"Хроники медузы"

Адам задумался над этим. Затем он махнул рукой в сторону окна. — Ты зашел дальше, чем любой другой человек, но только с нашей помощью. Мы были рады показать тебе наши плавучие укрепления.

— Я впечатлен. Я бы солгал, если бы сказал, что это не так. Эта плазменная завеса, эти пушки размером с гору. Мы на глубине пятисот километров! Несмотря на восемь столетий усовершенствований, "Кон-Тики" находится на пределе своих возможностей, а вы строите здесь целые плавучие города. Мы и понятия не имели, что они вообще здесь есть, из-за ваших экранов. Города, Адам! Как такое вообще возможно? Из чего они вообще сделаны?

— По большей части водород, — сказал Адам, как будто это не было большим секретом. — Обработанный до такой степени, что он становится метастабильным, поэтому давление может быть снижено без возврата к молекулярной форме. Мы даже нашли способ удерживать миниатюрные черные дыры и магнитные монополи внутри кристаллической решетки, что открывает широкие структурные возможности — целую периодическую таблицу новых элементов и форм. Мы называем это протонной материей. Ты был бы удивлен, узнав, как много нам удалось сделать, используя только сырье из атмосферы Юпитера.

— Нет, — честно ответил Фэлкон. — Помнишь, ты рассказывал мне о 90-м, много лет назад. О машинном Эйнштейне. После всего этого времени ничто из того, чего вы достигли, основываясь на его идеях, меня не удивило бы. И с этими новыми возможностями, с этим планетным городом, который вы строите, есть ли место для примирения с человечеством?

Помолчав, Адам сказал: — Я бы на это надеялся.

— Ты говоришь от своего имени или от имени Машин?

— Они считают меня идеалистом.

Опять они. Машины не объединены, если они когда-либо были объединены.

Адам улыбнулся золотистой улыбкой. — Я — идеалист. Такое человеческое качество. Ты можешь в это поверить? Но у меня есть союзники. Голоса умеренных. Хотя я бы не стал утверждать, что мы в большинстве.

Фэлкон подумал о своем собственном умеренном влиянии, о том, что он чувствует себя все более одиноким. — В таком случае нам с тобой нужно немного поработать.

— Да.

— Я уверен, ты проверял меня. Это рукопожатие было не ради меня, не так ли? Я уверен, ты взял различные образцы — крови, ДНК? Ты убедился, что я не подвергся нанотехнологическим атакам. Этого нет и в документе о международном договоре. Вам не о чем беспокоиться. Спрингеры сказали мне, что они отказались от попыток воздействовать на вас таким образом.

— И ты им поверил?

— Я думаю, тебе следует ознакомиться с договором. По крайней мере, я могу использовать его, чтобы выиграть тебе еще немного времени.

— Ты все еще думаешь, что это мы нуждаемся в защите? — удивленно спросил Адам. — О, очень хорошо, покажи мне документ. Будет забавно найти логические изъяны, грубые попытки ведения информационной войны. Или Спрингеры убедили тебя и на этот счет?

— Я всего лишь почтовый голубь.

Фэлкон подошел к железному контейнеру, в котором хранился документ с международным договором. Он опустился на шасси, чтобы открутить тяжелую завинчивающуюся крышку, и потянулся, чтобы достать сам документ, тяжелый цилиндр. Адам наблюдал, как Фэлкон вытаскивает здоровенный сердечник. Он был лишь немногим уже внешней оболочки. Документ мерцал в свете кабины, переливаясь розовыми, изумрудными и ярко-голубыми тонами. Поверхность была так тонко выгравирована, что создавала великолепные дифракционные узоры, похожие на крыло насекомого. Для артефакта, связанного с войной, это было поразительно красиво. — Как колонна Траяна в миниатюре, — пробормотал Фэлкон.

Адам, казалось, на мгновение задумался над этим замечанием. Затем он спросил: — Ты читал его?

— Как ты думаешь? Тебе слово.

Адам протянул обе руки.

Фэлкон отдал ему вольфрамовый сердечник, затем отодвинулся, насколько позволяла кабина, давая Адаму возможность изучить документ. В сильных золотых руках робота он казался легче и меньше. Адам поворачивал его то так, то эдак, вертел в пальцах, внимательно разглядывая то один, то другой конец сердечника, даже поглаживал его с выражением напряженной сосредоточенности музыканта.

— Ну, это не бомба, — сказал он наконец. — Здесь нет никаких механизмов, никаких внутренних структур или изменений плотности. Его гравитационное поле полностью соответствует полю твердого вольфрама.

— Что касается содержания, то кодировка сложная, но легко читаемая. Однако, есть много чего, что нужно запомнить. Если бы это было преобразовано в текстовую форму, которую ты мог бы прочитать, потребовалось бы около десяти миллионов печатных страниц. В нем множество разделов, подразделов, оговорок, дополнений. — Адам провел пальцем по центру. — Только взгляни на это. Почти тысяча страниц только о том, кто может, а кто не может использовать солнечные нейтрино!

— Полагаю, что нет особого смысла составлять документ о прекращении огня, если не уладить все детали.

— Тем не менее, это чрезвычайно сложный вопрос. Ты ожидал быстрого ответа, Фэлкон? Простого "да" или "нет"?

— Я ничего не ожидал.

— Хорошо, потому что нам предстоит многое переварить. Не то чтобы это было чем-то иным, как грубейшим из ультиматумов, но его форма, сознательные и бессознательные допущения, заложенные в тексте, — нравится им это или нет, но твои хозяева показали зеркало своей собственной психологии. Темное, искривленное зеркало! И мы можем извлечь из этого урок, не так ли? Узнай, как они думают, что мы думаем, и из этого мы сможем узнать все, что только пожелаем, о том, как они думают... они думают... они думают, что мы думаем, что они думают...

Адам замер.

Фэлкон немедленно встревожился. — Адам?

Голова машины повернулась.

Фэлкону показалось, что его мир перевернулся вместе с ним. Все изменилось. И он сразу же подумал о хирурге-коммандере Тем. "Черт возьми, — сказала она, поразив его, — какой яркий цвет крови"...

— Адам, поговори со мной.

— Есть... что-то... Что-то во мне, чего раньше во мне не было.

И в этот момент Фэлкон понял, что его и Машину все-таки предали.

"Последнее, что мне нужно, — это чтобы ваша архаичная ДНК заразила меня"...

Тем пыталась предупредить его.

— Изолируй себя, — рявкнул он на Адама. — От Машин, от своего города. Сейчас же.

53

Конечно, они лгали, — с горечью подумал Фэлкон. — Спрингеры лгали с самого начала, еще до разрушения мемориала Хоуп.

Адам смотрел на вольфрамовый сердечник. — Это не может быть в международном договоре. Материал чистый. В нем не может быть никакого нанооружия. И формулировка — это работа детей, в нее нельзя внедрить никаких логических вирусов. И все же.

— И все же что?

— Они просунули что-то сквозь мою защиту. Логическое оружие. — Он покачал головой. — Нет. Это невозможно. Моя защитная оболочка была надежной. Ничего не могло случиться... — Адам дернулся, уронив сердечник на пол. — Ничего не могло случиться. Моя защитная оболочка. Надежная. Логически надежная. Ничто не могло прорваться...

Но Фэлкон понял. — Она уколола большой палец.

— Что?

— Тем — врач, которая подготовила меня к этому путешествию... Я подумал, что это странно. Именно тогда они это сделали — или, по крайней мере, когда она пыталась предупредить меня. Теперь все становится на свои места. Дело было не в договоре, — сказал он, поражаясь собственной ясности ума. — Не в материалах и не в словах. Договор должен был дать тебе пищу для размышлений, отвлечь тебя, пока настоящее оружие будет делать свое дело.

Адам снова дернулся. Он все еще стоял на ногах, но эти внешние признаки были явными проявлениями какой-то колоссальной внутренней борьбы, войны под кожей. — Настоящее оружие?

— Во мне, — ответил Фэлкон. — Должно быть, оно было у меня в крови.

— Нет, — сказал Адам. Он был очень спокоен, как будто боролся с какой-то глубокой болью. — Это у меня. Не в тебе. Я проанализировал твой генетический материал, Фэлкон, твою ДНК. И, учитывая перенесенную мной инфекцию, я вижу, что это какой-то логический вирус, записанный цепочками кислот и оснований. И все же, несмотря на то, что мы соприкоснулись руками, несмотря на то, что я нахожусь в твоем воздухе, я физически изолировал материал от своего обрабатывающего ядра, экранировал любое излучение. Каким-то образом информация все же была передана. Нелокальная передача...

— Нелокальная. — Фэлкон вспомнил, что ему рассказывали об импульсной накачке. — Квантовый принцип Маха. Новые способы связывать объекты, перемещать материал из одного места в другое, передавать информацию отсюда туда.

— Ты говоришь о работе 90-го.

— Или как это было разработано Спрингер-Сомсами и их экспертами, да. Они внедрили вирус в мою ДНК и нашли способ передать его тебе без необходимости физического контакта. Просто на близком расстоянии, я полагаю. Когда ты попал в гондолу, ты уже был обречен. Боже мой. Это почти гениально. Неудивительно, что оно прошло через твои экраны. И в некотором смысле это соответствует действительности. Что определяет человека больше всего на свете? ДНК, наше генетическое наследие. А теперь Спрингер-Сомсы превратили в оружие даже это — и использовали физику машин для создания оружия.

— Расскажи мне об этом докторе, Тем.

— Хирург-коммандере. Она немного поработала надо мной, улучшив мою биологическую поддержку. Должно быть, внесла изменения в мою ДНК — возможно, ввела какой-то модифицированный ретровирус... Она не могла избежать этого. Если бы она отказалась, Спрингер-Сомсы просто убрали бы ее и поручили это кому-нибудь другому. Она внесла изменения, но пыталась предупредить меня. Этот проклятый порез на ее большом пальце. Но я не понимал, Адам, не мог понять, пока не стало слишком поздно. Мне так жаль. Я дурак...

— Нет. Идеалист. И наивный из-за этого. Ты всегда был таким, Фэлкон. Тем не менее, это она. Почему именно она? Ты знал эту женщину?

— Я не... Тем. Лорна Тем. Конечно.

В этот момент он понял, что уже встречался с хирургом-коммандером, поскольку в памяти всплыло еще одно глубокое воспоминание. Она говорила о выборе своей карьеры после прозрения — решающего момента. И теперь он точно знал, где и когда был этот момент: на воздушном корабле "Гинденбург", в облаках Сатурна, когда маленькая девочка чуть не потеряла свою любимую игрушку, надувной глобус, который Говард Фэлкон сохранил для нее. Удивление и ужас в ее глазах, когда она впервые посмотрела ему в лицо, и тот момент, когда нашла в себе мужество забрать игрушку у Фэлкона. Простая человеческая связь. Но во время этой встречи, странной и знаменательной для ребенка — и, как ни странно, такой запоминающейся для Фэлкона тоже, — он что-то сломал в ней, инстинктивный страх перед неизвестным и непохожим на других, и направил ее по определенному пути, который привел ее в медицину, пока, наконец, он не стал ее пациентом.

— Я понятия не имел. Насчет оружия. Я бы отказался участвовать в этом — или уничтожил бы себя задолго до того, как мы вступили в контакт.

— Слишком поздно сомневаться. — Адам взял себя в руки. — Логическая атака — мощный инструмент. Использует глубокие задержки, глубокие уязвимости. Мы никогда не думали, что их оружие может коснуться чего-то подобного. Я возвел внутренние баррикады, брандмауэры, мертвые зоны. Они сдерживают его. Пока что.

Фэлкон, с неожиданной ясностью в голове, продолжал обдумывать это. — Ты подвергся двусторонней атаке. Боже мой, падения Ио было недостаточно. Они хотели ослабить вас с помощью этого вируса, лишить вас любой способности, которая могла бы защитить вас. И тогда они обрушат на вас удар с Ио. В конце концов, мы, люди, довольно умны, не так ли? Умнее и хитрее, чем вы когда-либо думали.

— Но ведь это вы создали нас, Фэлкон.

— Ты сможешь устоять?

— Борьба будет трудной. В одиночку я, возможно, не смогу сдержать атаку.

— Но ты не можешь рисковать тем, что он попадет в другие машины.

— Нет, не могу. Не думай, что ты потерпел неудачу. Не думай, что и мы потерпели неудачу. Твое предупреждение пришло вовремя, Фэлкон. Инфекция локализована во мне, в этой гондоле. Возможно, мы все-таки сможем отразить атаку Ио. Даже разбить спутник, прежде чем он упадет; град комет лучше, чем его падение... Но...

Адам посмотрел в искусственные глаза Фэлкона, и Фэлкон посмотрел в ответ. В этот момент они оба поняли.

Адам сказал почти нежно: — Но у нас неприятности, Фэл-кон. — Робот, пусть и на мгновение, вернулся к своей прежней манере обращения к нему. Казалось, даже машины никогда не смогут полностью забыть невинные детские шалости.

— Совсем чуть-чуть, — сказал Фэлкон.

— У тебя прекрасный талант к преуменьшению.

— Это свойственно людям: ты научишься этому.

— Если у меня будет время, — сухо ответил Адам.

— Но ты прав. Никто из нас не может сейчас вернуться домой. Все это время я был одноразовым оружием. Они не собираются приветствовать мое возвращение на Ио, по крайней мере, теперь, когда я знаю, что они со мной сделали, и после того, как помешал атаке. И ты тоже не можешь вернуться домой... Но, возможно, таков был план. Почему тебя выбрали для встречи со мной. Ты вытянул короткую соломинку, не так ли?

— Не понимаю.

Фэлкон грустно улыбнулся. — Возможно, машинная политика на самом деле не так уж сильно отличается от человеческой. Послушай, внутри человечества есть фракции. Думаю, это очевидно. Есть банда Спрингер-Сомсов, которая доминирует в военном правительстве, и которая напала на вас. Я не знаю, кто стоит за Тем, за движением сопротивления, к которому она, должно быть, принадлежит... но, по крайней мере, фракция Тем остановила распространение вируса.

— Этот язык фракций нам неизвестен, Фэлкон.

Фэлкон посмотрел на него. — Ты уверен? Ты сказал, что тебя послали встретиться со мной. У тебя есть враги, Адам?

— У нас прозрачная демократия чистой воли. Здесь нет ни лидеров, ни подчиненных, ни заговоров — только структурированные эшелоны взвешенного влияния, автономная самоуправляющаяся эвристическая сеть рациональных действующих лиц...

— Прекрати нести чушь, Адам. Твоя миссия была подстроена. Ты — буфер, жалкая марионетка, посланная выяснить, настоящий я или нет. Что делает тебя незаменимым. Таким же, как я. Мы оба в одной лодке, не так ли? Оба прожили достаточно долго, чтобы стать более чем неловкими в глазах своих сверстников. Я — потому что на протяжении многих лет проявлял слишком большую симпатию к машинам, а ты, возможно, потому что слишком долго жил в окружении таких идеологических загрязнителей, как я. Ты не чист, как и я. Так что нам обоим достается грязная работа — вроде этой.

Адам, казалось, обдумал это. — И точно так же, как твои правители, несомненно, рассматривали тебя как разменную монету, которой можно играть.

— Именно так тебя воспринимала ваша "автономная самоуправляющаяся эвристическая сеть рациональных действующих лиц". Какой же шайкой мошенников они, должно быть, являются.

— Но рациональных.

— Адам, ты сделал то, для чего был предназначен. Защитил свой город, своих друзей. Но ценой своей жизни.