Всё-то он видит! Не удалось свалить по-тихому. Сейчас, значит, запрягать будет.
— Сможешь ночью нас вывести к дому?
— Всех?
— Нет, блин, только комсомольцев! Ясен пень, всех!
— Так и поползём, как муравьи, цепочкой?
— Ты чё мне тут умничаешь? Вопросы задаёт! Ты мне ещё поговори! Задача тебе поставлена — исполняй! Через час — доложишь план. Что не ясно?
— Ничего не ясно!
— Кру-гом!
Так я и сам уже хотел. Есть, что-то, мне захотелось. Кушать. И до вонючего "укрытия" надо бы. Требования бренного тела как всегда приземляют, жёстко довольно, буйный полёт духа и мысли. Будем посмотреть, а также — покусать и потужиться. Эти вещи — взаимосвязаны. Человек, как шланг — открытая система. С этого края впихиваешь, с другого — вываливается.
* * *
С обеда стали подкрепления, группами по 3-7 человек, подходить, а точнее — приползать. Писари, картографы, связисты, кладовщики-учётчики-грузчики службы тыла, ездовые безкобылые и шофера безлошадные. Сапожник, брадобрей, портной, кто ты будешь такой? Рука-лицо. Ротный так и сделал. И меня обматерил за хамскую усмешку. И правильно — комдив тут последние сусеки выметает, а он — любиться! Наглая штрафная морда! Комдив — дивизию раздел-разул. Оставил штаб без квалифицированного персонала — плакать надо, а не лыбиться. Сколько же дармоедов по штабам отирается! Форма у всех — как на парад. Морды — натощак и не обгадишь. Ползать — не умеют. Машут задницами, как флагами. На убой.
Вот уж, ирония судьбы — из тёплого, пригретого места — в штрафники. Без суда и следствия.
Как тут не ржать?
Ну и совсем для выноса мозга — "танковый батальон". А если совсем оборжаться — то это — рембат. Аж, при двух танках. Хоть и оба — Т-34. СТЗ. У них — башня оригинальная. И остальное — по мелочи. У нас, в СССР, хоть и стандарт, ГОСТ, но танки Т-34 разных заводов — разные. Запчасти от одного Т-34 — к другому не всегда подходят. Барабан от одного ППШ в другой — не втыкается.
Танков — два. Танкистов — ноль. Ездить и стрелять умеют — уже танкисты. Какая тактика применения танка? О чём ты. Это же — танк! Что там изгаляться? Правила танкования бронёй, манёвр огнём — можно не спрашивать. С Катуковым по этому вопросу пообщаюсь, если доживём с ним до встречи. Танки — собранные из того, что было. Латаные — перелатаные. У одного — не заваренная пятисантиметровая пробоина в башне. Как раз — где заряжающий. Дополнительная ему вентиляция и обзор.
Рембатовцев — много. Человек 50. При почти десятке пулемётов ДТ. Вот это — уже сила! Пулемётная рота. Их больше, чем нас. Нас надо было к ним "придавать", а не наоборот. Но, рвотный ротный — один такой. И начштаба это знает. В лицо ротному не говорит только, чтоб не зазнался.
На танках привезли и гранаты. Много. Каждому бойцу по десятку гранат можно раздать. Правильно. Бой в городе — гранатный бой. Граната — шаг. Ещё граната — ещё шаг. В нужник захотел — гранату брось. Сходил — ещё брось. Ну, согласен, утрирую.
Ветераны роты во главе с самим ротным проводят "вводный инструктаж". Учат этих "специалистов" тактике пехотного боя. Я — отлыниваю. Типа — думаю. Вдруг — бой, а я — уставший.
— Миша, ты сможешь людей провести? — спрашиваю Маугли.
Он — кивает. Он не говорит, но писать — не разучился. Зовут его — Миша. Даже не так — Мышонок. Так его называл отец. Фамилию свою Мышонок — не помнит. И имена родителей — не помнит. Бывает. Для самосохранения его разум блокирует часть самого себя. Тяжело — потерять родителей. Потерять вдруг — ещё тяжелее. Когда тебе 9, не 10 лет, родители зверски убиты, кругом — война, город горит и взрывается, парень своими руками собирает родителей по кускам — не то, что онемеешь, чёкнешься. Будешь ходить, подпрыгивая, как майданутый, столбам улыбаться и какашки есть.
Но, парень — справился. С потерями, но — всё же. Он — боец. И ещё какой! Он и поведёт одну из групп. Мне бы ещё одного "сталкера"!
Ба, какие люди! Идёт, улыбается, как ни в чём не бывало. Киркин. Улыбаюсь радушно ему, а как подходит близко и протягивает руку — бью в лицо. Сильно, но аккуратно. В скулу. Чтобы фонарь — во всё лицо, но ничего не сломать. И не убить. Научен уже поварёнком. Хватит.
Падает на пятую точку. Сидит в нокауте, головой водит. Юшку сплёвывает. Молчит. Подаю ему руку. Принимает, поднимается, жмёт руку.
— Работаем? — спрашивает, шевеля скулами и челюстью, щупая осторожно рукой.
— Работаем.
Не спросил — за что? Не обиделся. Знает — за дело. Подставил меня. Использовал меня, как ширму, как приманку, будучи уверенным, что убьют меня, найдут рацию. И его группу искать — не будут. Потому и не сообщил, что должен выйти боец Шурочки. Без документов и знаков различия. Уверен был, что выжить и выйти — невозможно. А получив запрос — охренел. Конечно, подтвердил, что боец Кенобев был в составе группы и "выходил" самостоятельно. Потому и отпустили меня. Когда выяснилось, что я — это я.
— Ты — один? — спросил его.
— Один, — кивает Киркин, — у меня — сутки отдыха. В твоём распоряжении. И будем — в расчёте.
— Идёт. У нас тут задачка — из невыполнимых. Надо охватную группу провести. Мне как раз сталкера — не хватает.
— Сталкер? Ходок? — удивился Киркин.
А тут удивился я.
— Я из Одессы, здрасте, — усмехнулся он с характерным "одесским" выговором, — а там у нас греков — полно.
— Я маршруты наметил для прохода, но нужны проводники опытные в скрытном хождении через линию фронта.
— Тогда я — то, что нужно. Рассказывай, что задумал?
— Задумал на ёлку влезть, персик съесть и косточкой — не подавиться. Взять этот долбанный стратегический объект к вящей славе Императора.
— Какого Императора? — удивился разведчик.
— Межгалактического. Так, присказка такая.
— А-а! Не говори так. Или тебе понравилось гостеприимство особистов?
— Не понравилось. Бывает. Рассказывай, как у вас всё прошло?
— Плохо. Майора целого, вкусного такого, под шумок уволокли, но не довели.
— Бывает, — кивнул я.
— Бывает, — кивнул он, — когда выступаем?
— В 3 ночи.
— До полудни — я с вами. Если выживу — должен буду явиться в расположение.
— Сплюнь! У нас — никто не погибнет. Мы — уже давно умерли. Убить нас — невозможно.
— Ты знаешь, Кенобев, что ты совсем ёжнутый? — спрашивает меня на полном серьёзе.
— Знаю. Страшно?
— При пожаре в сумасшедшем доме надо идти за самым ёжнутым из психов — он и выведет.
— Мудро. Подбери себе группу голов десять-пятнадцать из этого стада. Проинструктируй и отдыхай. Вы с Маугли выступаете в 2.00. Я веду остальных в 3.00. Идём тихо, без музыки. Оркестр будет, когда возьмём 1 этаж.
— Кто ротой командует, ты или Катях? — улыбается Киркин.
— Какая разница? Тьфу, на тебя, сглазишь ещё! Только этого ярма мне и не хватало! Еле от взвода отбрехался. Бывай! Раз уж помянул чёрта, пойду, доложусь. А то — икать заикаюсь. Рвотный — всё видит. Думает теперь — зачем разведка пожаловала? Да с пустыми руками?
Посмеялись. Иду к ротному. Докладываю ему расклад и свои задумки с размышлизмами. Смотрит с прищуром на нашу "тактическую" карту на куске обоев.
— В Бога веришь, Обиван Джедаевич?
— Ну, допустим... — отвечаю осторожно. Только что получил отповедь за излишки диагонали языка.
— Помолись, тогда, за нас всех. Чтобы вышло. Чую — последний это мой бой. Или убьют, или — в егеря возьмут.
— А ты прямо сейчас скажи себе, всё, рвотный — карачун тебе. И освободишься от страха.
— Ты ещё поучи отца ибаста. С первого боя так и делаю. Иди уже, задрал! Стой, куда? К "мазуте" сходи. Научи их уму-разуму.
— С чего ты взял, что я умею?
— Думаешь слишком громко.
Во, блин! Заговариваюсь уже. Это я про "танкование" не молча размышлял, а бормотал себе под нос. Но, ротный — всё видит и всё слышит. Совсем я старый стал. Мой дед тоже всё бормотал себе под нос. Тоже — фронтовик. Оба деда — воевали. И один из них имеет медаль за Сталинград. И два осколка в теле. Где-то тут воюет, наверное. Хотя, тут — всё иначе. В этом мире история пошла по новой колее. Гля! Опять бормочу! Палюсь! Палюсь!
— Здорово, мазута! Как жить-воевать будем?
— А тебе — чего? Больше всех надо?
— Ротный так и сказал. Тебе, говорит, Дед, больше всех надо, чтобы эти штопанные тракторы не сгорели. И это — так. Слушай, сюда, "мазута". Ты нос не вороти! Я с прошлого лета с передка не вылажу. Успел подсмотреть. Закрепи за собой человек 5-6 пехоты, из своих. Чтобы ногами вас сопровождали. И смотрели по сторонам. Ты из своёй кастрюли — ничего не увидишь. Вперёд — не лезь. Ты — не танк. Забудь. Не вздумай свою броню на прочность проверять. Ты — повозка для пушки. И чаще позицию меняй.
— Я думал, правда, что нового скажешь. Смотри!
Он лезет в танк, копается там головой вниз, только половинки подременного сгиба под засаленным, когда-то синим, комбезом ходят. Даёт мне засаленную, замызганную брошюру. "Тактика действия штурмовой танковой группы". Автор — Катуков. Соавторы — Федоренко, Кузьмин. Ржу, в голос — не могу. Только полчаса, как поминал Катукова добрым словом.
— Ты что?
— Знакомцы мои — авторы сего опуса.
— Брешешь.
— Конечно. Мишка Катуков — живой, не знаешь? Да, откуда ты знаешь? Кузьмина, вот, уже — нет.
А сам листаю брошюру. Следы пальцев мазутных — на каждой странице. Читают, как библию. Это — хорошо. Не помню, чтобы я встречал упоминание о подобных брошюрах в мемуарах фронтовиков. Федоренко? Главный "мазутчик" страны? Начальник автобронетанкового управления? А почему тогда не устав? А просто — брошюра. Рекомендательная, но не обязательная. И опять — я в соавторах. Не участвовал, не привлекался, не состоял. Но, моя фамилия — прописана. И это — уже второй раз. Зачем? Зачем? Что происходит? Ничего не понимаю. Какой же я тупой!
Возвращаю брошюру.
— Тогда, сработаемся.
— Слушай, а ты не тот Дед, что танк обоссал?
— Глядь! — психанул я, это — самый эпичный мой подвиг! Сплюнул, твою-то дивизию, на свой же сапог попал, опять косяк:
— Ну, надо же! Как ярлык теперь повисло! Так и запишут: "Тут похоронен боец, что справил нужду на танк! И это — его самое достойное деяние".
— А если бы не это — вообще бы с тобой не разговаривали. Понял? Мы тебе не какие-нибудь трактористы! Мы — со Сталинградского тракторного! Слышал? То-то! Мы тут с самого начала! Сами себе танки подбираем, чиним, сами же и воюем. А ты — "мазута"! Иди, "махра"! Ты нам немцев дай, а что с ними делать, мы — знаем. Не дети, чай!
Вот и хорошо, вот и ладненько! Слышь, рвотный, тьфу, ротный, а "мазут" наш — высшей пробы!
И как они все узнают про ту мокрую историю с танком? Как-как? Ротный меня просвещает, рассказывает, как это происходит. Спрашивают — кто это такой носится, как электровеник ужаленный пчелой? А мои соратники — и рады стараться: это, говорят, полностью отмороженный тип. Местный дурачок. На исправные танки врага — испражняется, по минным полям как по бульвару ходит, командиров — в хлебало и без базара, чугунный — насквозь, пули и гранаты — отскакивают. Немцев убивает вместо завтрака, обеда и ужина. Ещё и души их "выпивает" ритуальным ножом. Кроме того — совсем псих — как собака нюхает землю, разговаривает с ветром, ходит, как пьяный, шатается. А по утрам, как шаман какого-нибудь дикого племени — пляски устраивает.
Вот таким я выгляжу со стороны. Бывает.
Тиха хохлятская ночь. А вот Сталинградская — не совсем тихая. И даже совсем не тихая.
Бужу Маугли. Делаем зарядку. Учу его дыхательной гимнастике, разминке и "разгону" биотоков путём структурирования жидкостей в наших телах. Круто завернул? То-то! Верхнее гуманитарное образование! А был бы ушуистом, загнул бы про "открытие чакр". На самом деле мы — дышим, тянем затёкшие тела, крутимся вокруг себя и крутим воображаемый обруч. Как говориться: хочешь жить — умей вертеться. Самый быстрый и минимальный набор телодвижений для приведения себя в бодрое состояние. Кофе-то — нет. Как мне его не хватает! Даже, вот, курить бросил. Нет Громозеки, а "вот" его — есть. Вот. Курево. Мешать стало. Иногда приходиться очень-очень быстро двигаться. Иногда — очень долго двигаться. Это всё — вопрос ёмкости накопителей и пропускных способностей энергоканалов тела. То есть — дыхалки. А какая дыхалка у курильщика? Никакая. А кончилась дыхалка в бою — ты уже мёртв. Вот и дышим. Разгоняя сон, усталость и холод. А по кофейку — скучаю.
Провожаю группу Маугли. Они идут окольным путём. "Обходной манёвр" — называется. Нормальные герои всегда же идут в обход. И только такие как я — ненормальные — прут прямо. Потому что кратчайшее расстояние от А до Б — напрямик. Лбом пробивая кирпичную кладку.
Кто сказал что бесполезно
Биться головой об стену
Лоб становиться — кременный.
Вздохнул, пошёл провожать группу Киркина. Оно мне надо? Так, для успокоения души. Да и ветераны-штрафники просят "проводить". Типа, "благословить". Я ж у них — за местного блаженного. Стал. В каждой деревне есть местный дурачок. Блаженный. И у нас, на Руси, блаженные, что святые. Сами же меня считают чудаком, сами же ждут, что удачу принесу. Принесу, ребята, принесу. Вам — не надо знать, что удача — сама не приходит. Ей — надо место подготовить. Приманить. Одним словом — думать надо. Много думать. А на войне — ещё и быстро думать. Удача — штука рукотворная.
Это такие вот выводы и решения принял после "запоя" на складах румын и выговора ротного. Боялись меня мои же соратники. Как бы дико это не звучало. Человек всегда боится того, чего не понимает. Они видели меня, видели что я делаю, как делаю, слышали что и как говорю. Не понимали. Не принимали. Резкое отторжение. Неприятие. Ненависть. Страх. После недолгого размышления я добавил в свою жизнь элемент Джека Воробья из фильма "Пираты Карибского моря". Все его закидоны. И сразу всё — наладилось. Они, видимо, решили, что я — ежнутый. Просто — ёжнутый. И всё встало на свои места. Меня стали считать просто местным чудиком. И перестали бояться и удивляться. Известно же, что дуракам — везёт, дело их — боиться, а закон дуракам — не писан. И — наладилось. Моральный климат в подразделении сразу — наладился. Раздражитель перестал нервировать. Я стал достопримечательностью, талисманом, чудиком, клоуном, а не, не так — шоуменом. Кем угодно, только не чужаком. А самолюбие — я перестал болеть этим уже давно.
Правда, возник другой вопрос. Отвлечённый от темы, но чрезвычайно интересный — сразу вспомнилась целая колонна исторических личностей, что отличались экстравагантностью. Люди были Великими, но обязательно — с чудинкой. Вот и вопрос — чудинка эта — это свойство личности, или, как и у меня — защитная маска? Припадки Петра Великого, закидоны Ивана Грозного, анекдоты про Брежнева. Гитлер, вон, истеричку играет. И ведь действует на его генералов! Тьфу, помянешь...!
Или пример из кинематографа — Форест Гамп. Чувак в детстве постоянно огребал люлей от сверстников. Мама его и научила — не отсвечивать. Прикинулся тупым валенком — прокатило. Даже все зрители фильма посчитали Фореста тупым везунчиком. Я знаю тупых. Они не способны ни рекорд роты поставить по сборке-разборке винтовки, не способны выжить на несправедливой войне, не запятнав душу кровью невинных — никого не убив, и не только не быть расстрелянным, как саботажник, но и быть награждённым за эту войну! Тупые не могут быть капитанами олимпийской сборной страны, не способны создать, сохранить бизнес, преумножить капитал. Способны только проикать всё. Форест приносил удачу не только себе. Но и случайным, но достойным людям. Якобы, случайно, оказываясь в нужное время, в нужном месте, ляпнув нелепицу в нужный момент. Но для этого, конкретного, и достойного, по мнению Фореста, человека — не нелепицу, а подсказку. Форест не только стал миллионером, он был в совете попечителей своего родного города. Т.е. был одним из самых авторитетных людей города. Дураков уважают? Дуракам доверяют управление олимпийской сборной, управление городом? Бывает и так. Дураки приводят свои команды к победе? А свои города — к процветанию и порядку? А вот так — не бывает.
