-Почти, — уточнил Максим, -Но всё ещё есть. Как пульс у спящего чудовища.
Айзек не пошевелился.
-Сколько у нас времени?
-Пока частота стабильна — до десяти минут, — ответила Анисса. — Потом фрагмент может деградировать. Мы не уверены, что он выдержит повторную активацию. Так что считай, у нас один шанс.
-Прекрасно, — сказал Кларк. — Тогда поехали. Пока не передумал.
Медленно над его головой опустилась полусфера с сенсорными электродами. Свет в комнате приглушился. В наушниках зазвучал фоновый сигнал — ровный, как пульс.
-''Икар'', синхронизация, уровень один. Начинаем загрузку шаблона, — произнёс техник. На мгновение ничего не происходило. Затем едва ощутимое давление на сознание. Не боль, не паника. Скорее... словно кто-то невидимый смотрел изнутри его головы, молча.
''Архитектор. Убийца.''
Голос был не голосом. Мысль, которая не принадлежала ему. Внутреннее эхо. Кларк сжал кулаки.
-Он активен, — сказал Максим через переговорное устройство. — Фрагмент Маркера вышел на пульсацию. Уровень — один процент от исходного, но он отвечает.
Анисса взглянула на параметры:
-Это не просто отголосок. Он считал Айзека. Сигнатура совпала. Внутренняя резонансная зона в фазе.
-Значит, это работает, — прошептал Максим.
Айзек в этот момент уже не слышал их. Внутри него пространство искажалось, вибрировало. Он словно входил в чужую память. Или в кошмар, который когда-то прожил, и который теперь ждал продолжения.
Он видел: внутри фрагмента не пусто. Там была структура. Пульсирующий лабиринт из алого света и чёрного камня. Слои. Как у луковицы — всё глубже и глубже. Каждый с фрагментами кода, движущимися по своим траекториям.
Только это был не код. Это были мысли. Или тени мыслей. И они двигались не хаотично, они звали.
Давление нарастало. Айзек Кларк больше не ощущал ни холодного металла кресла, ни запаха озона в лаборатории. Он был внутри. Внутри фрагмента. Пространство вокруг него не подчинялось законам физики, оно было живым гобеленом, сотканным из алого света и вибрирующего черного камня, который, казалось, поглощал саму мысль о свете. Он помнил это ощущение по ''Ишимуре'', по Титану, но сейчас оно было другим — концентрированным, дистиллированным до самой сути. Он не просто наблюдатель, он — активный участник, его сознание стало курсором в чужой операционной системе. Лабиринт, что он видел, был не метафорой. Это была реальная, ощутимая структура данных, фрактальная топология которой уходила в бесконечность.
-Что происходит? — голос Максима звучал глухо, будто доносился из-под толщи воды. — Я вижу всплески на ЭЭГ, но данные, идущие с фрагмента... это хаос. Белый шум.
— Это не шум, — ответила Анисса, не отрывая взгляда от голографического интерфейса, где бились и корчились зеленые строки кода, похожие на пойманных в сеть змей. — Это... избыточность. Система не просто зашифрована, она генерирует триллионы семантических ловушек в наносекунду. Представь, что каждая буква в книге одновременно является всеми буквами алфавита, пока ты на нее не посмотришь. Только здесь ''смотрит'' наше считывающее устройство, и Обелиск это чувствует. Он реагирует на попытку наблюдения.
-Принцип неопределенности, примененный к информации? — нахмурился Максим.
— Хуже. Это волевая неопределенность. Он не хочет, чтобы его читали, — отрезала Анисса. — Сигнатура Айзека позволила нам войти, но мы застряли в прихожей, пока хозяин дома пытается выставить нас за дверь, создавая бесконечное число комнат.
Айзек сделал мысленный шаг вперед. Лабиринт откликнулся. Стены из черного камня пошли рябью, а световые вены внутри них запульсировали быстрее. Он чувствовал ''операционную систему'' Обелиска. Не как личность, а как всеобъемлющий, всепроникающий интеллект, который рассматривал его, Айзека, как вирус, как аномалию в своей стерильной, совершенной системе.
''Ошибка. Непоглощенный. Несломленный.'' — пронеслось в его голове нечеловеческой мыслью.
— Запускаю протокол ''Голиаф'', — объявила Анисса. — Попытка эвристического анализа. Мы не будем считывать код напрямую, а просканируем его структуру, ища повторяющиеся паттерны, сигнатуры... хоть что-то, за что можно зацепиться.
На центральном экране возникла трехмерная модель лабиринта, которую система пыталась построить на основе косвенных данных. Она мерцала и рассыпалась, не в силах обрести стабильную форму. Протокол ''Голиаф'' был последним словом в дешифровке, он искал не ключ к шифру, а ''тень'', которую шифр отбрасывал на ткань пространства-времени.
И Маркер нанес ответный удар.
Это не было похоже на компьютерную контратаку. Это была атака на саму логику. Внезапно все диагностические системы лаборатории, даже изолированные, сошли с ума. Датчики жизнеобеспечения Айзека на мгновение показали, что он — кусок льда с температурой абсолютного нуля. Реактор, питающий комплекс, сообщил о неминуемом взрыве, хотя его показатели были в норме. На голограмме Аниссы хаотичные строки кода выстроились в идеальный круг, а затем в формулу, описывающую гравитационный коллапс вселенной.
-Ложные данные! Психоэвристический барьер! — крикнула она, отключая вторичные системы. — Он не просто защищается. Он издевается. Он анализирует наши запросы и генерирует информационные фантомы, бьющие по нашим ожиданиям. Мы ищем структуру, он дает нам иллюзию структуры. Мы боимся сбоя оборудования, он симулирует этот сбой.
-Он обучается, — тихо произнес Максим, глядя на искажающуюся модель лабиринта. — Он использует наши собственные инструменты против нас. Каждая наша попытка проанализировать его делает его защиту только совершеннее. Мы стучим в дверь, а он в ответ строит вокруг нас стену.
Внутри своей ментальной тюрьмы Айзек почувствовал это иначе. Лабиринт перестал быть просто лабиринтом. Из его стен начали проступать образы. Нечеткие, размытые, но до боли знакомые. Силуэт ''Ишимуры'', парящей в пустоте. Очертания помещений госпиталя на Титане. Скрюченные тени, которые двигались, как некроморфы. Маркер не просто защищал код. Он извлекал страхи Айзека и строил из них новые стены.
-Прямой штурм бесполезен, — констатировал Максим, прохаживаясь вдоль консоли управления. Напряжение в комнате можно было резать ножом. — Мы действуем как... как грабители, пытающиеся вскрыть сейф кувалдой. А это не сейф. Это живой организм с иммунной системой.
-И что ты предлагаешь? — Анисса сбросила с экрана очередной поток информационного мусора, который Обелиск направил в их сеть. — У нас нет ничего, что могло бы обойти такую защиту.
-У нас есть Айзек, — Максим остановился и посмотрел на кресло, где неподвижно сидел Кларк. — Мы используем его как отмычку, как пассивный ключ. Но что, если он не ключ? Что, если он — камертон?
Анисса подняла на него глаза, в которых промелькнуло понимание.
-Ты хочешь сказать...
-Именно. Маркер ''узнал'' его. Между его мозгом, измененным Обелиском на Эгиде-7, и этим фрагментом возник резонанс. Мы пытаемся пробиться силой, а нужно войти в унисон. Мы должны перестать читать и начать слушать. Мы должны модулировать наш считывающий сигнал в соответствии с нейронной активностью Айзека. Использовать его сознание не как ключ, а как органический дешифратор, как биорезонатор.
Идея была сколь хитрой, столь и чудовищно опасной. Это означало связать хрупкую человеческую психику с непостижимым и враждебным инопланетным разумом еще теснее. Сделать Айзека не просто ''читателем'', а ''переводчиком'' с языка безумия.
-Это может его убить, — без обиняков сказала Анисса. — Обратная связь от такого взаимодействия... она может просто сжечь его синапсы. Превратить мозг в желе.
-Он уже в эпицентре, — возразил Максим. — Прямо сейчас он борется с ним в одиночку. Наша задача — дать ему инструмент, а не просто наблюдать, как он тонет.
Анисса колебалась лишь секунду. Затем ее пальцы забегали по панели.
-Синхронизация пошла. Бог нам в помощь, Максим. И ему тоже.
Когда модуляция была включена, мир Айзека взорвался. Если раньше он был в лабиринте, то теперь лабиринт был в нем. Граница между его ''я'' и разумом Маркера начала истончаться с ужасающей скоростью. Он больше не просто видел образы своих страхов, он переживал их заново, но с дьявольской, извращенной логикой Обелиска.
Вот он на мостике ''Ишимуры'', но за иллюминатором не звезды, а бесконечная плоть, пульсирующая в такт с алыми венами в стенах. Вот Николь, она протягивает к нему руку, но ее пальцы удлиняются, превращаясь в костяные лезвия, а ее шепот — это не слова любви, а фрагменты того самого первичного кода, который они ищут.
-Сделай нас единым, — шепчет она, и этот шепот вибрирует в каждой клетке его тела.
Маркер понял их новую тактику и ответил не на технологическом, а на биологическом уровне. Он перестал атаковать их системы и сосредоточил весь свой удар на самом слабом звене — на человеческом сознании. Он не просто показывал ужасы, он пытался перезаписать личность Айзека, навязать ему свою волю, превратить его из ''ключа'' в свою часть.
-Давление нарастает! — крикнула Анисса. — Его синаптическая активность зашкаливает! Это уже не похоже на реакцию мозга, это... это как если бы в его черепе пытались запустить новый процессор! Я вижу сигнатуры, которых не существует в человеческой биологии!
-Держи синхронизацию! — рявкнул Максим, глядя, как витальные показатели Кларка прыгают из зеленой зоны в красную и обратно. — Он борется! Не отключай, иначе мы его просто бросим там!
Внутри кошмара Айзек нашел якорь. Воспоминание. Не Николь. Не Элли. Что-то простое. Запах машинного масла в мастерской отца. Ощущение холодного металла под пальцами. Простая, понятная, человеческая работа. Инженерия. Решение проблем. Он вцепился в эту мысль, как утопающий в спасательный круг. Он не жертва. Он инженер. А это — сломанная машина. Очень большая, очень страшная, но машина. И он должен найти, как она работает.
Эта мысль, холодная и ясная, на мгновение прорезала багровую пелену безумия.
Инженерная мысль стала его скальпелем. Айзек перестал бежать от кошмаров и начал их анализировать. Он уже победил Обелиск на Титане в мысленном противостоянии. Он понял: все эти ужасы, вся эта психологическая атака — это тоже код. Сложный, многоуровневый, но код. Защитный механизм. И как у любого механизма, у него должна быть логика. Должна быть структура. Он перестал воспринимать лабиринт как место и начал видеть его как систему. Пульсирующие световые вены были не просто венами. Это были шины данных. Черный камень — хранилище. И где-то в этой невозможной архитектуре должен быть... системный файл. Ядро. Первичный код.
Он мысленно потянулся не к центру лабиринта, а к его основанию. К тому, что казалось незыблемым фоном. И нащупал... шов. Тончайшую, почти невидимую линию, где одна часть этого ментального конструкта соединялась с другой. Это была не трещина. Это был интерфейс. Точка доступа для ''администратора''.
Собрав всю свою волю в кулак, он надавил на этот шов.
Мир вокруг него взревел.
— Есть! — закричала Анисса, и ее голос сорвался. — Я что-то поймала! Чистый пакет данных! Почти без искажений, без ловушек! Он прошел!
На ее экране, посреди хаоса, появилась одна-единственная строка. Идеально структурированная, невыразимо сложная. Она сияла холодным, бриллиантовым светом.
Но в тот же миг системы жизнеобеспечения Айзека взвыли в один голос. Линия его сердечного ритма на кардиомониторе выпрямилась. Фибрилляция. Остановка сердца.
— Отключай! — заорал Максим. — Немедленно! Экстренный разрыв!
Анисса ударила по панели аварийного отключения. Интерфейс оборвался. И в ту же наносекунду фрагмент Обелиска на стенде испустил беззвучный, но ощутимый вопль. Все в лаборатории почувствовали его — волну чистого, первобытного гнева и боли, которая сдавила виски и вызвала тошноту. Затем фрагмент погас. Его внутренняя пульсация прекратилась. Он снова стал просто куском черного камня.
-У него пульс идет в разнос! Дефибриллятор! Быстро! — командовал Максим, уже срывая с Айзека контакты интерфейса.
Они вернули его. С трудом. Несколько долгих, страшных секунд спустя, ритм сердца восстановился. Он лежал в кресле, бледный как полотно, без сознания, но живой. Медицинская команда уже суетилась вокруг него.
Максим и Анисса, дрожащие от пережитого, смотрели на экран, где все еще сияла их добыча. Одна строка кода. Результат нечеловеческих усилий и почти свершившейся трагедии.
-Запускаю анализ, — прошептал один из специалистов по криптографии. — Структурная декомпозиция...
То, что система вывела на экран, заставило их замолчать. Это не был программный код в человеческом понимании. Это была формула, переведенная ''Икаром'' в понятный людям формат. Она имела свойства тройной спирали ДНК, но при этом подчинялась законам квантовой механики и высшей математики. Это был одновременно и чертеж, и инструкция, и источник энергии. Он описывал процесс преобразования неорганической материи в живую, самокопирующуюся клеточную структуру, а затем объединение этих структур в единый, коллективный сверхразум.
Это был рецепт некроморфов. Нет, не совсем. Это был рецепт того, что должно было прийти после них. Финальная стадия. Схождение.
-Круто, — выдохнул Максим. -Куча непонятных каракуль.
Анисса, указала на часть формулы.
-Смотри. Этот компонент... он описывает не создание жизни, а ее поглощение. Энергия для ''творения'' берется из аннигиляции существующих биологических форм. Жизнь через тотальную смерть.
Они стояли и смотрели на эту единственную, ужасающе прекрасную строку. Они получили то, что хотели — фрагмент первичного кода Маркера. Но теперь они понимали, что пытаются не просто расшифровать инопланетную технологию. Они заглянули в исходный код вселенского хищника, в его священное писание. И цена этого знания была лишь первым взносом. Впереди ждала расплата.
* * *
Спустя двое суток после подведения итогов в тишине конференц-зала, резко контрастирующей с хаосом лаборатории, пахло дорогим кофе и озоном от системы фильтрации. За длинным столом из полированного черного композита сидели Максим, Анисса, доктор Нарайен и еще полдюжины ведущих специалистов. Напротив расположилась замдиректора АСИ Мари Равель
-Прежде всего, -начала Равель, ее голос был спокоен, но в нем звучала властность. -Примите мои поздравления, команда ''Локуса''. Вы добились невозможного. Данные, полученные вами, уже назвали величайшим открытием в истории человечества. То, что мистер Кларк выжил — это чудо, за которое мы все в долгу перед вашим профессионализмом.
Максим коротко кивнул, принимая похвалу. Усталость последних дней глубоко въелась в его черты. Анисса лишь поджала губы. Она смотрела на голограмму одной единственной строки кода, парящую в центре стола.
-Спасибо, директор, -ответила Рашид. -Но, как вы понимаете, мы здесь, чтобы обсудить следующий шаг. Мы получили пакет данных, но он... он нечистый.
-Объясните, -приказала Равель. -Еще раз для отчета, который ляжет на стол членам Глобального Совета.
