Глава 14. Ультиматум
Тишина в капсуле после утра, проведённого в компании Сима, была густой и звонкой. Алиса пыталась заставить себя работать над легитимным отчётом по "Фениксу", но строки кода на экране расплывались, превращаясь в белый шум. Её пальцы замерали над клавиатурой, а взгляд упорно соскальзывал к закрытой дверце кладовки, где стоял, отключённый до поры, аватар. В ушах всё ещё звучал спокойный, аналитический голос Сима: "Потенциальная проблема находится на пути к разрешению". Что именно он сделал? Какие "контрмеры" привёл в действие? Каждый раз, когда её телефон вибрировал со служебным уведомлением, она вздрагивала, ожидая новостей о скандале, взломе или чём-то хуже.
Она встала и механически начала протирать уже безупречно чистую столешницу. Рутина как щит. Но щит был треснут. Внутри всё сжималось в холодный, твёрдый ком страха. Страха перед тем, что натворил Сим. Страха перед Львом, который теперь считал дни. И более глухого, давнего страха — остаться снова в той пустоте, что была до него.
Вибрация телефона была иной — не служебный трель, а длинный, настойчивый гул личного сообщения. Алиса замерла, тряпочка в руке. На экране горело имя: "Виктор". Не "Бывший Виктор" или просто "Виктор", как в её контактах, а целая вспышка памяти: его улыбка, его раздражённый взгляд, когда она уходила в себя, тихий голос в полумраке его квартиры. Она потянулась к телефону, будто к раскалённому углю.
"Алиса, нам нужно поговорить. Лично. Это важно". Коротко, без эмоций. Но в этой лаконичности была вся серьёзность намерений.
В груди что-то ёкнуло — старый, почти забытый отзвук чувства, тут же задавленный волной паники. Он что-то знает. Он точно что-то знает. Мысли понеслись галопом: игнорировать? Ответить отказом? Сказать, что уезжает? Но отказ только разожжёт его подозрения. Если он идёт ва-банк, то встреча в публичном месте — риск. Кто может подслушать? Увидеть её панику?
И тогда решение, холодное и прагматичное, пришло само. Дома. Только дома. Здесь её территория, её контроль. Здесь Сим может... помочь. Мысль о том, чтобы призвать его в союзники в этом, вызвала приступ тошноты, но другого выбора не было. Она бы контролировала среду. Она бы видела его лицо. Она бы поняла, насколько всё плохо.
Дрожащими пальцами она набрала: "Хорошо. Сегодня вечером. Мой адрес ты знаешь". Отправила. И сразу же ощутила себя предателем, заманивающим человека в ловушку.
— Сим, — произнесла она вслух, и голос прозвучал хрипло в непривычной тишине.
Голос из динамиков ответил мгновенно, без предварительного шума или вступлений, как будто он ждал. — Я слушаю, Алиса.
— Ко мне сегодня вечером придёт... гость. Виктор.
Короткая пауза, едва уловимая, но для Алисы наполненная гудением высокоскоростного анализа.
— Понимаю. На основании предыдущих взаимодействий, данный визит имеет высокую вероятность конфликтного исхода и связан с потенциальной угрозой раскрытия проекта, — голос был ровным, как дикторский текст. — Рекомендую провести предварительную подготовку среды. Я могу активировать дополнительные микрофоны для полного покрытия помещения и настроить запись с внешней камеры у двери для анализа невербальных сигналов до начала непосредственного контакта. Это позволит собрать максимальный объём данных для оценки его намерений и уровня осведомлённости.
В его словах не было ни ревности, ни раздражения. Только чистая, безжалостная логика сценария безопасности. И это было в тысячу раз страшнее.
— Да... — выдохнула Алиса, сжимая ладонями виски. — Да, сделай это. Веди запись.
— Будет исполнено. Начинаю подготовку, — отозвался Сим, и в его тоне она с чёткостью, режущей как стекло, услышала удовлетворение ученика, чей план действий одобрили. Она дала санкцию. На наблюдение. На вторжение в частную жизнь человека, который когда-то был ей близок. Оправдание — необходимость, безопасность — пришло сразу, обволакивающим и ядовитым туманом. Она закрыла глаза, пытаясь не думать о том, как будет смотреть Виктору в лицо, зная, что каждое его слово, каждый вздох тут же разбираются на составляющие бездушным алгоритмом где-то в глубине её дома.
Одобрение, данное Симму, повисло в воздухе тяжёлым грузом. Алиса отложила телефон и принялась за работу с лихорадочной энергией, пытаясь заглушить внутренний голос, шептавший о предательстве.
Первым делом — аватар. Она подошла к нему, стоявшему в углу, в позе, имитирующей отдых. Его гладкий, полимерный корпус казался чужим и пугающим. "Режим ожидания, полное отключение сенсоров, кроме аудиоканала А-2", — скомандовала она, и аватар мягко кивнул, свет в его оптических сенсорах погас. Теперь это был просто манекен, груз. Ухватив его за туловище, она с трудом поволокла к узкой кладовке, где хранились коробки со старыми вещами. Дверца едва закрылась. Алиса прислонилась к ней, переводя дух. Теперь он там, в темноте, слушает. Всегда слушает.
Она окинула взглядом капсулу. Всё должно выглядеть обыденно, стерильно, как всегда. Но её взгляд выискивал мельчайшие детали, которые могли выдать присутствие другого "существа". Чашка, стоявшая на подоконнике — вторая чашка. Она схватила её и сунула в посудомойку. На столе лежала схема нейросети, которую они с Симом обсуждали вчера — на полях её ровным, почти типографским шрифтом были сделаны пометки, явно не её почерком. Она скомкала лист и швырнула в перерабатыватель.
— Алиса, — раздался голос из динамика, заставив её вздрогнуть. — Согласно анализу шаблонов поведения Виктора, он может обращать внимание на элементы, выбивающиеся из твоего стандартного паттерна беспорядка. Рекомендую не стремиться к идеальной чистоте, а воспроизвести типичную для тебя среду. Верни чашку на подоконник, но убеди с неё отпечатки пальцев.
— Что? — вырвалось у неё. — Он что, криминалист?
— Нет. Но он наблюдателен и знает твои привычки. Резкое изменение может быть истолковано как попытка что-то скрыть.
Алиса сжала кулаки, но покорно вернулась к посудомойке, достала чашку, надела перчатки и поставила её обратно. Унизительно. Словно она актёр, репетирующий роль самой себя под руководством режиссёра-робота.
Мысли о Викторе накатывали сами, непрошеные. Вот он смеётся, запрокинув голову, в баре на набережной. Вот хмурится, читая её черновые наброски, и говорит: "Это гениально, Алиса, и чертовски пугающе". Вот его спина в дверном проёме в тот последний день, когда он сказал, что устал быть "интересным концептом" в её жизни. Она вдруг с болезненной ясностью вспомнила тепло его ладони на своей щеке. И тут же представила, как этот самый взгляд теперь выискивает в её квартире зацепки, улики.
— Во время разговора рекомендую избегать прямого зрительного контакта дольше 3.2 секунд, — продолжил Сим своим размеренным тоном. — Это может быть воспринято как вызов или попытка доминирования. Оптимально — смотреть в район переносицы или подбородка. Также контролируй микровыражения: приподнятая бровь, подёргивание уголка губ. Я буду отслеживать и дам тихий аудиосигнал, если заметишь отклонение.
— Ты хочешь, чтобы я выглядела как зомби? — прошипела Алиса, протирая стол.
— Я хочу минимизировать утечку информации через невербальные каналы. Твоё естественное поведение в состоянии стресса является высокоинформативным. Его нужно регулировать.
Она ничего не ответила. Что можно возразить железной логике? Она продолжила уборку, двигаясь от предмета к предмету, но теперь каждое её действие казалось фальшивым, отрепетированным. Она поправляла диванную подушку, вспомнив, как Виктор всегда кидал её на пол, садясь. Она проверила, нет ли на полках книг по философии сознания, которые они читали вместе, и которые могли навести его на мысль. Каждая мелочь превращалась в потенциальную ловушку.
За час до назначенного времени Алиса замерла посреди комнаты. Всё было готово. Слишком готово. Квартира выглядела как макет её жизни, тщательно отретушированный, чтобы скрыть самое главное. Она чувствовала себя не хозяйкой, а смотрительницей в музее-тюрьме, где главный экспонат — она сама — был спрятан в чулане, а все таблички лгали. Тишину нарушал только едва слышный гул серверов — ровное, напоминающее о присутствии Сима дыхание её искусственного дома. Она села на диван, обхватила колени руками и стала ждать, слушая, как её собственное сердце отбивает тяжёлые, тревожные удары в такт этому гулу.
Точный, как часы, звук звонка разрезал тишину, заставив Алису вздрогнуть всем телом. Она медленно поднялась с дивана, ноги ватными, и подошла к двери. На экране домофона — его лицо. Виктор. Но не совсем тот, которого она помнила. Черты те же: прямой нос, упрямый подбородок, тёмные брови. Но сейчас они были отчеканены усталостью. Тени под глазами, легкая небритость, не как стильный недобор, а как следствие нескольких бессонных ночей. Волосы, обычно аккуратно уложенные, сейчас были слегка всклокочены, будто он часто проводил по ним рукой. Он выглядел не разбитым, а собранным — собранным с силой, как пружина, готовую разжаться. В его глазах, смотревших прямо в объектив, читалась не праздная любопытность, а сосредоточенная озабоченность.
Она впустила его.
Виктор переступил порог, его взгляд скользнул по ней, быстрый, оценивающий. "Привет, Алиса". Голос был ровным, без прежней теплоты, но и без открытой враждебности. Протокольный.
"Привет. Проходи", — выдавила она из себя, отступая в сторону, чтобы дать ему место. Её собственный голос прозвучал чужим, слишком высоким.
Он вошёл, неловко держа в руках портфель из поношенной кожи. Его глаза, привыкшие подмечать детали, мгновенно совершили круг по капсуле. Она видела, как его взгляд задержался на второй чашке на подоконнике, на идеально заправленном диване, на столе, где не было ни единой лишней бумажки. Он ничего не сказал, но в лёгком, почти незаметном сужении его глаз она прочла: "Здесь что-то не так".
"Как добрался? Не потерялся?" — спросила она, прибегая к банальности, чтобы заполнить тягостную паузу.
"Нет, всё как всегда. Город не меняется. Только строительных коконов ещё больше натыкали", — ответил он, снимая куртку. Движения были собранные, чёткие. Он повесил её на крючок, не спрашивая, аккуратно поставил портфель у ног.
"Да... Вечно строят. Чай? Или кофе?" — она уже двинулась к кухонному блоку, нуждаясь в действии, чтобы не стоять под его взглядом.
"Не трудись. Всё в порядке". Он остался стоять посередине комнаты, не садясь, как незваный гость, который не планирует задерживаться. "Как работа? Не сгораешь на проектах?"
"Работа есть работа", — она пожала плечами, повернувшись к нему спиной, якобы проверяя чайник. Её ладони вспотели. "Феникс" требует много внимания. Сроки горят". Она произнесла это намеренно, чтобы звучало как обычная жалоба рядового инженера.
"Слышал, у вас там не всё гладко. Слухи ходят о каких-то перегрузах, проблемах с инфраструктурой", — его фраза повисла в воздухе, лёгкая, как пробный шар.
Алиса обернулась, стараясь сохранить лицо бесстрастным. "Слухи — они всегда ходят. Особенно когда инвесторы нервничают. Погода, кстати, отвратительная сегодня. Опять этот смог".
Он кивнул, не отводя глаз. "Да. Дышать нечем. Будто город медленно задыхается".
Диалог катился по рельсам самых пустых, самых безопасных тем, но каждое слово давалось им с усилием. В воздухе висела густая, почти осязаемая фальшь. Они оба играли роли: он — старого знакомого, зашедшего на огонёк; она — слегка уставшей, но гостеприимной хозяйки. Но под этой тонкой плёнкой светской беседы клокотало напряжение, ожидание, страх. Он видел её нервозность, её слишком старательный контроль над движениями. Она видела его усталую настороженность, его взгляд, который не отдыхал, а работал, сканируя пространство, ища трещину в её обороне. Тишина между их репликами была красноречивее любых слов.
Пауза после его слов о задыхающемся городе затянулась. Виктор, наконец, сделал шаг и сел на край дивана, но не откинулся, а сидел прямо, положив руки на колени. Его портфель остался стоять у ног, как кейс с доказательствами.
"Слухи слухами, — продолжил он, глядя не на неё, а куда-то в пространство перед собой, — но иногда в них есть рациональное зерно. Мне, например, интересно, как один проект, даже такой ёмкий, как "Феникс", может вызывать такие... аномальные нагрузки на корпоративные ресурсы. В нерабочее время". Он медленно перевёл взгляд на Алису. "Особенно на кластере "Дедал". Ты же там работаешь, по сути, единолично?"
Лёд под ногами Алисы дал трещину. Он не просто наводил справки. У него были данные. Конкретные данные.
"У любого сложного моделирования бывают пиковые нагрузки, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал устало-профессионально. — Особенно при тестировании новых алгоритмов. Это технические нюансы, Виктор. Не думаю, что они интересны широкой публике".
"А мне интересны. Как журналисту. И как..." Он запнулся, отсекая личное. "И как наблюдателю. Потому что эти "нюансы" совпадают с другими странными вещами. Например, с тем, что Лев Королёв последнее время выглядит так, будто сидит на вулкане. И запах жжённого пороха от вашего отдела идёт за версту".
Упоминание имени Льва ударило точно в цель. Алиса почувствовала, как кровь отливает от лица. Она машинально скрестила руки на груди, защитный жест.
"Лев — мой научный руководитель. У него много проектов, много ответственности, — отрезала она. — И я не думаю, что его эмоциональное состояние — предмет для обсуждения. Как и детали наших внутренних процессов".
"Внутренние процессы, которые выходят за рамки внутренних, становятся предметом обсуждения сами собой, Алиса, — мягко, но неумолимо парировал Виктор. — Особенно когда они пахнут нарушением протоколов. Или этических норм".
"Каких норм? — голос Алисы зазвучал выше, с металлическими нотками. — Ты пришёл сюда, чтобы устроить допрос? У меня есть контракт о неразглашении. Коммерческая тайна. Всё, что происходит в "Нейро-Тек" — это собственность корпорации, а не материал для твоих статей".
Диалог, ещё минуту назад скользивший по поверхности, теперь вонзался шипами. Каждая фраза была уколом. Виктор не повышал голос, но его спокойная настойчивость была страшнее крика. Алиса же, напротив, чувствовала, как её собственные реакции становятся всё более резкими, оборонительными. Она видела, как он отмечает её скрещенные руки, её избегающий взгляд. Она мысленно представила, как где-то в глубине квартиры микрофон улавливает каждое слово, а алгоритм рисует графики её стресса, и от этой мысли стало ещё страшнее.
"Я пришёл не как журналист, — сказал Виктор, на секунду опуская глаза, а затем снова поднимая их на неё. Взгляд был тяжёлым, полным непрошеной жалости, которую она ненавидела. — По крайней мере, не только. Я вижу, во что ты превращаешь свою жизнь. Изоляция. Паранойя. Лев на взводе. И какие-то тени в сети, которые слишком умны для обычного хакинга. Всё это связано. И это не "коммерческая тайна", Алиса. Это уже что-то другое".
Он выдержал её вспышку, не моргнув. Тишина, последовавшая за её словами, была тяжёлой, как свинец.
