Книга первая: "Новый Февраль семнадцатого"

— Они это, изверги!

— Бей их, братва!

— Это он, сука, застрелил Осипенко!

— Отомстим за героя!

— Дави, Вирена!

— Пускай они красные флаги несут и идут впереди колонны, чтобы все видели! А потом мы с ними разберемся!

Из толпы сразу несколько флагов сунули в их сторону, причем флагшток одного из них попал в ухо Ограновичу, да так сильно, что в глазах у того потемнело. Взвыв от боли он, под злобный хохот вчерашних подчиненных, схватился за разбитое ухо.

— Берите флаги, господа хорошие! — Чернявый молодчик с наслаждением ткнул флагштоком в капитана. Тот пошатнулся, но выпрямился и заявил:

— Увольте, господа. Верному присяге русскому офицеру не пристало ходить с красными тряпками в руках.

В этот момент чернявый выстрелил в него и Огранович за несколько секунд до того, как штык пробил его собственное горло, увидел как на грязный снег упал капитан первого ранга Никольский, командир крейсера "Аврора"...

* * *

Телеграмма командующего флотом Балтийского моря А.И. Непенина командиру крейсера "АВРОРА" М.И. Никольскому

"Распоряжения ваши считаю правильными; воздержитесь по возможности от употребления оружия. Разъясните команде существующее положение вещей и что наша задача — боевая готовность. Непенин".

* * *

ТЕЛЕГРАММА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ КИРИЛЛА ВЛАДИМИРОВИЧА ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ

"Положение в Царском Селе тревожное. Гарнизон ненадежен. Из Петрограда прибыла большая делегация от Временного комитета Госдумы и ведет пропаганду среди низших чинов. Императрица запретила применять силу. Сводный отряд удерживает Александровский дворец и вокзал. Опасаюсь наихудшего. Кирилл".

* * *

ЦАРСКОЕ СЕЛО. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Вьюга жесткой рукой швыряла снежинки в лица. Строй замерев, смотрел на идущую вдоль линии женщину, старавшуюся не морщиться от колючего снега. Только что они приветствовали Государыню шепотом, согласно ее повеления. Александра Федоровна боялась потревожить больных детей и прежде всего сон Цесаревича.

Императрица вглядывалась в лица людей, которые были готовы умереть, спасая ее и детей. Она смотрела в эти привычные честные лица и пыталась понять непостижимое — как добрая размеренная жизнь могла пойти под откос и словно поезд потерпеть крушение? Неужели русские ее так ненавидят? Но за что? Бог — свидетель, она хотела лишь добра этой стране и ее народу. Именно она сделала все возможное, чтобы в столице по толпе черни не стреляли. Именно она убедила генералов, что это не мятеж, а лишь хулиганское движение мальчиков и девочек, бегающих и кричащих, что у них нет хлеба. Но, почему же все так обернулось? Почему все рушится?

Когда Никки взвалил на себя бремя Верховного Главнокомандующего, она убедила его, что курировать внутренние дела в Империи будет она. Именно по ее настоянию Император назначил главой правительства ее креатуру — князя Голицына. Она понимала, что ее Никки, разрываясь между фронтом и столицей, все больше выпускает нити управления из своих рук и пыталась удержать их в собственных цепких руках. Но что бы она ни делала, общество, высший свет был против нее. Среди мещан и черни ходили ужасные и дикие слухи о том, что она германская шпионка, мол именно она ведет Россию к поражению в войне. Но самое ужасное, говорили о том, что она плохо влияет на мужа и сына, а значит, ее нужно удалить от них. Она старалась, она искренне желала только добра всем этим людям, но они неблагодарно восстали против нее. Она была уверена, что чернь ненавидит именно ее.

Узнав о формировании Временного Комитета Государственной Думы, Александра Федоровна немного успокоилась. Ей показалось, что худшее позади вот сейчас появится сила, которая призовет чернь к порядку и дело примет обычный оборот с бесконечными просьбами толстяка Родзянко о Высочайшей аудиенции, где тот снова будет умолять ее Никки о даровании чего-то.

Телеграмма от Никки о том, что он выехал в Царское Село, еще больше добавила мира в ее метущуюся душу. Все окружающее вроде начало приобретать привычный вид, кажется, появилась надежда на конец бури.

Даже когда Великий Князь Кирилл Владимирович сообщил о том, что из мятежной столицы прибыла толпа каких-то "уполномоченных" и ведет мятежные речи среди солдат царскосельского гарнизона, она, в самой категорической форме, запретила применять силу. Императрица надеялась на то, что делегация уполномочена этим Временным Комитетом Государственной Думы и те успокоят гарнизон, удержат его от бунта.

И вот теперь она шла мимо последних, кто остался ей верен. Сквозь вьюгу слышались выстрелы и пьяные крики. Восставший царскосельский гарнизон шел на дворец, и уже было объявлено, что если защитники дворца не сложат оружие, то дворец начнут обстреливать из орудий. Правда, верные офицеры уверили ее, что к этим орудиям нет снарядов, но Государыня не могла рисковать детьми. Была надежда, что захватив дворец без крови, они не устроят погрома и не тронут детей.

Уставшая женщина остановилась примерно посередине строя. Сквозь свист ветра донеслись ее слова:

— Не открывайте огня. Не надо стрельбы.

Злой ветер срывал слезы с ее щек и уносил в снежную мглу едва слышимые слова сорвавшиеся с ее губ:

— Господи, спаси и помилуй нас грешных...

ГЛАВА XIV. КОРОНА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

ИНТЕРЛЮДИЯ III. НАКАЗ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА ТРЕТЬЕГО ЦЕСАРЕВИЧУ НИКОЛАЮ АЛЕКСАНДРОВИЧУ.

"Тебе предстоит взять с плеч Моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы, так же, как нес его Я и как несли Наши предки. Я передаю тебе царство, Богом Мне врученное. Я принял его тринадцать лет тому назад от истекавшего кровью Отца... Твой дед с высоты престола провел много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть... В тот трагический день встал передо Мною вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое "передовое общество", зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую предсказывало Мне Мое собственное убеждение, Мой высший долг Государя и Моя совесть. Я избрал Мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо Моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя, что ты несешь ответственность за судьбу твоих подданных пред Престолом Всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего Царского долга да будет для тебя основой твоей жизни. Будь тверд и мужествен, не проявляй никогда слабости. Выслушай всех, в этом нет ничего позорного, но слушайся только самого себя и своей совести. В политике внешней — держись независимой позиции. Помни — у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней — прежде всего покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства".

* * *

ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Толпа, весело перекрикиваясь и потрясая революционными транспарантами, шла вперед. В первых рядах весело матерились расхристанные молодчики, в которых можно было угадать бывших солдат Русской Императорской Армии. Анархия и вседозволенность пьянила не меньше, чем уже принятое на грудь. За ними шагали какие-то юнцы неопределенных занятий, раскованные девицы. Попадался и черный люд, но тот как-то косился и явно чувствовал себя не совсем в своей тарелке.

Керенский брезгливо поморщился. Ну, а что прикажете делать, если буквально все приходится делать самому? Когда он, веселый и возбужденный своим успехом в Кронштадте, ввалился в зал заседаний Временного комитета Думы, то не сразу обратил внимание на гнетущую атмосферу, царившую в помещении. Как, оказалось, слушали сбивчивый отчет о неудачной попытке захвата Министерства путей сообщения, в результате чего Некрасов с Бубликовым были не то арестованы, не то расстреляны. Уяснив, что Некрасову и Бубликову не удалось разослать по железнодорожному телеграфу сообщение о революции, да еще и дорога на Петроград для царских войск по-прежнему открыта, Керенский взбеленился.

— Как им в голову пришло идти туда всего с несколькими солдатами? Как такое могло приключиться? Несколько тысяч человек в залах дерут глотки и слоняются по коридорам дворца, а на захват Министерства путей сообщения не смогли набрать людей! Немыслимая, непростительная ошибка! Почему вы не подсказали Некрасову, что нужно двигаться туда толпой?

— Они посчитали, что толпу туда просто не подпустят, ведь там несколько пулеметов на баррикадах вокруг Министерства, да и в самом здании. — Родзянко мрачно смотрел на Керенского. — Вот они и решили, что смогут малой группой. Тем более что у нас были сведения, что там осталась всего одна рота Кексгольмского полка, что Кутепов с преображенцами ушли в сторону Зимнего, что главным в здании МПС остался полковник Ходнев, а он с Финляндского полка, чужой для кексгольмцев, а значит, не имеющий среди них авторитета. А шли с Некрасовым и Бубликовым как раз революционно настроенные солдаты из того же Кексгольмского полка. Было мнение, что в своих стрелять не станут и их удастся быстро распропагандировать. Да и была договоренность с товарищем министра Борисовым, что тот проведет наших коллег и все устроит. Но, не сложилось...

Керенский с презрением смотрел на Родзянко.

— Это несусветная глупость, дорогой Михаил Владимирович. Глупость, которая ведет к поражению. Нужно было вести толпу туда, как вы этого не можете понять! Только толпа, причем желательно толпа разномастная, разных сословий, с детьми и бабами. Солдаты бы не стали стрелять!

— А если бы стали? — упрямо огрызнулся Родзянко.

— Если бы все выполняли то, что должно, то и никакой революции бы не было, вы же это прекрасно знаете! Если мы сейчас не возьмем под свой контроль железнодорожные перевозки, если мы не разошлем по всей России известие о том, что в Петрограде революция, то мы проиграем уже до конца сегодняшнего дня! Как в таких условиях можно говорить о каких-то вариантах и сантиментах?

Александр Федорович Керенский был в бешенстве.

— Я не допущу гибели революции, — кричал он. — Я показал как нужно делать революцию в Кронштадте, но к ужасу своему вижу, что в Петрограде вы не в состоянии сделать такую простую вещь, как захват здания!

— Ничего себе простую, — возразил Родзянко. — Там узкая набережная, баррикады и пулеметы. Укрыться негде. Набережная простреливается на сотни метров!

— Да не будет никто стрелять! Хорошо! — Керенский хлопнул по столу ладонью. — Я вам покажу, как делаются революции!

И вот он сейчас идет впереди толпы по набережной Фонтанки мимо ворот Юсуповского сада, впереди дорогу им преграждает баррикада, а поверх нее на них мрачно смотрели тупые рыла пулеметов.

И глядя в черные дула "Максимов" у Александра Федоровича больше не было той однозначной уверенности, что огонь не будет открыт. Ведь даже, одна очередь поверх голов может обратить многотысячную толпу в паническое бегство. А уж кинжальный огонь в упор из четырех пулеметов, вообще не оставлял никаких шансов на узкой набережной, зажатой между каменной стеной Юсуповского сада и парапетом у самой Фонтанки. Эх, нужно было просто поставить пару-тройку пулеметов на той стороне реки, а еще лучше прислать сюда броневик, да начать обстреливать здание МПС да баррикаду перед зданием! Артиллерии у забаррикадировавшихся нет, так что броневик мог вполне безнаказанно поливать огнем обороняющихся, не давая им поднять голову и начать стрелять по толпе...

Ах, что теперь то вздыхать о несбыточном! Все умные задним умом, это всем известно! А, впрочем, это все несущественные мелочи, ведь он был уверен в том, что огонь открываться не будет. Исходя из опыта взятия под контроль различных учреждений и целых крепостей в эти дни, Александр Федорович прекрасно знал, что самым реальным способом захвата пункта, который охраняется вооруженным гарнизоном, является приход туда множества людей из числа населения города. Собиралась толпа, которая выкрикивала разные революционные лозунги, поносила власть и предлагала стоявшим в строю "переходить на сторону народа". Затем, видя бездействие войск, ввиду того, что офицеры не имели приказа открывать огонь и не знали, как им поступить в такой ситуации, из толпы в строй стражей порядка проникали агитаторы, которые выискивали слабых духом и начинали расшатывать дисциплину, подвергать сомнению их приказы и право власти таки приказы отдавать, ведь перед ними стоит народ! А значит, они должны подчиниться требованиям народа!

Потом, из толпы выбегали подготовленные боевики, которые быстро разоружали офицеров и оставшихся верными присяге солдат, а дальше начиналась вакханалия — с офицеров срывали погоны, не поддавшихся "требованиям народа" били и тащили в толпе для "революционного" самосуда на площади. Тех же, кто уступил, быстро поглощала бушующая толпа и вот они уже вместе с "народом" идут захватывать очередное здание министерства или приводить к "присяге народу" еще одну воинскую часть. Здесь же в толпе, шли хорошо организованные и дисциплинированные молодчики, подчиняющиеся невидимым для простого глаза командам своих старших. И вот, опьяненная вседозволенностью и революционной правотой людская масса шла вперед, увлекаемая опытными направляющими, которые поделив толпу на квадраты, вели людей к известной только кукловодам цели.

Революционная гидра расползалась по столице.

По существу Некрасов и Бубликов совершили ошибку, понадеявшись на то, что войска в столице полностью деморализованы и не окажут никакого сопротивления, легко уступив агитации кучки людей. Кроме того они понадеялись на то, что товарищ министра готов радостно распахнуть перед ними двери. И опираясь на эти соображения горе-комиссары решил захватить важнейший объект сходу, лихой атакой небольшой группы активистов. И совершенно неожиданно для них потерпели полное фиаско. Но сам Александр Федорович Керенский этих ошибок повторять не намерен!

Однако чем ближе были пулеметы, тем более нехорошим было предчувствие у трибуна революции. Он резко сбавил ход и, обернувшись, выкрикнул что-то восторженное, призванное подбодрить отстающих. Одновременно с этим, пропуская мимо себя демонстрантов, Александр Федорович раздавал указания, спешно формируя отряд из числа тех, у кого в руках было какое-то оружие. Керенскому уже было ясно, что захватить МПС просто напором толпы, как он надеялся ранее, явно не получится, а значит, придется использовать массу людей в качестве прикрытия вооруженного отряда, который и начнет штурм.

* * *

ОРША. 28 февраля (13 марта) 1917 года.