На мостике "Ретвизана" его командир Щенснович выговаривал поднимавшему флаги сигнальщику, —
— Ту что, голубчик, с ума сошел? Зачем ты отсигналил Макарову "Ваш сигнал ОБ ОТХОДЕ не разобрал"?? Неужели мозгов не хватило это самое "об отходе" пропустить??
— Но ваше превосходительство, вы же сами приказали передать... — оправдывался сигнальный квартирмейстер, который сейчас перед лицом командира, которого он явно подвел, волновался за допущенную оплошность как бы не больше, чем когда он, под градом раскаленных осколков, поднимал этот злосчастный сигнал.
— А свои мозги у тебя есть, — уже спокойнее, понимая что на самом деле матрос ни в чем не виноват, выговаривал ему Щенснович, — неужели не ясно, что командир тоже может оговориться? Как можно адмиралу сигналить такое? Ладно, если выживем — извинюсь, хотя как раз выживание под вопросом... Рулевой — еще румб правее прими, держаться ближе к противнику!
* * *
* * *
К удивлению Щенсновича, который своим маневром наделся оттянуть внимание противника на себя, Того перенес огонь на идущий в голове колонны старых броненосцев "Петропавловск", под флагом Небогатова. В отличие от Щенсновича, японский адмирал уже понял, в чем заключался новый, импровизированный рисунок боя Макарова. Того уже разглядел, что его концевые броненосцы и крейсера практически скрыты столбами воды, от огня колонны Небогатова. С кормы их уже обходят два быстрых броненосных крейсера. За "Громобоем" и "Баяном", под хвост японской линии уже побежали и остальные три русских броненосных крейсера, "Кореец", "Сунгари" и "Рюрик". В отличие от японцев русские свои крейсера с броненосцами в одном отряде не смешивали, и теперь пользовались преимуществом в маневрировании малых отрядов. Японский адмирал решил, что весь выход в голову его колонны тройки новейших русских кораблей был уловкой, и Макаров сознательно подставился под огонь, обеспечивая своим старым кораблям полигонные условия стрельбы. Жертвуя тройкой новейших броненосцев, русские давали пяти старым, но мощно вооруженным броненосцам возможность вести огонь без помех. Их усилия дополняли и три броненосца типа "Пересвет", кое как бронированных, но неплохо вооруженных. Добивание же поврежденных и отставших броненосцев должны обеспечить русские крейсера. Одинокий "Ретвизан", даже выйдя в голову его линии, не представлял угрозы. Хватит с него и огня тройки крейсеров Камимуры. А вот со старой и медленной русской линией надо что делать... Хорошо бы разорвать дистанцию, как показал печальный пример "Токивы", колонны сблизились чрезмерно для японцев. Отвернуть наверное было бы верно, но и японцы пристрелялись — половина русских кораблей горит, и то на одном, то на другом замолкают орудия. Да и передать сигнал о повороте довольно сложно — стеньга фок мачта "Микасы" была снесена за борт еще в завязке боя при перестрелке с русскими крейсерами. Наконец, в 10:25 на грот мачте удалось поднять предварительный сигнал "к повороту на левый борт все вдруг". Сигнал запоздал буквально на пять минут.
Огонь японцев все больше корежил и ломал старые русские броненосцы. На "Петропавловске" погреба кормовой башни постепенно затоплялись водой, через пробоину от взорвавшегося в кормовой оконечности крупного фугаса. Вполне исправная башня вынуждена была прекратить огонь. В носовом каземате левого, борта весело рвались русские же снаряды, охваченные огнем пожара. А спустя пять минут десятидюймовым снарядом с "Якумо" выбило и кормовые казематы. Оставшись с одной башней главного калибра, и получив рапорт об остаточной непотопляемости в 60 процентов, Небогатов приказал выйти из строя для ремонта. Именно этот приказ, предписывающий командирам корабля "выходить из линии на не обстреливаемую сторону для ремонта угрожающих остойчивости пробоин" спас русских от больших потерь в кораблях линии. Но зато после боя в Артуре было не протолкнуться от броненосцев в разной степени повреждения.
"Сисою" "повезло" еще больше. Всего десять минут под огнем пары "Асахи", "Хатсусе", и броненосец не только полностью потерял боеспособность, но и оказался одной ногой в могиле. Для выбивания из строя этому неудачно построенному кораблю хватило всего четырех попаданий двенадцатидюймовых снарядов, и одного шестидюймового снаряда в каземат. Один снаряд временно вывел из строя кормовую башню, взорвавшись на барбете. Хотя взрыв и не пробил десять дюймов брони, от сотрясения заклинило элеватор подачи снарядов из погребов. Второй разорвался к якорного клюза, выворотив его к чертям, выкинув в море якорь и заодно пробив в не бронированном борту "ворота" два на три метра. Хотя пробоина и считалась надводной, в нее захлестывала вспененная тараном броненосца вода. Затоплениям способствовал другой снаряд, проломивший броню прямо напротив башни. Последний двенадцатидюймовый снаряд и попавший почти в ту же точку снаряд калибром поменьше (как же, не попадают снаряды в ту же воронку, если бы...), полностью уничтожили каземат шестидюймовых орудий. Как правого, так и левого борта. Оставалась правда еще носовая башня главного калибра, но именно в этот момент ей приспичило выйти из строй БЕЗ воздействия противника. Сейчас на мостике броненосца офицеры чуть ли не хором уговаривали командира корабля выйти из линии для ремонта и заведения пластыря. Но Озеров упорно отказывался, мотивируя это тем, что не получал приказ о выходе из строй от Макарова. На все доводы офицеров о "полученных на совещании до боя инструкциях" (от старшего офицера), "полной безвредности для противника броненосца без артиллерии, починить которую можно только вне зоны обстрела" (артиллериста) и "возможной фатальности следующего крупного снаряда, попади он под ватерлинию до того, как мы спрямим корабль" (трюмного механика) следовал один ответ. "Приказа покинуть линию я не получал". Командир корабля уперся и стоял на своем, совершенно не походя на неуверенного человека, которым он казался всем, по результатам перехода с Балтики. Впрочем, после боя злые языки на "Сисое" говорили, что упорство командира проистекало из это страха перед начальством, который был больше чем страх перед японцами. И подкреплялось возлияниями из всегда сопровождающей командира фляжки с коньяком.
В столь удачно отстрелявшуюся по "Токиве" "Полтаву" попала серия снарядов крупного калибра. Казалось, что ее обстреляли короткой очередью из двенадцатидюймового пулемета. Временно, из — за контузии всех находившихся в ней, замолчала та самая носовая башня, что отправила на дно "Токиву". Не успели еще в ней навести порядок, как новый снаряд, погнувший взрывом барбет, вывел из строя подачу кормовой башни заклинив элеватор. От взрыва погребов корабль спасло только то, что снаряд попал не под прямым углом, а по касательной, а десять дюймов брони барбета "Полтавы" оказались прочнее шести дюймов у "Токивы". Но, в отличие от "Сисоя", восстановить подачу снарядов без выпрямления покореженных плит брони было невозможно. А сделать это в море, на ходу да без мастеров не взялся бы и сам Левша. Пара пробоин в носовой части заставили командира "Полтавы" Успенского подумать о временном отходе на ремонт. Для того, чтобы завести пластырь под пробоины в носу нужно было застопорить машины, а для этого покинуть линию... Но к счастью для русских, и к несчастью для японцев он пока размышлял над этим решением носовая башня броненосца снова открыла огонь. Прочухавшись и снова приникнув к прицелу командир башни Пеликан Второй (если на всем русском флоте было более одного офицера с одинаковой фамилий, то получившему звание позднее добавляли к фамилии номерок) снова поймал силуэт вражеского корабля. Сейчас "Полтава" обстреливала идущий третьим "Ивате".
По законам теории вероятности два подряд критических попадания не могли принадлежать одной и той же башне, но... Наверное гардемарин Пеликан был слишком занят в Морском Корпусе драками с дразнящими его "большеклювым птицем" сокурсниками, и не уделял ей (теории) должного внимания. Так или иначе — третий залп после возобновления стрельбы попал в борт "Ивате", пробив главный пояс на уровне ватерлинии. Снаряд взорвался сразу после пробития брони, и выпавшая бронеплита открыла ледяной морской воде дорогу в теплые потроха крейсера. На это наложились более ранние попадания в борт корабля, и пара свежих шестидюймовых фугасов с той же "Победы" легших по ватерлинии. "Ивате" с небольшими перерывами обстреливался русскими с начала боя. Карпышев помнил один из главных уроков русско-японской войны — японские броненосцы почти непотопляемы для русской артиллерии. Хотя новые взрыватели и более мощная взрывчатка могли это правило переменить, артиллеристам всех русских кораблей линии был дан парадоксальный на первый взгляд приказ. "При равном удобстве ведения огня по броненосцу и броненосному крейсеру — выбирайте в качестве мишени крейсера". В результате бой у Шантунга в некоторых источниках потом носил название "крейсерской резни".
Командир "Ивате" Такемоти, спустя минуту после взрыва, почувствовал быстрое нарастание крена на левый борт. Связавшись с нижним казематом левого борта, и уяснив объем повреждений, он приказал рулевому:
— Поворот влево, три румба, плавно!
— Нет, нет, господин капитан первого ранга, адмирал поднял сигнал ВПРАВО, — попытался поправить командира штурман, подумавший что то просто неверно услышал доклад сигнальщика о полученном приказе.
— Я знаю, что приказал адмирал, помолчите, — на секунду оторвался от амбрюшота ведущего в каземат левого борта капитан, и заткнув молодого лейтенанта снова начал орать в переговорную трубу во всю мощь легких, отдавая приказания артиллеристам, — немедленно задраивайте амбразуры орудий! Через пять минут ваши полупортики окажутся под водой, если вы их не закроете, мы просто опрокинемся!!! Вы меня поняли?
Еще в завязке боя, до бегства "пересветов" в хвост русской колонны, они всадили в борт "Ивате" два десятидюймовых снаряда. Первый попал в носовую оконечность, второй пробил пояс под средним казематом. Кроме того, в бронепояс многострадального корабля попали два снаряда калибром двенадцать дюймов, и с полдюжины шестидюймовых. Не все они пробили броню, но даже взрыв шестидюймового снаряда на поясе неминуемо вел к расшатыванию плит. Пока корабль не имел крена, вода только изредка захлестывала в эти пробоины. Но стоило левому борту начать погружаться, как вода начинала вливаться во все новые и новые отверстия, создавая классический эффект положительной обратной связи. К моменту попадания снаряда с "Полтавы" японский крейсер уже погрузнел от принятия более полутора тысяч лишних тонн воды, через пробоины и трещины в корпусе. Носовая башня крейсера прекратила огонь из — за полыхающего под ней пожара внутри корабля, который остался практически незамеченным на русских кораблях. Ее барбет раскалился настолько, что подавать в нее картузы с порохом из погребов стало опасно, они могли взорваться еще по дороге к орудиям. Попадание одного крупного и пяти средних снарядов с "Полтавы" просто послужило катализатором процесса гибели корабля, в который вложили свой посильный вклад почти все броненосцы русской колонны. Но — факт остается фактом — последнюю точку в истории службы уже второго броненосного крейсера японского флота поставила все та же башня.
— Я знаю, что Того отворачивает от противника, — повернулся наконец Такемоти к красному от стыда штурману, — но если я поверну вправо — мы опрокинемся сейчас же. Если же я начну поворот влево, корабль сможет удержаться на ровном киле достаточно долго для того, чтобы в казематах успели втянуть орудия, и закрыть амбразуры "по-походному". А после разворота влево мы займем свое место в строю...
— На закрытие амбразур носового и среднего каземата уйдет пять минут. Кормовой каземат закрыть невозможно, взрывом снарядов складированных у палубного орудия сорвало крышку полупортика... — дальнейший доклад командира казематов левого борта Такемоти не стал слушать.
— Попытайтесь закрыть амбразуры как можно быстрее! И задрайте наглухо кормовой каземат, его скоро затопит, — он отодвинул от штурвала рулевого и встал за него сам, и пробормотал в пол голоса ни к кому конкретно не обращаясь, — если уж нам не удастся избежать опрокидывания, то надо хоть попытаться таранить кого-нибудь из русских...
— Такенза, — добавил спустя тридцать секунд, обращаясь к главному артиллеристу корабля, — прикажите расчету носовой башни открыть огонь. Мы похоже идем в нашу последнюю атаку, и взрыв порохового картуза при подаче к башне сейчас не самая страшная их наших проблем. В машинное прикажите дать самый полный, пусть заклепывают клапана. И начинайте выносить раненых на верхнюю палубу, там у них будет хоть какой — то шанс...
На русских броненосцах сначала с интересом и непониманием, а потом с ужасом наблюдали, как от линии японских кораблей, поворачивающих вправо, отделился третий вымпел. Он, постепенно уменьшая радиус поворота и медленно ускоряясь, неуклонно шел в сторону русских кораблей. Без всяких команд, вся артиллерия русских броненосцев перенесла огонь на явно идущий на таран корабль. Несмотря на обстрел и почти не отвечая на огонь, из — за выбивания все новых и новых орудий попаданиями в упор отстреливаться на нос уже было просто нечем, "Ивате" почти дошел до русской линии. Непосредственная виновница его гибели "Полтава", и следующий за ней "Севастополь" вынуждены были срочно отвернуть влево, чтобы не попасть под таранный удар явно идущих на самоубийство японцев. Только в пяти кабельтовых от борта "Севастополя" изначально обреченный корабль лег наконец на левый борт и опрокинулся. Пользуясь тем, что все внимание русских было приковано к атакующему их колонну "Ивате", строй японских кораблей синхронно повернул вправо, и начал удаляться от противника. Неизбежную, казалось бы, победу русского флота, который сейчас просто обязан был повернуть вслед за противником профукал всего один человек.
Контр адмирал Ухтомский держал флаг на "Победе" и командовал отрядом из трех броненосцев типа "Пересвет". Его корабль только что, в первый раз с начала боя, попал под обстрел. "Победа" получила два крупных и с десяток средних снарядов. Увидев большой пожар в средней части своего корабля, идущую на него тараном "Ивате" и "совершенно не поврежденную линию Того" Ухтомский решил отвернуть от противника. Вслед за ним дисциплинированно пошли остальные два корабля его отряда, и вынужденно примкнувшая к ним еще в начале боя. "Россия". На мостике медленно удаляющегося от боя "Александра" полностью лишенный контроля над ситуацией адмирал Макаров с матом вырвал из бороды клок волос. Все надо было начинать с начала!
* "Фусо" и "Конго", именно так, в честь геройски погибших при удачной попытке закупорить фарватер Порт Артура старых кораблях, назвали два новых броненосца. В девичество и нашей истории носивших имена "Трайумф" и "Свифтшер".
** "Если читать воспоминания о битве при Шантунге только наших адмиралов, то создается впечатление, будто все действия японцев это сплошная череда ошибок. Если же ознакомиться с описанием этой битвы в Описании Боевых действий на море Мейдзи, то то же самое впечатление складывается о действиях русских адмиралов. Пожалуй, обе стороны абсолютно правы. Я не думаю, что хоть один из принимавших в битве адмиралов с обоих сторон, может честно сказать, что все сделала правильно".
