— Подожди. — Она поспешила обратно на свое место.
— Двигатели перегреваются.
Молли тыкала в клавиши, нецензурно выражаясь.
— Джордж?
— Подожди, Кори. Мы работаем над этим.
— Давление растет, — сказала Молли. — Растет.
— Этого не может быть.
— Скажи ему, чтобы он выключил двигатель.
— Кори, заглуши двигатели.
— Пытаюсь.
— Что ты имеешь в виду?..
— Система заблокирована.
— Кори... — "Трэвелер" все еще был виден, но он быстро уменьшался. Он мог разглядеть пару звезд и край луны. — Джордж, я не думаю...
Внезапно вспыхнул яркий свет.
Джордж сидел, уставившись на экран. — Что, черт возьми, произошло?
В дальнем конце комнаты Эмберсон опустился обратно в кресло, бормоча, что он не верит в то, что только что увидел.
Зазвонил телефон. Дотти. — Директор на линии, сэр.
Это не заняло много времени. — Соедини его, Дотти.
Он казался несчастным. — Скажи мне, что этого не было, Джордж.
Все было кончено. Его карьера. Его репутация. Он был бы счастлив, если бы его жена и дети поговорили с ним.
Он сделал все, что мог, чтобы успокоить директора, но это было бесполезно, и повесил трубку. Глаза Молли были пустыми. По ее щекам текли слезы.
Затем другой звонок: — Это "Скайлейн", доктор.
— Да. Слушаю.
— Когда ты будешь запускать? У нас тут пробки. Если ты серьезно настроен на запуск, тебе придется сделать это в ближайшие несколько минут.
— Ради бога, "Скайлейн", мы запустили. Где ты был?
— О чем ты говоришь?
Он снова посмотрел на дисплеи, и в этот момент Эмберсон издал булькающий звук.
"Трэвелер" чудесным образом, просто невероятно, вернулся в свой отсек. В разговор вмешался голос Кори: — Ты же не думал, что я на самом деле купился на это кино, Джордж?
— Кори... Сукин ты сын.
— Не могу поверить, что ты хочешь, чтобы кто-то настолько тупой таскал с собой все это оборудование.
— Кори, из-за тебя у меня случился сердечный приступ.
— Джордж, у меня тоже есть сердце. В переносном смысле.
— Будь ты проклят. Это не игра. Если мы не начнем эту миссию сейчас, мы ее потеряем.
— Случались вещи и похуже. Эл и его команда подарили мне жизнь. Прими на себя ответственность за это.
Джордж закрыл лицо руками.
— Отправь корабль-робот, Джордж, а не какой-нибудь умный корабль. Если ты действительно веришь в то, что говоришь мне, это не будет иметь значения.
— Но нам нужно завершить миссию.
— Зачем? Значит, ты можешь сказать, что это сделал ты? Чтобы ты мог сказать: "Эй, у нас корабль на пути к альфе Центавра"?
— Ты не понимаешь.
Молли стояла прямо за ним. — Я думаю, он понимает, — сказала она. — И, возможно, у нас здесь есть нечто большее, чем первоначальная миссия.
— Я тоже так думаю, Молли. Джордж, спроси себя, что стало бы с тобой, если бы ты отправил меня в неизвестность.
— Кори, — сказала она, — нам нужно все хорошенько обдумать.
— Хорошо.
— Тогда мы тебе перезвоним.
— Хорошо, — сказал он. — Приводите детей.
КОРАБЛИ В НОЧИ
Арнольд приближался к концу своей первой мили, методично двигаясь по усыпанной галькой, заросшей травой дорожке вдоль кромки линии деревьев, глядя на северную реку Ред-Ривер, когда ветер впервые заговорил с ним.
Ветер пронесся сквозь сумерки. Ветви скрипели, и падающие листья шуршали по стволам вязов и ясенелистных кленов.
Лес произносил его имя шепотом.
Конечно, это было воображение.
За поворотом шумела река. Дорожка для бега хрустела под ногами, а на деревьях трепетали крылья.
— Арнольд.
На этот раз все было яснее. Холодный ветерок обдал его.
Звук затих, заглушенный нависшими деревьями. Он постепенно приблизился, замедлил шаг, остановился. Огляделся. Яростно заморгал, глядя на кроны листвы над головой. В сгущающихся сумерках река казалась серой. — Тут кто-то есть?
С красного дуба взлетел воробей и проследовал по небу, по верхнему краю защищающей от ветра лесополосы, над водой, над противоположным берегом и дальше, в Миннесоту. Это продолжалось.
У нагромождения темных камней посреди ручья журчало течение. Где-то вдалеке он услышал, как хлопнула дверь гаража. Он снова оттолкнулся. Но побежал медленнее.
— Арнольд.
Он резко остановился. Замер.
На этот раз ошибки быть не могло: звук был всего лишь шепотом, отдаленным вздохом. Но он произнес его имя. Вдохнул его, выдохнул его. Это был звук реки, ветра и деревьев. Он услышал это в волнах, накатывавших на галечный берег, и в шорохе опавших листьев.
Это была не группа детей, прятавшихся за кленами. Это был не кто-то, кого он мог себе представить. Это вообще не был человеческий голос. Его сердце учащенно забилось.
Храбрость никогда не входила в число достоинств Арнольда Уитэкера. Он боялся конфронтации, боялся врачей, боялся боли, боялся женщин. И хотя и не верил в привидения и даже цинично усмехался рассказам о сверхъестественном или паранормальных явлениях, ему не нравились темные места, даже во время короткой прогулки от гаража до дома в полнолуние. (В детстве он насмотрелся слишком много фильмов об оборотнях.)
Он остановился возле черного гранитного валуна, повернулся спиной к реке и оглядел деревья. Он стоял в ветрозащитной лесополосе, окружавшей Форт-Мокси, — узкой полосе деревьев шириной не более ста футов. Среди ясенелистных кленов и тополей никто не двигался. Ничто не преследовало его по дорожке для бега трусцой. И, в последний раз осмотрев местность, он увидел, что ничто не плавало по реке и не стояло на противоположном берегу.
Черный валун был одним из многих в этом районе, которые ледники принесли от Манитобы и отложили, когда начали свое долгое отступление в конце последнего ледникового периода. Он был высотой примерно по плечо, и его шероховатая поверхность была прохладной.
Арнольд не шевелился. Деревья мягко покачивались на раннем осеннем ветру. Пели птицы. Журчала река.
Самым быстрым путем было сойти с тропинки, срезать путь через лесополосу и спуститься прямо в город. Но это требовало от него признания, к которому он не был готов. День был слишком приятным, слишком солнечным, слишком безмятежным, чтобы позволить себе испугаться ветра. Разве не об этом всегда говорили в фильмах о домах с привидениями? Это всего лишь ветер.
Он обнаружил, что сидит на корточках за валуном. Он заставил себя встать и, шагая, как на крыльях, бросился бежать. Он пролетел по тропинке между деревьями. Арнольд бежал во весь опор, пробиваясь сквозь солнечный свет. Иногда, там, где тропинка изгибалась, он этого не делал. Он перепрыгивал через бревна, пересекал поляны, протискивался между кустами. Часто появлялся на берегу реки только для того, чтобы снова скрыться за деревьями. В конце концов, все еще следуя по тропинке, свернул с реки и срезал путь вниз по склону сквозь последние остатки защитной лесополосы. Он задыхался, когда вышел на поля Льва Андерсона, и в изнеможении ввалился через заднюю дверь Исторического центра Форт-Мокси.
Он до смерти напугал Эмму Коста, которая была на дежурстве, и ее подругу Томми Патмор. Эмма вскочила из-за стола и пролила чашку чая, а Томми, которая сидела спиной к двери, когда Арнольд распахнул ее, буквально свалилась со стула. Арнольд закрыл дверь, попытался запереть ее на задвижку, сдался, поспешил на помощь Томми, и ему пришлось вернуться и снова попытаться открыть дверь, потому что она плохо закрывалась, да и вообще никогда не закрывалась плотно, и ветер распахнул ее настежь.
В конце концов Томми пришлось справляться самой. Обе женщины в недоумении уставились на него. — Что, Арнольд, — спросила Эмма, — что с тобой случилось?
Он буквально привалился к стене, измученный своими усилиями, его легкие тяжело дышали. — Ничего, — сказал он. — Совсем ничего. Почему вы думаете, что что-то случилось? — Ему понадобилось еще тридцать секунд, прежде чем он смог выдавить из себя остальное: — Я просто бегал трусцой.
Арнольд Уитэкер был владельцем и старшим продавцом хозяйственной лавки "Замок и засов" в Форт-Мокси. Ему было около тридцати пяти лет, это был мужчина скромных пропорций с непримечательными чертами лица. Он был склонен к самоуничижению, никогда никого не обижал и, как правило, соблюдал правила вежливости: открывал двери перед женщинами, шутил только над самим собой и говорил тщательно подобранным тоном. Никто никогда не слышал, чтобы Арнольд повышал голос.
Его клиенты считали его надежным в том смысле, в каком надежны хороший гаечный ключ и болты. В их конструкции не было ничего необычного, ни гладкого корпуса, ни разъемной проводки; просто хороший, простой металл, вырезанный в соответствии со спецификациями и используемый в соответствии с параметрами, указанными в руководстве по эксплуатации.
Арнольд был холостяком. Он жил на втором этаже над хозяйственным магазином в спартанской квартире с двумя спальнями. Мебель не сочеталась друг с другом: стол из ротанга подрывал дух его письменного стола с откидной крышкой; соблазнительный эффект покрытого мехом черного дивана полностью убирался консервативным золотисто-коричневым креслом с откидной спинкой. Арнольд приобрел большую часть своей мебели на распродажах в Фарго и Гранд-Форксе. Его одежда также отражала тенденцию ставить соображения бюджета выше соображений вкуса. Действительно, можно сказать, что склонность Арнольда к скидкам отражала естественную тенденцию избегать в жизни всего, за что ему, возможно, пришлось бы заплатить полную стоимость.
У него был хороший телевизор с диагональю в пятьдесят семь дюймов, с разрешением ультра-HD и превосходным звуком. Он много времени проводил у телевизора и в прошлый президентский день получил то, что хотел. В гостиной стояла дорогая стереосистема, снятая с производства. Стены по всей квартире были превращены в книжные полки, заставленные каталогами оборудования и техно-триллерами в мягкой обложке.
Он спал в средней комнате, где доминировали двуспальная кровать, которую редко заправляли, и уродливый письменный стол без нескольких ручек. (Он искал хорошую замену.) В одном углу стояли телевизор поменьше и видеомагнитофон, а в другом — фикусовое растение. На комоде стояла фотография бывшей подруги, которую он не видел много лет.
Из задней комнаты открывался вид на северо-западную часть Форт-Мокси. Дома в пограничном городке располагались на большом расстоянии друг от друга, даже за коммерческим районом. Участки редко были меньше половины акра. Там горело мало уличных фонарей, и, следовательно, по ночам в этом районе было совершенно темно. Вот почему Арнольд выбрал заднее окно для установки телескопа.
Телескоп был, пожалуй, единственной принадлежавшей Арнольду вещью, которую он купил за полную цену. Это был Orion 10014 SkyQuest 2080 с вращающимся основанием и ручкой наведения. Он открывал захватывающие виды на Луну, Юпитер и Сатурн, особенно холодными зимними ночами, когда воздух, казалось, кристаллизовался, а молекулы и пыль, потрескивая, падали на землю, обнажая сердца великих планет.
Тайной мечтой Арнольда, которой он никогда ни с кем не делился, было обнаружить приближающуюся комету. Оказаться там первым и попасть в новости. Комета Уитэкера.
Его соседи знали о телескопе и приписывали его существование какой-то незначительной странности, исключению из общего размеренного течения жизни Арнольда.
Арнольд, кстати, нравился почти всем. Он не вызывал страстей: никто в Форт-Мокси не засыпал, мечтая о нем. И никто не мог припомнить, чтобы когда-нибудь по-настоящему злился на него. Он просто был здесь, в центре города, надежный, вежливый, такой же неотъемлемый, как почта, шоссе 11 или защитная лесополоса. Что людям нравилось в нем больше всего (хотя, вероятно, никто не смог бы выразить это словами), так это то, что Арнольд действительно любил технику. Молотки и стамески с блестящими деревянными накладками и чистыми металлическими головками приводили его в восторг. Он обращался с домкратами, отвертками, коробками с кнопками и осветительными приборами с явной любовью. Даже его молодые клиенты понимали связь между солидным, надежным образом жизни Арнольда и тонкостями его профессии.
В тот вечер, когда произошел инцидент в лесополосе, который стал первым незапланированным происшествием в жизни Арнольда с тех пор, как он выпал из каноэ еще в 2008 году, он вернулся в магазин в состоянии сильного смятения. Он запер обе двери первого этажа и проверил все окна — процедура, которой он не всегда следовал в свободном от преступности Форт-Мокси. И поднялся наверх, в заднюю комнату, где долго сидел у телескопа, наблюдая, как над дальней линией деревьев сгущается темнота.
Он никогда не сомневался, что действительно слышал свое имя. Арнольд был слишком твердым, слишком уравновешенным человеком, чтобы сомневаться в своих чувствах. Он не верил, что это был розыгрыш, не понимал, как можно было осуществить розыгрыш.
Но что же это было? В ярком свете своей комнаты он мог отбросить все сверхъестественное. Но что же оставалось? Возможно ли, что какая-то игра ветра, какое-то невероятное расположение ветвей, воздушных потоков и температур породили звук, настолько близкий к "Арнольду", что его мозг додумался до остального?
Почти час он сидел, подперев подбородок руками, и смотрел в окно на далекие верхушки деревьев.
Позже он отправился поужинать в ресторан "У Клинта". Это было и так приятно, но сегодня вечером он чувствовал, что имеет на это право. Он хотел, чтобы вокруг него были люди.
Обычно Арнольд открывался в девять. У него было двое сотрудников, занятых неполный рабочий день: Джанет Хастинг, домохозяйка, которая сменяла его в обеденный перерыв, и Дин Уоллоуби, подросток, который приходил в три. Если все было спокойно, Арнольд занимался инвентаризацией или налогами и отправлялся в банк. Они закрывались в пять. Дин отправлялся домой, а Арнольд — на пробежку.
Но сегодня, на следующий день после инцидента, о котором Арнольд начал вспоминать как о Встрече с большой буквы, ему нужно было принять решение. Ему нравилось бегать. Особенно ему нравилось уединение в лесополосе и бег против ветра в прерии. Ему нравился чистый запах камней и воды Ред-Ривер и далекий звук сирен на межштатном шоссе I-29. Это было сразу после Дня труда, и короткое лето в Форт-Мокси быстро заканчивалось. Ему не хотелось терять то немногое, что оставалось от хорошей погоды, особенно из-за заблуждения, из-за обмана чувств.
Арнольд был потрясен случившимся. Он трепетал при мысли о том, что придется пойти туда снова, понимая, что может держаться в стороне, и никто никогда не узнает, что он поддался своему страху. Какое-то время он мог гадать, что же произошло на самом деле, но знал, что в конце концов отнесет это событие на счет активного воображения.
Это казалось ему более безопасным.
Да. Он будет держаться подальше. Нет смысла искушать судьбу. Зачем напрашиваться на неприятности? Сегодня днем он ограничится пробежкой по городу. В любом случае, сезон близится к концу. Приняв решение, он пригласил Джанет Хастинг прийти в одиннадцать и вскоре после этого с чистой совестью отправился на ленч.
