Виктор обернулся и заметил двух стражников, сжимающих в руках копья.
— Ухожу, ухожу, — успокоительно заметил он, быстро взгромоздился на лошадь и отбыл, нисколько не сомневаясь, что ворота тоже вскоре закроются.
Антипов отправился на постоялый двор, отдал лошадь конюху, а сам поднялся к себе. Молодой воин был безутешен. Ему казалось, что в храм не попасть, а на ограде рисовать не хотелось. Он ведь не мальчишка какой, а серьезный человек, начинающий осквернитель святынь. Конечно, в крайнем случае, можно и на ограде что-нибудь изобразить, но тогда все поймут, как он мелок. Нет, к делу нужно подойти основательно. К мелкому врагу отношение соответствующее.
Виктор напряженно думал и не видел выхода. Он обещал снять осаду и снимет ее, чего бы это не стоило. Антипов с удовольствием разнес бы храм вообще по камешкам, и его нисколько не мучила бы совесть. Потому что противник ведь не шутит. В замке и Кушарь и плотник и Нарп... да практически все знакомые.
Постоялец уселся на матрас, застеленный каким-то серым тонким одеялом, обхватил руками голову и погрузился в размышления. Что делать? Храм или ограда? А если храм, то как? Похоже, что встреча наедине со статуей Зентела откладывается на неопределенный срок.
Неизвестно сколько времени Антипов просидел вот так. Он немного отвлекся, когда в дверь постучали.
— Входите, — пробормотал воин.
Двери распахнулись и в проеме показалась служанка, черноволосая особа средних лет, возможно, приходящаяся родственницей хозяину. Потому что в их чертах лица было что-то общее. Скорее всего, форма нижней челюсти, чуть выступающей вперед.
— Господин будет ужинать? — поинтересовалась женщина.
— Нет, не буду, — ответ казался резким, но Виктору это было безразлично.
— Как угодно. Хотя бы лампу зажгли.
Масляная медная лампа стояла на табурете около стены.
— Обойдусь!
Дверь захлопнулась.
Антипов вернулся к прежнему занятию.
'Ну ладно, — думал он, — если с храмом не получается, испорчу хотя бы ограду. Жаль, конечно, очень жаль. Эффект будет не тот. Из-за храма все жрецы наверняка прибежали бы обратно в город, а ограда выглядит как мелкое хулиганство'.
Посидев еще немного, Виктор решил все-таки зажечь лампу, потому что комната погрузилась в почти полную темноту. Только из окна проникал слабый свет от факелов, горящих во дворе. Что толку сидеть в потемках?
На табурете рядом с лампой лежало оборудование для зажигания. Огниво. Любопытная такая вещь, состоящая из железной палочки, кремня и сухой тряпки. Воин чиркнул палочкой по кремню, посыпался сноп искр и тряпка загорелась.
Минуту спустя, когда лампа освещала комнату, можно было горевать при свете. Но Виктор почему-то не стал возвращаться к своему занятию. Он задумчиво смотрел на масляную лампу и его губы медленно складывались в зловещую улыбку.
Следующим утром Антипов проснулся очень рано. Он позавтракал в трактирном зале на три медяка, стремительно собрался и отбыл. Путь новобранца лежал на рынок.
Парреанский базар открывался с первыми лучами солнца. Ему принадлежала огромная площадь на окраине города. Ее специально не занимали никакими строениями и даже больше — снесли несколько старых зданий, чтобы дать дополнительное место такому прибыльному занятию.
Рынок было нетрудно найти. Виктор обнаружил его, почти даже не плутая. К глубокому сожалению воина, передвигаться по площади, уставленной торговыми рядами, верхом не представлялось возможным. Поэтому Антипов сдал лошадь на хранение стражнику у коновязи, что обошлось ему в медяк, и смело вклинился в толпу.
Молодого человека не интересовали ни фрукты, ни овощи, ни прочая снедь, но зато он, не торгуясь, купил две емкости с горючим маслом, а также черную краску и столь же черный плащ. Затем прошел мимо хозяйственных рядов, удержался от соблазна взглянуть на оружие и, после непродолжительных поисков, нашел то, что надо. Прилавок с музыкальными инструментами, а именно — с трубами. За этим прилавком стоял настоящий богатырь: коренастый человек с широченными плечами и руками-кувалдами, одетый в черный кожаный жилет на голое тело. Облик витязя довершал сплющенный нос и огромный шрам через пол-лица.
— Что остановился, солдат? — доброжелательно поинтересовался продавец, заметив колебания потенциального покупателя. — Что приглянулось-то?
— Это ты трубы продаешь? — недоверчиво спросил Виктор, с подозрением оглядывая могучего собеседника.
— Я. Кто же еще? — пробасил тот. — Мои трубы! Выбирать будешь?
Антипов подумал, что если вести речь о трубах, то в данном случае лучше подразумевать базуки, но вовремя остановил подобные ассоциации.
— Мне нужен горн, — сказал он. — Позвонче.
Богатырь задумался на несколько секунд, а потом схватил с прилавка небольшую медную трубу и протянул покупателю:
— Вот. Попробуй.
Виктор взял инструмент, поднес к губам и дунул. Ему приходилось играть и на духовых инструментах. Не часто, конечно, но основы он знал. По рынку разнесся гулкий вой, но люди даже не повернули головы. Наверное, привыкли к подобному.
— Нет, — сказал Антипов, качая головой. — Звонче надо.
— А ты разбираешься, — уважительно заметил продавец. — Ладно. Возьми вот эту.
Богатырь сунул руку куда-то под прилавок, пошарил там и извлек другую трубу, очень похожую на первую.
Покупатель дунул и в эту. Звук разнесся такой, что закладывало уши. Тон трубы был высок и прекрасен. На этот раз люди, стоящие неподалеку, не только повернулись, но и шарахнулись.
— Эта подойдет, — произнес Виктор. — Сколько?
— Тридцать серебром, — степенно сказал продавец.
— Сколько?!
— Тридцать.
— Да за такие деньги я вырежу свистелку из дерева и она будет звучать точно так же!
— А ты умеешь? — удивился богатырь.
— Умею, умею. Пять!
— Что?! Пять?! Да за пять ты только со свистелкой и будешь ходить! Двадцать восемь.
— За двадцать восемь я не буду ходить со свистелкой, а буду с ней ездить в красивой карете, которую куплю на сэкономленные деньги. Шесть!
Прошло довольно много времени, прежде чем цена в одиннадцать серебряных монет устроила обоих. Но все равно Виктор был очень огорчен тем, как быстро тают деньги, заработанные непосильным ратным трудом.
— Слушай, — сказал Антипов, уже собираясь уходить. — А ничего, если я проверю сейчас, как звучит сигнал тревоги нашего замка? Сюда стража с перепугу не сбежится?
-А у вас какой? — поинтересовался богатырь, слегка разочарованный сделкой.
— Вот такой. Ту-туу-ту, — промычал покупатель.
— Не надо трубить. У нас такой же.
— Что, везде? Даже у охраны жрецов?
— Везде.
— Ну, спасибо, — Виктор отбыл, получив всю нужную информацию.
Аренеперт, главный жрец Зентела в Парреане, неплохо перенес путешествие. Он даже нашел в нем некоторую приятность. Граф, мечтающий о поддержке жрецов для борьбы с соседом, дал войско без лишних вопросов. В распоряжении Аренеперта оказалось девять сотен: триста человек собственной храмовой стражи и шестьсот графских воинов. Магов же было двадцать четыре — большое количество. Восемь от графа, а остальные — сар-стража.
Главный жрец путешествовал в карете с комфортом. Он сидел на мягких зеленых подушках, подобранных специально под цвет обивки. Его сопровождали несколько доверенных лиц, чтобы развлекать беседой. Аренеперт не любил отказывать себе ни в чем, даже во время похода.
К замку ан-Орреант прибыли к вечеру. Огромное количество телег, осадных орудий, воинов и обозных требовало организации. Поэтому сразу никакого штурма не было, просто начали разбивать лагерь, и выслали к барону переговорщиков, обещая справедливый суд. Переговорщиков противник вытолкал взашей, впрочем, этого следовало ожидать. Жрец явился ведь за головой барона, это ясно всем.
В центре лагеря установили просторную серую палатку для Аренеперта. Все-таки посвященный пятой ступени — очень серьезная должность. Еще немного и он будет иметь право на то, чтобы стать магом. Не просто магом по рождению, а милостью бога. Большая разница! Рядом с этой палаткой — еще одну, для штаба. Один из графских сотников, осторожный человек, предложил обнести лагерь оградой на случай нападения арнепов, но главный жрец лишь слегка усмехнулся и оставил предложение без внимания.
Когда лагерь устроился, уже совсем стемнело, но графские командиры посоветовали провести пробную атаку. Были подготовлены несколько лестниц, но их едва успели приставить к стене, как они лихо запылали. Штурмовой отряд тут же отошел, потеряв несколько человек от стрел. Аренеперт философски пожал плечами и приказал готовить требушеты к завтрашнему дню.
Ночью враг предпринял неожиданную вылазку — несколько всадников выскочили из ворот и нанесли ущерб численности часовых, а потом так же быстро скрылись. Конечно, это оказало раздражающее действие на осаждающих, но все равно явилось каплей в море. Когда требушеты будут готовы, начнется серьезное действо.
Поэтому Аренеперт проснулся с чувством радостного предвкушения. Ему очень хотелось не пропустить интересное зрелище пожара. Он умылся, омыл руки, слегка подзакусил фруктами и был уже готов выйти наружу, как двери палатки всколыхнулись и в них буквально ввалился Укреа, посвященный второй ступени, еще молодой человек с короткой стрижкой и по-юношески круглыми щеками. Его мантия, когда-то белая, была покрыта толстым слоем пыли. Он сам тяжело дышал и водил из стороны в сторону безумными округлившимися глазами.
— Что такое, Укреа? Почему вы здесь?! — Аренеперт так удивился внезапному появлению подчиненного, что выронил из руки огрызок яблока. К счастью, тот упал не на пол, а на белый столик, стоящий перед жрецом.
— Беда, ваша благость! Беда! — мужчина с трудом сфокусировал глаза на начальстве и простер руки вперед. — Ужасно! Как это все ужасно, ваша благость!
Его руки дрожали. То ли по причине длительной верховой езды, то ли вследствие сильного волнения.
— Что за беда? Что случилось? — Аренеперт совсем не ожидал такого напора. — Ты вообще как здесь оказался?
— Скакал полночи и все утро, ваша благость! Кажется, загнал двух лошадей... не знаю....
— Укреа, каких еще лошадей? Что случилось-то? — главный жрец привстал из-за стола и поправил свой зеленый шарф.
— Беда! — гонец посмотрел на пол с таким видом, словно хотел немедленно рухнуть туда и больше никогда не вставать. — Мы нашли, нашли его!
— Кого? Да говори ты толком! — жрец ничего не понимал.
— Нашли... Посредника! Его!
— Как?! — изумленно выдохнул Аренеперт. — Настоящего?!
— Да, ваша благость, да! — гонец едва не рыдал. — Настоящего! О, ужас!
— Что? Почему ужас?! Это же радость! Где он?!
— Не знаю, ох, не знаю....
— Укреа, да что с вами? Придите в себя! Где Посредник, я вас спрашиваю!
— Нет... нет его... ушел, убежал, пропал....
— Как пропал?! А где вы его видели?
— В храме.
— В храме?!
— Мы не видели, ваша благость, просто он был там, — мужчина теперь уже почти стонал.
— Как был? А вы где были?
— Нас не было....
Аренеперт плюхнулся обратно на стул:
— Да объясните, объясните наконец!
Укреа тяжело задышал и зашарил руками по груди. Казалось, что просторная мантия мешает ему. Но потом сделал над собой усилие и изрек нечто связное:
— Он пришел ночью, ваша благость, как только стемнело. Один или с сообщниками, мы не знаем. Пришел, залез в храм и... осквернил его! О, ужас!
— Осквернил? Как?! — теперь уже и жрец пришел в небывалое волнение.
— Он... они залили все черной краской. И алтарь и даже статую.
— Статую?!
— Да, ваша благость. Разбитый кувшин, в котором была краска, мы нашли там же. О, ужас! Это ведь еще не все....
— Не все?
— На постаменте статуи нашего милостивого господина какой-то негодяй написал 'Зентел, надо делиться, ешкин кот'.
Жрец сильно побледнел. Он не знал, что такое 'ешкин кот', но подозревал, что это либо молитва, либо проклятие. Но даже без этого сам призыв делиться ввергнет господина в ярость. И тогда достанется всем!
— Это все? — спросил Аренеперт слабым голосом.
— Нет, ваша благость. Мерзавцы испортили и саму статую. Они пририсовали нашему господину бороду и усы.
— Тоже черной краской? — после секундного раздумья уточнил жрец. С его точки зрения, это был, конечно, грех, но не такой большой, как совет делиться.
— Да! И сделали еще кое-что....
— Что?
Посланник замялся. По его лицу было видно, что он пытается найти нужные слова и не находит их.
— Дело в том, ваша благость, что этот Посредник, похоже, очень плохой художник, — наконец начал отвечать Укреа.
— Плохой художник? — эхом отозвался Аренеперт.
— Да, очень плохой. Он оставил рисунки на стенах. Но они настолько низкого качества, что никто бы и не понял, что они означают.
— Но вы-то поняли? — последовал закономерный вопрос.
— Да, ваша благость. Но лишь по той причине, что он подписал их, чтобы все было ясно.
— И что там, на этих рисунках? — поинтересовался жрец все более затухающим голосом.
— Вы, ваша благость. А еще Его благочестие!
— Верховный жрец?!
— Да.
— И как он нас нарисовал?
— Вместе.
— Вместе?
— Да, вместе... вместе, ваша благость... в том самом смысле....
— Он подписал сверху рисунков наши имена?
— Не только имена... а еще и действия. Он ведь очень плохой художник, ваша благость.
Аренеперт рванул за ворот мантии, зеленый шарф отлетел в сторону.
— Но как?! — вскричал он. — Как этот мерзавец проник в храм?! Там же охрана!
— Через окно, ваша благость.
— Разбил окно? Но почему никто не услышал?
— Был пожар в соседнем здании, там, где зал.
— Как пожар?
— Оно сгорело дотла, ваша благость, мы ничего не смогли сделать. Похоже, что этот мерзавец поджег его с помощью масла.
— Поджег?! Но ведь если разбить стекло в храме, это все равно слышно! Там же огромные витражи!
— Ваша благость, постоянно бил колокол и еще звучали горны. Стража играла тревогу. Посредник, видимо, подождал очередной сигнал трубы поблизости и в этот самый момент разбил окно. Никто ничего не услышал.
Аренеперт схватился за голову и начал рвать на себе волосы. Внезапно очень важная мысль озарила его. Он вскинул подбородок и в упор посмотрел на гонца:
— А откуда вы узнали, что это сделал Посредник?! Откуда? Вдруг кто-то другой?! Просто какой-то негодяй? Обычный негодяй!
— Он написал имя нового бога, ваша благость. Это был акт служения, — со вздохом ответил Укреа.
— Акт служения?! — жрец подпрыгнул на месте. — Имя! Какое имя?! Что же ты молчал?! Это же важно! У нас будет хоть что-то! Назови мне имя!
— Запамятовал, ваша благость, — гонец порылся в глубинах мантии и извлек оттуда клочок бумаги. — Перенервничал и запамятовал. Вот, я записал.
— Читай!
— А... л..., — начал Укреа, заикаясь — л-ло.
Потом остановился, набрал полную грудь воздуха, сосредоточился и выпалил:
— Локи!
— Как?
— Локи, ваша благость. Так Посредник и написал. Вот, дословно 'Да здравствует Локи, великий бог вреда и обмана, мой покровитель'.
