказался я, буквально затрахал распросами о том, что я сообщил о нём его родителям и как они это восприняли. По его выходило, что, вернувшись в Новоозёрск, я должен был заниматься исключительно и только его делами. Понимаю так, родители его не успели или не смогли — впрочем, какая теперь разница. К присяге подъедут. Если смогут.
Потом он очень подробно, долго и нудно делился, как геройски выдерживал тяжкие муки и наезды матёрых уголовников, с неизменным успехом давая им отпор. Достал, словом.
Впрочем, как только поезд тронулся и зазвенели бутылками в отсеке через один, где расположились вновь прибывшие, Колюсик тут же метнулся туда, падать на хвост новым друзьям, понимаю так. Не сочтя нужным не только предложить также и мне или хотя бы извиниться — вообще ни полслова не сказал, попросту ушмыгнул в сторону, и всё. Что нисколько не возмутило и не удивило — в этом весь Колюсик, иного от него ожидать и не стоит.
Скоро оттуда веско забухтел его басок, громкий, вроде уверенный, но, если вслушаться, явно с какими-то заискивающими нотками. Судя по отдельным словам и выкрикам, долетавшим сквозь скрипы и стуки ветерана чугунки, надо думать, савейских ещё времён, снова погнал привычную лабуду насчёт жидов и чурок. Похоже, его, образно выражаясь, точка зрения на данный вопрос вопросов возражений не находила. Скорее наоборот...
Однако не прошло и часа, как он снова нарисовался напротив меня.
— Витёк, эта... Дай в долг, а? Три тыщи!
— Нет у меня.
А у меня и правда всего тыща с собой была. Не люблю врать, особенно по мелочам. Ну, плюс пара сотен, не считая мелочи. Перед автобусом снял в круглосуточном банкомате, а карточку ма отдал, вместе с кодом. Куда мне больше-то? Не на курорт, чай, еду... На симку местную, чтоб за роуминг не грабили — а что ещё?
— Слушай, друг(!?!), надо позарез, ну дай, а?
— Вот, видишь? Смотри, тыща, и ещё вон, видишь — двести. Всё.
— Да ну... А заначка?
— Нет заначки.
— Здишшшшь!
— Пшёл в жопу.
— Не, ну правда, очень надо!
— На хрена? Проигрался, что ли?
— Д'не... Проводница... Те к'кая боше нравится? Мне — рыжая. На Катрин похожа...
— Ага. Прям просто копия... Работы Пикассо.
— Я ж тогда почему врезался?
— Перебрал, наверное, слегка... Или — не слегка.
— Да ну... Ни в жизни! Я хоть в последнюю глухую жопу, поверишь, бывало, идти не могу, качает так, а как за руль, так будто по ниточке! Проверено практикой! Миллион тысяч раз. Нееет, ну ты скажешь тоже... Прям как в лужу пёрнешь. Эт всё из-за виагры...
— Какой-такой виагры?
— Ну, я ж эта... К Катрин, значит, подкатывался. Ну, машина та, прикид, бухло — всё из-за неё... Из-за шлюхи этой. Ну, думаю, теперь точно не устоит. Моя будет! Ну и, значит, чтоб эта, не оплощать, в общем... принял... Спросил чтоб покруче, там, оказалось, дозировка разная бывает, знаешь?
— Откуда?
— От верблюда... Ну вот, а принял враз три таблетки — троица чтоб. А она — эта... Завыпендривалась. Конечно, чтоб такому... На такой машине и в шмотках таких да после французской конины с вискарём отшить чтоб, так это ж ей вроде как в кайф, она ж такая, знаешь, крученная вся... Верченная. Эх... Надо было просто хватать в охапку да и тащить, не спрашиваясь. Эт до меня тока после дошло. Эх... Знать бы заранее...
— Так виагра-то причём?
— Дык это... Как отъехал, так сразу и накатило... Встал, п'нимашь, колом, прям моченьки моей нетути. Рычагом. Ну, такой, знаешь... Передачи чтоб... Я туда рукой, с руля, значит, поправить, думаю, или ещё что, а тут смотрю — столб навстречу, а ногой же нормально не получается, в обтяжку там всё... Вот и вышло, что даванул газ заместо тормоза... Да... Все беды от баб!
— Сочувствую.
— Дык мало того, Зинка, ну, у нас в городе живёт, да чо там, в твоём же доме, кажись... Идиотка, ссука. В больнице, ну, как в Волхов на скорой, тварюга, обе руки со страху не то сдуру — представляешь — сразу раз, и в гипс! Врач ни в дугу, с выходных, что ль, не отошемши, а она тут же хлоп, раз — и готово дело... Я ж эта... не соображал ещё. А у меня — после виагры той... А руки в гипсе, прям целиком с кистями, представляешь? Ууууу...
— Не повезло.
— Гипс-то, его потом сняли, ни переломов, ничего там, я ж — ну ты знаешь. Я завсегда. Я ж сразу сообразил, что да как, сложился, сгруппировался, и рыбкой сквозь стекло в кусты — ободрался тока малёха. Без переломов — п'нял? Зинка, гнида, вернусь — убью на хер членососку подворотную. Но я ж потом сразу с вами, на футбол тот мудацкий, дома едва посрать да конины флягу схватить успел, а после эта... Всё на людях да на людях. А ведь всё давит и давит, сперма, в смысле, на уши — просто мочи никакой. Так нет, говоришь, больше денег-то? Ладно... Пойду у корешей поспрошаю. Тут тоже, оказывается, наши есть, из Первозванного, в смысле, представляешь?
Да... Надо ж ему было именно на зинкино дежурство в Волхове-то попасть. Чем-то она шибко обиженная на него была, даже я знал, хоть мы с ней и не разговаривали почти, так общались... Близко. Полагаю, из-за похабной манеры, что у него друганами была — пристроиться за девицей следом и стати её обидно комментировать. Тут и симпатюлька-то обидится, а Зинка не... Даже, можно сказать, прискорбно не... В общем, правильно ма излагает — что посеешь, то и пожнёшь.
Сложил столик в койку, кинул матрац с подушкой — белья постельного то ли вовсе не положено было, не то шкицы эти вагонные зажали в смысле ещё и на нём подзаработать — да и завалился на всю ночь до позднего утра. Пришлось лишь пару раз шугануть, по ходу, крысяр, что пытались у меня в сидоре пошариться.
Поэтому в сортир, с вещмешком, конено же, поутру двинулся, а там очередь. Один, вышло так, для белых, где начальство, а второй, натурально, для чёрных, и всё время занят. Потому-то из тамбура сквозь табак со спайсами ещё и мочой неслабо так прёт... Вообще, запахи, надо сказать, зашкаливали после ночи. Не, так-то ничего, как принюхаешься, но на остановке выйдешь, так аж земля из-под ног, а когда обратно, так хоть и вовсе не дыши... особенно носом.
Перекусил слегка, под чаёк — стал в окно смотреть. Воистину широка страна моя родная... Жаль только что не обихожена. Народу в вагоне ощутимо прибавилось, во все отсеки уже минимум по восемь рыл набилось.
Немного подмогнул сержанту — разнимать, успокаивать. Разговорились. Оказалось, лакец, из Дагестана. Вольной борьбой занимался — но до мастера не дотянул, а то б в спортроту. Армейскую. Или окружную. Теперь в разведбате. Сватал к себе — после карантина, разумеется. Особенно как узнал, что я на гражданке авто ремонтировал. Говорит, такие более всего нужны. Значит, всяко не пропаду...
Сразу поблажка вышла, небольшая, но для меня существенная — доступ в более-менее чистый туалет. Ненавижу свинство... В отсеке для комсостава тоже пили — сосредоточенно, мрачно и угрюмо. Перспектива возвращения к родным пенатам определённо никого не приводила в восторг.
По ходу продолжали садиться команды, народу всё прибывало и прибывало. Где стояли особенно долго — в Мичуринске, Тамбове, Саратове — выпускали, кого покурить, кого подышать — под присмотром. Так, для проформы больше — далеко ль убежишь в форме и без документов, даже военники старшие команд к себе поотбирали. Тут же подбегали шустрые бабки с пирожками и сивушно булькающими сумками, так что спиртного не убывало. Ежели кто покупал, так непременно одну командирам-начальникам, остальное себе, и вперёд. Денег никто особо не считал, наподобие как тогда, перед Концом Света...
И я поддался стадному инстинкту — в Мичуринске прикупил себе пирожок. Никогда не покупайте пирожки на вокзале в Мичуринске...
Ближе к Саратову снова подвалил Колюсик и, плотно дыша перегаром, выцыганил-таки у меня ту последнюю тысячу. Как выяснилось, деньги у большинства кончились, а у кого не, тот нажрался невменяемо, вот шкуры тариф и снизили. Чисто рыночные отношения.
Зачем дал — хрен знает. Даже не доброта — откуда к этому-то — просто безразличие какое-то навалилось. Лишь бы отстал, недоумок докучливый. И правда, более его не наблюдал. До самой Астрахани.
Под конец вообще чуть не на головах друг у друга сидели, снизу по пятеро госрабов, и все верхние полки заняты, включая ту, что обычно под багаж. Так что прибытие в Астрахань с превеликим облегчением воспринято было. Пошатывающаяся всколоченная рыжуха открыла дверь, с натугой откинула порожек, что-то буркнула под нос и отвалила в купе, досыпать. Мы выгрузились, нас построили по командам, провели перекличку — на удивление, никто никуда не подевался. Тут же сержанты, каждый у своей команды, собрали и отобрали остатки сухпайка и выпивки — даже и бухла осталось немного, во набрали-то — загрузив всё это хозяйство в камуфляжные рюкзаки.
Успевшие похмелиться командиры расселись по кабинам, остальных, с сержантами, набили по кузовам трёх раздолбанных Уралов — меня, слава богу, Мага напротив себя пристроил, у выхода — и, вслед за недолгими городскими постройками, на показавшийся бесконечным час с приличным таким гаком потянулись степные и болотные — после разлива Волги — пейзажи. Нескольким из стада стало плохо — ещё бы, дичайшее похмелье, а тут ещё и солнце печёт сквозь дыры в тенте, плюс общая духота да ещё и качка с тряской впридачу... Слава богу ещё что наша машина первой идёт, иначе ещё и от пылищи задыхались бы — вон как колёсами поднимается, без малого дымовая завеса. День обещал быть не просто жарким, а ужасающе, невыносимо жарким. Хорошо хоть в кузове притулились три защитного окраса армейских термоса с водой — не водой, а чем-то вроде некрепкого чая без сахара, зато с непривычным аптечным привкусом... Колючка верблюжья заваренная, как объяснил сержант. От поноса хорошо.
Потом свернули направо, думал, к части, оказалось, нет — в посёлок, там сбросили часть конфискованного фуража. Потом обратно, через шоссейку, к нескольким строениям, где, как понял, обитали женатые контрактники, прапора и офицеры. Там сбросили оставшиеся рюкзаки, после чего двинулись — как пояснил Мага — собственно к части.
Ага... Вон и строения какие-то появились, в неподражаемом стиле Military... Забор... Бетонный, высокий, с обильной "егозой" поверху. За ним... это казармы, наверное, или как? Не такими представлял. Свернули направо. Остановились — перед воротами, очевидно. Ага, открылись, стуча и поскрипывая скверно подогнанными приводами. Всё. Прибыли. Ура...
Кстати, узнал у Маги номер части. Тот самый, что у меня в военнике стоял, пока комендачи не затёрли. Что ж. Посмотрим, что тут за спецвойска. Навскидку — обычная пехота. В смысле, мотострельцы. Ладно. Разберёмся.
Газета "Лодейное поле", выпуск от 09 мая 2014 г.
Свирский Маугли
"Вчера, около двух часов дня, к полевому стану бригады, что занималась рекультивацией лесных угодий края в районе зелёного треугольника, образуемого Свирью и впадающей в неё Пашой, из чащи выбежало непонятное существо и, угрожающе рыча, выхватило из рук оторопевшего бригадира буханку чёрного хлеба, которую он как раз собирался резать, и тут же с утробным воем вгрызлось в неё, даже не пытаясь убежать. Находчивые рабочие быстро обездвижили загадочного лесного гостя при помощи сетки, обычно использовавшейся для рекультивации рыбы. Впрочем, непонятное создание совершенно не вырывалось, оказывая ожесточённое сопротивление лишь попыткам отнять у него пищу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что пришелец относится, вне всякого сомнения, к виду homo sapiens, причём определённо мужского пола, на что указывали все внешние признаки, исключая полное отсутствие одежды и обуви. Фактически гуманоид ничем не отличается от нас с вами, за исключением аномально густого оволосения кожных покровов. Вскоре наш Свирский Маугли был доставлен вахтовкой в лодейнопольскую межрайонную больницу, где его, однако, не приняли вследствие невозможности предъявления полиса медицинского страхования по причине отсутствия также и оного, впрочем, находчивому бригадиру удалось временно пристроить питомца в живой уголок школы N 3, что по улице Карла Маркса, где им займутся учёные в лице завуча и преподавателя биологии.
В местных научных кругах предварительно пришли к выводу, что это либо йети, то есть снежный человек обыкновенный, о пребывании коего в наших краях издревле ходят легенды, либо ныне подросший ребёнок, вскормленный волками. Отсутствие одежды и способности к членораздельной речи вполне укладывается в обе гипотезы, отнако манера передвигаться преимущественно на четвереньках заставляет склониться к последнему из высказанных предположений.
