Самурай из Киото

— Чтобы вы без меня делали?! — и, ловко схватив самый толстый наётакэ, самозабвенно принялся жевать, радостно поглядывая на всех большими круглыми глазами.

— Ну?! — сказал Натабура, и они с Юкой уставились на обжору, словно неумолимый рок.

— Чего, ну? — спросил Язаки, не переставая жевать. — Чего? — потряс головой, показывая, что честен до корней своих.

— Доставай еще!

Язаки шмыгнул носом и снова полез в карманы.

— Больше нет, — с грустью и очень искренне произнес он, — ничего...

— Выворачивай! Быть такого не может!

Даже Афра заворчал:

— Р-р-р... — хотя он давно уже, нервничая, крутил башкой и точно знал, что ему положена одна четвертая от всех запасов.

— Ну разве что это... — Язаки достал что-то облепленное мусором, похожее на преснушку, и со всей осторожностью, чтобы не улетело ни одной съедобной пылинки, подул на нее. — Чур мне больше, я тащил...

В другом кармане у него были спрятаны деньги, украденные у харчевника Мурмакаса, на которые он так и не купил поросенка. Дай только добраться до первой харчевни, мечтал Язаки.

— Что это такое? — встревожилась Юка, однако не делая резких движений, чтобы не напугать Язаки.

— Как что? — Язаки сжал преснушку в кулаке, боясь, что ее отнимут. — Плюшка.

— Где взял?!

— Нашел на улице, — он даже гордо отвернулся, выказывая пренебрежение компании. Кто здесь самый дальновидный? Конечно, он — Язаки. — Когда с карабидами ссорились. Пусть я не дрался с Богами, но так и быть спасу вас от голодной смерти, — заявил он, расхрабрившись.

— Где? В городе? — снова перебила его Юка.

— В городе, — ответил он коротко, готовый, если что, пойти не подлость: сожрать преснушку на глазах у друзей.

Никакие они мне не друзья, на всякий случай подумал он, а... а... но не нашел сравнения.

— Это засохшая 'кыш-кыш'! — заявила Юка.

— Ай! — Язаки отбросил преснушку, будто гадюку.

'Щелк!' — она не успела коснуться земли, как оказалась в пасти у Афра.

— Отдай! — Язаки сгоряча бросился на пса.

Афра, выказав необычайную ловкость, отскочил на пару кэн и сделал глотательное движение — лепешка упала ему в живот.

— Ах ты гад! — Язаки схватил камень и метнул, но, конечно, промахнулся.

Он даже погонялся за Афра по снежному полю, но вернулся усталый и пристыженный.

— Вот... — сказал он, разводя руками. — Сожрал, гад...

— Когда-нибудь жадность тебя убьет, — заметила Юка презрительно.

— Ну и пусть, — уперто ответил Язаки. — Пусть! Пусть я наемся 'кыш-кыш', но буду сыт!

Несомненно, ему хотелось стать жертвой. И почему меня не украли карабиды, подумал он со злорадством. Был бы сейчас в тепле, сытый и умытый. А то тащись, не солоно хлебавши...

— Не волнуйся, — сказал Натабура, — если бы ты превратился в кабутомуши-кун, мы бы обменяли тебя на здоровенный кусок баранины.

— Я бы его сам сожрал, — признался Язаки, — и ничего бы не оставил вам!

Рисовые зернышки Юка разделила на три кучки. Язаки свою порцию тут же отправил в рот и проглотил, не жуя. Юка аккуратно съела по зернышку. Натабура положил в карман, рассчитывая подкрепляться во время пути.

Афра честно выделили его часть рыбы. Язаки возмущенно выпучил глаза, он промолчал. После этого он с коку шел, надув губы, и демонстративно жевал какие-то былинки.

— Это несъедобно, — с раздражением заметил Натабура.

— Просто никто не пробовал, — так же сварливо отвечал Язаки и завистливо поглядывал, как Натабура бросает в рот по зернышку, но постепенно забылся и даже погонял вместе с Афра какую-то пичугу, которая явно уводила их от гнезда. Потом Афра пропал и явился вымазанный желтком и со скорлупой, прилипшей к носу.

Натабура только и произнес:

— Кхе...

Язаки сжал кулаки, а Юка ничего не сказала, а только снисходительно усмехнулась. Афра она тоже любила, как и Натабуру, но не хотела себе в этом признаться, словно для ее чувств еще не настало время.

С тем они и вышли на самый большой снежник, а затем через две-три кокой и на перевал между двумя покатыми вершинами. Перед ними открылась хаотичная панорама черных гор, разукрашенная белами полосками снега. Мрачное небо, придавленное бегущими тучами. Пустынный пейзаж — пустыннее которого не бывает. Натабура ожидал, что перевал будет высшей точкой местности, но казалось, что он лишь маленький бугорок перед следующей горной долиной, которая терялась за многочисленными большими и малыми пиками. Дул такой ветер, что не хватало сил терпеть.

— Куда нам?! — прокричал Натабура

— Вон-н-н... туда... — ветер унес слова Юки. — Там, за этими горами, ущелье Курикара и монастырь Гавадзияма, а за ними Идзумо — Страна Богов. Но вначале нам нудно перейти мост Сора.

Прежде чем спуститься в следующую долину, они оглянулись и оценили свой путь — он показался им легче легкого, ибо теперь предстояло подниматься по склону горы — такой безмерно-огромной, что они не увидели, где она начинается и где заканчивается. Перед ними простирался покатый бок выброшенного на сушу сказочного кита.

Конечно, можно было выбрать путь в долине реки Черная Нита, но в какой-то момент туман рассеялся и тогда в просвете гор, далеко-далеко внизу блеснул бивуак: костры, как звезды на небе. Это были пешие войска Субэоса, кабутомуши-куны с неотвердевшими доспехами.

Хуже всего оказался ветер — ледяной, как дыхание смерти, пронизывающий до костей. Под его неумолкаемый свист они скатились по снежнику в надежде, что в преддверье долины, пологой, как чаша, будет не так ветрено.

Однако в том, что ветер на их стороне, они невольно убедились, не успев взобраться на склон горы. Над острым, как лезвие, гребнем мелькнули тени карабидов, но их тут же снесло назад, и они потерялись в кутерьме туч. Стало быть, беглецов все же искали. Делали попытки. Субэоса не хотел просто так отступать от своих намерений и, должно быть, из-за этого спешил и гнал войска, которые не были готовы к таким переходам, да и к бою тоже. Такое мнение сложилось у Натабуры. Хотя я и аховый стратег, думал он, лишь бы о чем-нибудь думать. Вот и о Юке: вряд ли бы она знала, куда идти, если бы не жила в монастыре и в детстве не совершила паломничество на священные вершины Масугата — сестру Асафуса.

Они миновали древний лавовые, покрытые толстым мхом, кочки, между которыми, чернела грязь, взобрались на бок горы и пошли — мерно и тяжело переставляя ноги, равнодушно, как яки, которых Натабура видел в Тибете. Лично он себя чувствовал среди гор подобно песчинке, и был выжат досуха — рубаха то прилипала к спине, то коробилась, как бумага, и тогда между лопаток пробирало холодом.

К вечеру стал падать снег, и они, с трудом преодолев две трети пути, были измотаны так, что видели перед собой только тропинку. Потом и ее уже не видели, а только бескрайнюю снежную поверхность, на которой сбиться с дороги — пара пустяков. Однако незаметно вступили на снежник и в полной темноте — шаг за шагом — вышли на перевал, дыша, как святые в глубокомысленном экстазе.

Афра вдруг замер, и Натабура едва произнес:

— Стойте! Он что-то чувствует.

Дальше они передвигались очень осторожно. Язаки тоже стал принюхиваться, поводя, как собака, носом из стороны в строну. А как известно, Язаки реагировал исключительно на еду. Потом уже и Натабура с Юкой почуяли горький запах напитка из белого такубусума, к которому примешивался аромат каши с мясом. Заурчало в животе, и они различили отблески костров на черных боках скал, которые оседлали гвардейцами Субэоса в ожидании мятежников. 'Не спать... Не спать...', — слышались протяжные крики. Вдруг один из сугробов ожил, пошевелился, снег полетел комками, из-под шкуры яка вылез карабид и стал облегчаться.

Посты пришлось обходить по таким крутым склонам, что только свет взошедшей луны позволил всем четверым не сломать шеи. Кое-где пришлось прыгать с обрывов, и они, провалившись по пояс, долго ворочались, выбираясь из снежного плена. Одному Афра все были нипочем. Бегал вокруг, подбадривал изо всех собачьих сил. Но молча и все больше тыкался в руки своим холодным собачьим носом — мол, давай-давай-давай!

Река Черная Нита прогрызла непроходимое ущелье Курикара. Вначале слышался далекий гул, но по мере того как они спускались ниже и ниже, скользя по снежнику, гул нарастал и в конце концов превратился в постоянное ворчание недовольной реки, которую загнали в просвет между отвесными горами.

— Они сожгли монастырь Гавадзияма! — воскликнула Юка, указывая куда-то в темноту.

Редкие сполохи пламени указывал дорогу, и через полкоку они вышли к более-менее ровной площадке, где снег был черен от копоти и углей. Жалкие остатки стен терялись на фоне черного неба.

— Всех убили! — воскликнула Юка.

— Нет, — заверил ее Натабура. — Не может быть. Скорее всего, монахи ушли на ту сторону. А монастырь сожгли, чтобы не достался карабидам.

Его предположение было тут же подтверждено: на их голоса откуда-то из темноты вышел продрогший карабид. Он едва успел спросить:

— Оцу, ты, что ли?

Натабура мгновенно сбил его, а Язаки ловко обшарил на предмет еды и разочаровано шмыгнул носом.

По другую строну чадящих развалин раздался неясный шум борьбы. Но, когда Натабура с Язаки подбежали, оказалось, что они безнадежно опоздали: четверо гвардейцев карабидов лежали мертвые вокруг костра, а Юка убирала в ножны серебристый и легкий, как свет луны, мидзукара.

— Это им за отца! — произнесла она абсолютно спокойным голосом.

Со всеми предосторожностями они двинули дальше, ориентируясь на шум реки слева и обходя посты карабидов, которые жались к горе, и уже думали, что все — вышли к мосту под названием Сора — небо, как раздался знакомый крик:

— Не спать!

А Натабура словно очнулся, уловив завывание стрелы. Язаки испуганно таращился в темноту — туда, за ущелье Курикара, за реку Черная Нита. Должно быть, их заметили.

— Промахнулись?!

— Нет. Они хотят с нами поговорить.

— Быстрей же! — Юка мелькнула в темноте, а где-то рядом с ней Афра, который мотался от нее к Натабуре и обратно.

Тотчас со стороны гор взлетела осветительная стрела. Раздались крики и брань. Лагерь карабидов с трудом просыпался.

Последние десять кэн Натабура с Язаки преодолели на одном дыхании. Ветер так свистел в ушах, что не было слышно ни шума погони, ни как в настил моста Сора вонзаются стрелы.

Натабура в какой-то момент потерял из вида и Язаки, и Юку, и Афра. Потом в неясном свете разгорающихся костром разглядел: Афра, радостно скалясь, возвращался к нему, а Юка и Язаки в окружении монахов удаляются в резиденцию Богини Аматэрасу на горе Асафуса, в один из дворцов-пагоду Тамакия. Но самое главное: за спиной у Юки висел колчан с Картой Мира. Натабура вздохнул с облегчением. Ну и слава Будде, подумал он и ринулся на защиту моста Сора.

* * *

Кто-то из монах пояснил:

— Мы давно сожгли бы, но ждали вас.

Теперь было поздно. Карабиды, осыпая мост Сора стрелами, не давали его хорошенько поджечь. А если монахи и поджигали, то всегда находился десяток добровольцев из числа опившихся карабидов, которые ценой жизни тушили пожар.

Карабиды атаковали. Вначале неумело, потому что пустили новобранцев. Их незатвердевшие доспехи — санэ, не выдерживали удара стрелой с каленым наконечником в форме ивового листа. В полной темноте, подбадриваемые криками асигару-ко-касира — лейтенантов, которыми в свою очередь командовали асигару-касира — капитаны, новобранцы, опьяненные такубусума, рассчитывали на плечах погони прорваться на левый берег. Но все, как один, полегли, не добежав и до половины моста Сора. Монахи Гавадзияма оказались искусными стрелками. Некоторое время были слышны еще крики и стоны. Потом только ветер и река властвовали над ущельем, да одинокий свист стрелы раздавался в темноте — лучники по обе стороны ущелья охотились друг за другом.

Тогда в дело вступила гвардия. И несмотря на то, что мост Сора уже горел, почти захватила его, потому что карабиды поверх санэ надели коробчатые доспехи ёрои, которым не были страшны обычные легкие стрелы. К тому же они несли перед собой вязанки хвороста. Порыв карабидов был настолько силен, что они не умещались на мосту и срывались в реку. Лишь преграда из заостренных кольев на время задержала атаку. Впрочем, как позднее увидел Натабура, сразу за мостом была сделана искусная ловушка в виде широкого продольного рва — она перекрывала единственный путь, по которому могли бежать нападающие. Но в этот раз она не пригодилась.

Положение спасли подошедшие с гор монахи, вооруженные большими луками — дайкю . И хотя Натабура хорошо управлялся со своим ханкю и убил или тяжело ранил не меньше десятка гвардейцев Субэоса, он понимал, что выплеснись море карабидов на левый берег, его ничем не остановишь. Стрелы с тяжелым наконечником ватакуси, похожими на ухо свиньи, пробивали и ёрои, и санэ. Из дайкю можно было выстрелить на четыреста пятьдесят шагов, поэтому лучники накрыли все пространство и за мостом Сора. И очень быстро очистили все окрест. Лишь с десяток карабидов прорвались на левый берег и устремились в гору на позиции монахов. Но не пробежали и девяти кэн — их истыкали стрелами, и лишь один поднялся к укреплениям, и устрашил монахов тем, что выкрикивал проклятия и был абсолютно равнодушен к боли. Напоследок его проткнули нагинатой. Он так и застыл — на бегу, но долго шевелился и пробовал идти, пока не истек кровью. Да он пьян, понял Натабура. Только тогда он сообразил, что все: и новобранцы, и гвардейцы были под воздействием ядовитого напитка такубусума.

Перед рассветом он уснул, прижавшись к бревенчатым стенам башни. Кто-то укрыл его стеганым кимоно и сунул моти. Афра исходил слюной, не решаясь взять еду из рук Натабуры.

Еще в сумерках к ним явились дух императора Тайра Томомори и духи братьев Минамото, Ёсицунэ и Ёримото. Как обычно, за последними тянулся длинный фосфоресцирующий след. Значит, они снова явились с края света, подумал Натабура. Уселись вокруг, благо монахи, как и Натабура с Афра, спали глубоким сном, и принялись тяжело вздыхать.

— Ох!.. — Натабура открыл глаза и вскочил.

Афра потянулся к моти.

— Лежи... лежи... — взмолились духи. — Мы на мгновение. Ты не забыл о нас?

Натабура улыбнулся:

— Там, — он показал рукой туда, где были пики Асафуса, — там... Юка и Язаки... Я уверен, они все сделают.

— Слава Будде! Слава Будде! — стали кланяться призраки. — Но помни, что если хочешь попасть домой, то к моменту сотворения ты должен находиться рядом с ними. Только не забудь о нас! Попроси Богиню Аматэрасу.

— Хорошо, — ответил Натабура. — Попрошу.

— Не забудь! — и они пропали.

Кто-то из монахов пошевелился. Часовой заглянул в башню:

— Смена караула!

Натабура открыл глаза. Только-только наступил час тигра. Афра сидел напротив, нервно зевал и не сводил глаз с моти. Натабура потрепал его по голове, разломил лепешку пополам и отдал Афра его долю. Потом поплотнее завернулся в кимоно и снова уснул. Но прежде успел подумать: 'Действительно, где Юка? Где?'

* * *