Впрочем, это мне тоже, только, наверное, будет поставлено в вину и будет лишь пунктом обвинения, когда меня казнят непонятно за что. Я тяжело вздохнула. Если раньше и не было за что, то теперь я уже наделала достаточно, чтоб даже просто повесить меня как воровку. Но такая определенность меня нисколько не утешила.
К тому же я ранена. И тут меня озарило! Господи, какая я дура! Да после такого разгрома тысячи людей ранены. И моя рана не только никого не удивит, а, наоборот, если правильно поставить, может стать моим собственным оружием, заставив людей пойти на помощь девушке. И никого не удивит, что я потерялась в этом хаосе и хожу-брожу, всюду заглядываю — такая себе деревенская девушка — всегда можно сказать, кого я ищу. Тут, наверное, все перемешалось, сотни, если не тысячи людей потеряли друг друга из виду.
Это был гигантский город, к тому же начинались праздники. Впрочем, это не я им устроила такой праздник!
Первым делом я, конечно, соответственно перегримировалась. Мужчины даже не подозревают, как может изменить девушку всего несколько штрихов. А потом тщательно продезинфицировала и перевязала раны. Вот и аптечка Радома пригодилась — точно знал кто.
Через какое-то время всюду уже совала свой нос чуть любопытная и нагловатая бойкая деревенская хохотушка. Искавшая повсюду своего жениха.
Сколько тут было интересного! Сколько было цирков, лавок, торговцев, уже во всю продававших ворованный товар, громадных амфитеатров, Храмов, скульптур...
Столица!
Я бродила ею, когда, выйдя на площадь, замерла, пораженная, в восхищении... Сердце испуганно забилось, когда я на него посмотрела... Конечно, я уже видела его раньше издалека, ибо его невозможно было не увидеть даже за десятки километров, но я была слишком занята своим выживанием и как-то выпустила его мимо сознания, словно в упор не видела... Но теперь я его увидела вблизи, этот Храм!!!
Сердце пульсировало как бешенное, а по телу разливался странный жар. Я стояла на краю искусственно очищенной площади в километр радиусом, вымощенной черным мрамором и гранитом. На которой в центре возвышался ослепительно белый Храм. Ах, как он был красив! Дело не только, что он был восемьсот метров в высоту, как довольно точно оценила его я... Дело в том, что эта красота была какой-то нереальной и зыбкой... А искусственно подчеркнутая высота, где на площади не было никаких деревьев, строений, домов, лавок — ничего до самого Храма, давало какое-то непередаваемое ощущение величия.
Я долго стояла как завороженная, раскрыв рот... По телу то и дело пробегали волны трепета и восторга, а голова просто кружилась от легкости и восхищения... У меня было такое ощущение, что крылья Храма звенят, как колокольчики...
Восемьсот метров! И при этом остаться сказочно утонченным, легким, будто трепетным! Это сочетание легкости и величия давало страшный эффект — точно дышать легче стало... Именно возвышенность, величие, одухотворенность... Величие, но не земное, Божественное...
Восемьсот метров в высоту, расположенный на искусственно очищенной площади, где на километр ничего не было — только плац, вымощенный специальными плитами с изречениями — он производил безумное впечатление. Обычные даже высокие громадины скрыты среди домов, деревьев, природы... А тут искусственно все было убрано... И создавало ощущение именно человеческой одухотворенной мощи... И это было шоком... А ведь он и без того был просто невероятно, фантастически, как-то нечеловечески красив... У меня только при взгляде на него начинало бешенно пульсировать сердце...
Впрочем, я видела, что на него многие так реагировали. Говорили даже, что на этом странном свойстве Храма, сдвигающем психику, церковь и построила свою власть, ибо достаточно было побывать в нем, чтоб не сомневаться в существовании Бога. Он просто втягивал твое внимание и каким-то странным образом будил сердце... Здесь было легко и покойно. Говорили еще про некий терафим, сделанный из прозрачного кристалла... Говорили, что он затмевает красотой Храм, и что к нему никто не может приблизиться и коснуться...
Не знаю, сколько я так простояла, когда вдруг поняла что узор на перстне созвучит песне Храма, не повторяя, а как бы объединяя ее на более высоком уровне, и между ним и Храмом словно пульсирует поток энергии. Я поняла, что у меня опять приступ сумасшествия, и устало отвернулась.
Я не решилась в тот самый день зайти внутрь Храма — мне было достаточно внешнего впечатления... К тому же мне сказали, что у Храма собственные тэйвонту, которые следят за порядком, а тэйвонту это были последние люди, с которыми мне хотелось сегодня видеться.
К вечеру тема гибели тэйвонту была, кажется, основная... Я ловила и поддерживала десятки разговоров, пытаясь выяснить, кто я, и что может за этим стоять. Эту тему перебила разве только весть о том, что местный принц Сариа (не королевской Семьи, а правящий городом, Семья Сариа) наконец сделал своей наследницей юную принцессу Аниу, во всеуслышание заявив о том, что он за древние традиции и любит тэйвонту. Правда, злые языки тут же все испортили, поговаривая, что он сделал это, опасаясь какой-то мести и не желая подставлять под занесенный нож сына. А также слишком впечатленный массовой гибелью черных тэйвонту, убедившись, как некрепка их защита. А Радом требовал от него иного... Город гудел от различных сплетен и слухов, и все втихомолку поносили каких-то "новых" тэйвонту в черных одеждах...
Зато я побывала у аэнского лекаря, ибо беспокоилась за сухожилие руки. Аэнские знахари-хирурги — были мастера на все руки; у них, как у тэйвонту, хирургия стояла на столь высоком уровне, словно в Славине.
Я не скоро попала туда — пришлось наболтаться с кавалерами до упаду, вытягивая из них незаметно информацию, раз я здесь. Впрочем, тема паники лошадей и гибели двух сотен "черных" тэйвонту, как и их роли в этом бардаке, к вечеру была основной. Многие видели в этом небывалом происшествии (раньше гибель даже одного тэйвонту, если только не было войны, была чудовищным ЧП и поводом для разговоров на целые недели) знак божий или "божью кару" в зависимости от человека. Впрочем, ругали вслух тэйвонту неохотно и сквозь зубы. Ругали в основном отвлеченно тех двухсот с половиной дурней, которые такую гадость уделали. Не называя конкретно. Ничего особого я не вытянула... Два часа болтовни не стоили того, чтобы узнать, что тэйвонту в "черной" форме — это какие-то не настоящие новые тэйвонту, как-то связанные с церковью. И не снискавшие особой любви населения — про них распускали жуткие слухи. По сравнению с ними благородство и честь "настоящих" тэйвонту казались ангельскими.
— Настоящие — это которые в Ухон, — авторитетно сказал парень, который увивался за мной тут уже полтора часа, похваляясь своей сломанной кистью. И это несмотря на то, что я ему откровенно заявила, что у меня есть жених, и что он его достанет, чуть что. Если он будет и дальше таким наглым и невоспитанным болваном. Но он был на все согласен...
Джентльмены во всю старались объяснить несчастной простушке, которая "не понимала" то одного, то другого и широко восторгалась, раскрыв рот, его начитанностью и умом, прося помочь ей разобраться — ой, я наверно ужасно глупая и не понимаю как это, а вы такой умный! Мне пришлось долго ожидаться очереди, так что я стала волноваться, не задержалась ли я тут слишком.
Добытая информация явно не стоила тех жертв, которые мне пришлось из-за этого вытерпеть, вовсю хохоча над шутками этих лезущих из себя болванов и терпя их грубые ухаживания. Впрочем, по руках я била их в полную силу, предупредив, что у меня жених, и он шибко славный парень. Впрочем, это не мешало мне весело хохотать и даже выслушать два предложения, сведя их к очаровательной шутке. Даже лекарь, работавший в углу, внимательно прислушивался ко мне и весело постреливал на меня глазами.
— Вместо того, чтоб делать мне наглые предложения, лучше пропустили бы лучше меня к знахарю, — обиженно надула я губки. Аэнский лекарь явно поморщился от слова "знахарь". Они все захохотали, поскольку столпились вокруг меня, и даже забыли про свои раны, красочно описывая мне, что с ними случилось, что в действительности там произошло, и как он (они) вел себя как герой, мужественно противостоя коням. Видя, что никто пропускать меня не собирается, и что мне придется сидеть тут еще не один час, я в ярости топнула ногой. Они явно не собирались меня отпускать и коротать тут боль в одиночестве. Среди них был даже один аристократ, которому явно не улыбалось то, что ему приходится ждать... И что я абсолютно не выделяю его из своих поклонников. Он мне не нравился, был скользкий и подлый. От него пахло злом и немного опасностью.
Этот аэнец лекарь опять прошел мимо меня и принюхался.
Я нахмурилась.
— Может быть, мы просто не хотим вас отпускать, — вкрадчиво сказал аристократ, пробиваясь ко мне.
— Правда? — я иронично подняла брови. Пять его наглых собутыльников уже пытались оттеснить остальных парней или мужчин от меня. Я же ему уже много раз говорила, что у меня жених.
— Я Лорд, — сказал он.
— А я королева, — даже не моргнула глазом я.
— Я не шучу, — он начал злиться. — Я действительно Лорд Риберийский, и предлагаю вам свою руку и сердце.
— Вы тренируетесь в этом каждый день? Или только на хохотушках? — я изогнула бровь. — Ничего, еще пару раз, и вы будете делать это совершенно естественно...
Комната взорвалась от смеха.
— Вы совершенно невыносимая и глупая девчонка, — разозлился он. — Вздорная...
— Не лучше ли сказать это леди из своего круга? — томно закатывая глазки, перебила его я.
Клянусь, я не хотела, это само получилось. Люди в комнате сползли от смеха на пол. Даже плечи аэнского знахаря подозрительно вздрагивали, как и того, кого он зашивал, а когда лекарь поднял на мгновение на меня взгляд, губы его подозрительно разъезжались.
— Да моя лошадь знатней и сговорчивей, чем вы! — выпалил разозленный Лорд.
У меня от неожиданности выпал из рук веер, а глаза широко раскрылись.
— Я и не знала, что вы ей делали предложение, — невинно и так искренне изумилась я, тщетно пытаясь от смеха нащупать упавший веер, что у меня даже рот раскрылся от потрясения, а большие глаза ошеломленно глядели на него. — Неужели она ответила?
Вставший лекарь, отворачивая голову от аристократа, тщетно пытался привести всех к порядку и разогнать по местам скопившуюся вокруг меня толпу раненных, которая буквально визжала от смеха.
— У вас широкий круг общения! — с чувством невинно добавила я. Почему меня не убили, это загадка. Проходивший мимо в этот момент лекарь, кусая губы от смеха, растрепав волосы рукой, надавил мне на голову, чтобы склонить ее, пытаясь хоть как-то образумить меня, тогда как я, хохоча, отбивалась от него...
Глава 37.
— Вы за это поплатитесь! — злобно прошипел этот лорд Риберийский. — Вы у меня на коленях будете ползать! — страшно выплевывал он свои угрозы, совершенно не заботясь, слушает ли его кто, или нет. Они тут совсем стали творить беспредел, и делали что хотели. Я увидела, что лицо лекаря почему-то стало суровым и гневным, когда он смотрел на этого аристократа, хотя его это, в принципе, не касалось.
От неожиданности я даже не сразу поняла, что происходит, и все еще улыбалась.
— Вам не уйти от меня... — шипел он. — Вы не захотели стать моей женой, так знайте — вы станете моей подстилкой и наложницей! Я прикажу вас доставить! И никто вас не спасет от моих тэйвонту, — тихо сказал он, и его буквально скрутило от безобразного желания унизить меня. — Я посмотрю, как вы будете плакать... а потом... я сделаю из маленькой девочки-крестьяночки шлюху, — злобно и злорадно прошептал он, уставившись на меня. Ему нравилось упиваться своей властью над беззащитностью девушки. А до меня, наконец, дошло, что он мне сказал.
В голове точно ударил колокол и кровь запульсировала в висках.
— Что? Что ты сказал?!?
Он не договорил, раскрыв рот и отшатнувшись от меня в ужасе, потому что я начала медленно подыматься. Вся моя веселость исчезла в одно мгновение. Что-то страшное захлестнуло меня. Вся моя детскость куда-то испарилась. Как он посмел... я... меня!?!
Люди замерли, как парализованные, шатнувшись, когда я встала. Я забыла про ту девочку хохотушку, которую я играла, и она просто слезла с моего лица, точно маска, но мне было на это наплевать. Я притянула его перекошенное ужасом лицо, приблизив к себе. Во мне проснулась я прежняя, до потери памяти, и то, что он посмел так обратиться ко мне, привело меня в какое-то тихое и суровое, нет — совершенно страшное бешенство. Привычка приказывать и страшная власть словно вернулись ко мне. Я забыла про эту девочку, которой себя считала, и про ту девочку хохотушку, какую играла — я снова была самой собой. И возмущение вспыхнуло ужасным огнем:
— Ты сказал это мне?!? Ты хорошо подумал? — очень тихо и страшно спросила я, взяв его за горло, притягивая этого дрожащего дурня, но от этого моего тихого голоса у окружающих мороз по коже пошел. Клянусь, я не хотела этого делать, но когда я отвела руку с ним от себя, он был уже мертв со сломанной шеей с ужасом на лице, а я все еще была вне себя и не удовлетворена.
Я ужасом посмотрела на труп и брезгливо и презрительно оттолкнула его, и тело медленно рухнуло у моих ног, пока я вытирала руки от пробившего его перед смертью пота и переводила разъяренное лицо с одного на другого. Я увидела в зеркале чей-то яростный и прекрасный властный лик с пылающими серебряным светом глазами. И с трудом поняла, что это суровое точно вычеканенное из титана лицо — это я, и эти громадные пылающие звезды — это мои глаза, искаженные в этом дурацком странном зеркале... и забыла про эту дурацкую игрушку — кривящее зеркало... Вечно аэнцы придумают всякие штуки, я о таких слышала. У них там целые комнаты смеха...
Посягательство на честь женщины всегда каралось смертно независимо от сана и титула.
Окружающие парализовано замерли, настолько видно, было неприятно для них это преображение деревенской хохотушки. Я сама не понимала, что со мной произошло. Я сейчас видела в их глазах откровенный страх, что я могу убить их всех, всех до одного, но я сейчас была совершенно не в силах себя другую контролировать... Откуда-то неожиданно появились два тэйвонту в черном, точно они прятались среди людей, охраняя этого мерзавца... Время точно замедлилось для меня — я видела все растянуто... Оба они выхватывали оружие, странно пораженные, но даже я не знала, когда я успела выстрелить дважды, и только брезгливо опустила вниз серебряный арбалетик Ании, когда они рухнули со стрелами в сердце. Оба они шлепнулись у моих ног.
Почему-то лекарь уже стоял рядом со мной и с странным ужасом смотрел на арбалетик. Там поперек шла надпись — Аниа. А потом взял два трупа и потащил их на улицу.
Они все стояли смирно, вытянувшись.
Я суровая — с ужасом подумала я краем сознания. Но другая часть моя продолжала смотреть на них с невиданной властью и суровостью во взоре, с детства привыкшей отдавать приказы и умеющей это сделать. Хотя, может быть, это мне и не очень нравилось, но меня никто не спрашивал. Одна часть меня ежилась, из-за того, что делала другая. И мне не понравилось, что она холодно и привычно делала. Я хорошая!
