Евангелие от Егория

— Ми­лый... Я люб­лю те­бя... — шеп­та­ла она лас­ко­вым шел­ко­вым го­ло­сом.

Ии­сус хо­тел раз­вер­нуть­ся к ней и об­нять ее. Он со­всем по­те­рял го­ло­ву, ему бы­ло на­пле­вать на всех! Но Ма­гда­ли­на неж­но удер­жа­ла его вто­рой ру­кой, не дав раз­вер­нуть­ся:

— Не сей­час... По­го­ди... У нас с то­бой впе­ре­ди еще се­го­дняш­няя ночь и вся жизнь...

"Да, ночь... По­след­няя их ночь... А по­том та веч­ная жизнь! — по­ду­мал про се­бя Ии­сус. — Да, да! Та веч­ная жизнь по­сле смер­ти. И ему впер­вые за­хо­те­лось са­мо­му, что­бы та веч­ная жизнь в Цар­ст­вии Не­бес­ном бы­ла бы не толь­ко слад­кой сказ­кой для тех сла­бых, боя­щих­ся смер­ти лю­дей, но бы­ла бы прав­дой".

Он при­крыл ла­до­нью ле­вой ру­ки ру­ку Ма­гда­ли­ны, ле­жав­шую на его пра­вом пле­че и креп­ко, ед­ва ли не до бо­ли, стис­нул ее.

И вот ве­че­ря уже бы­ла го­то­ва. Ла­зарь вы­шел во двор и по— хо­зяй­ски де­ло­ви­то раз­ме­тал уг­ли ко­ст­ро­ви­ща, а по­том за­лил их во­дой. "Вот и кон­чи­лась жизнь ог­ня!" — по­ду­мал Ии­сус. Раз­да­лось про­тив­ное змеи­ное ши­пе­нье, и клу­бы се­ро­го па­ра друж­но взви­лись в не­бо и рас­тая­ли в уже сгу­стив­шей­ся тьме...

По­зва­ли к сто­лу, на­кры­то­му в до­ме. Ла­зарь ука­зал Ии­су­су по­чет­ное ме­сто во гла­ве сто­ла и воз­лег по пра­вую ру­ку от не­го. Ма­гда­ли­на се­ла, по­дог­нув под се­бя но­ги сле­ва от Ии­су­са, ко­то­рый ле­жал, опи­ра­ясь на пра­вую ру­ку, по­вер­нув­шись ли­цом к Ма­гда­ли­не. Он не мог ото­рвать от нее глаз: ее смо­ля­ные во­ло­сы, ее тем­ные, как зре­лые виш­ни гла­за, бро­ви и рес­ни­цы, под­ве­ден­ные сурь­мою... Она бы­ла по­хо­жа на ка­кую-то язы­че­скую или, мо­жет, гре­че­скую бо­ги­ню. Сво­бод­но спа­дав­шие склад­ки ее оде­ж­ды по­мо­га­ли уга­ды­вать та­ин­ст­вен­ную кра­со­ту ее де­вичь­е­го те­ла. Он не мог ото­рвать от нее глаз...

Мар­фа на пра­вах хо­зяй­ки суе­ти­лась око­ло сто­ла, пред­ла­гая гос­тям уго­ще­ния, под­но­ся кув­ши­ны с ви­ном по ме­ре то­го, как опус­то­ша­лись ра­нее по­став­лен­ные. В этот раз она не уп­ре­ка­ла Ма­рию, что та не по­мо­га­ет ей. Она сво­им жен­ским чуть­ем по­ни­ма­ла, что Ма­гда­ли­на нуж­на Ии­су­су, а Ии­сус ну­жен Ма­гда­ли­не. Она бы­ла бла­го­дар­на Ии­су­су за все: за его доб­ро­ту, за его де­ли­кат­ность, на­ко­нец, — и это глав­ное — за вос­кре­ше­ние Ла­за­ря, ее лю­би­мо­го бра­та, ко­то­рый дол­гие го­ды за­ме­нял ей и Ма­гда­ли­не ра­но по­ки­нув­ше­го этот мир их от­ца, хо­тя и был млад­ше сво­их сес­тер...

В один из мо­мен­тов, ко­гда гос­ти уже хо­ро­шо на­сы­ти­лись, Ма­рия от­лу­чи­лась на ми­нут­ку и вер­ну­лась с кув­ши­ном нар­до­во­го чис­то­го дра­го­цен­но­го ми­ра. Она се­ла в но­гах Ии­су­са, по­ма­за­ла его но­ги ми­ром, а по­том отер­ла их свои­ми во­ло­са­ми. Весь дом на­пол­нил­ся тя­гу­чим и пья­ня­щим бла­го­уха­ни­ем. То­гда один из уче­ни­ков Ии­су­са, уже не­мно­го за­хме­лев­ший, за­ме­тил:

— А не луч­ше ли бы­ло бы про­дать это ми­ро? Вы­ру­чи­ли бы не ме­нее трех­сот ди­на­ри­ев, ко­то­рые мож­но бы­ло бы раз­дать ни­щим? Что за­зря его пе­ре­во­дить?

Ии­сус от­ве­тил на это:

— Ма­рия Ма­гда­ли­на сбе­рег­ла это ми­ро на день по­гре­бе­ния мое­го. По­это­му и по­ма­за­ла ме­ня эти­ми бла­го­во­ния­ми. Вот уй­ду я от вас, по­ки­ну вас ско­ро... А ми­ло­сты­ня ни­щим? Ни­щих вы все­гда имее­те с со­бою, вот и по­мо­гай­те им по­том. А ме­ня вы не все­гда имее­те...

Не по­ня­ли уче­ни­ки сво­его учи­те­ля, ду­ма­ли, что это опять обыч­ные Ии­су­со­вы ино­ска­за­ния. Один Иу­да знал, о ка­ком по­гре­бе­нии го­во­рил Ии­сус. И он знал, что не ус­пе­ет бла­го­уха­ние ми­ро раз­ве­ять­ся с ног Ии­су­со­вых, как он уже бу­дет по­ве­ден на казнь...

Кон­чи­лась ве­че­ря. Мар­фа сте­ли­ла ко­зьи и ба­ра­ньи шку­ры во дво­ре. Хоть бы­ла еще ран­няя вес­на, но на ули­це бы­ло не­обыч­но те­п­ло да­же но­чью. Сы­тые и чу­точ­ку хмель­ные апо­сто­лы ста­ли уст­раи­вать­ся во дво­ре на ноч­лег. С ни­ми же уло­жи­ла Мар­фа и Ла­за­ря. Ии­су­су же опять бы­ло от­ве­де­но ме­сто в не­боль­шой ком­нат­ке Ла­за­ря, а се­ст­ры, как все­гда, лег­ли в сво­ей опо­чи­валь­не.

Не­ко­то­рое вре­мя со дво­ра че­рез дверь до­но­си­лись раз­го­во­ры и смех Ии­су­со­вых уче­ни­ков, но по­сте­пен­но го­ло­са за­тух­ли, а спус­тя не­ко­то­рое вре­мя по­слу­шал­ся и здо­ро­вый муж­ской храп...

Ии­су­су не спа­лось. Он вспо­ми­нал со­бы­тия про­шед­ше­го ве­че­ра, серд­це его бу­к­валь­но рва­лось из гру­ди, пе­ред его гла­за­ми яв­ст­вен­но вста­вал об­раз Ма­гда­ли­ны, си­дя­щей у не­го в но­гах и оти­раю­щей его но­ги свои­ми шел­ко­вис­ты­ми во­ло­са­ми. Он, как на­яву, уви­дел, как в раз­ре­зе рас­пах­нув­шей­ся на ее гру­ди оде­ж­ды при ее плав­ных дви­же­ни­ях ко­лы­ха­лись ее уп­ру­гие гру­ди... Он вспом­нил ее сло­ва: "Не сей­час... По­го­ди... У нас с то­бой впе­ре­ди еще се­го­дняш­няя ночь и вся жизнь..."

И тут, буд­то от­ве­чая на его без­молв­ный зов, раз­дал­ся ед­ва слыш­ный скрип две­ри де­вичь­ей опо­чи­валь­ни, по­том — уже без­звуч­но — от­кры­лась дверь его ка­мор­ки, и в двер­ном про­еме поя­вил­ся тем­ный си­лу­эт, ко­то­рый при­бли­жал­ся все бли­же и бли­же, по­ка весь мир не по­то­нул в нем, ув­ле­кая и Ии­су­са в стра­ст­ную пу­чи­ну люб­ви ...

* * *

* * *

* * *

*

Ко­гда уже за­брез­жи­ло, Ии­сус и Ма­гда­ли­на ле­жа­ли мол­ча. Она, ле­жа на его пле­че, ти­хонь­ко лас­ка­ла его ру­кой. Он гла­дил ее шел­ко­вис­тые во­ло­сы, при­жи­мая ее го­ло­ву к се­бе.

— Мне мать с дет­ст­ва го­во­ри­ла, что я Сын Бо­жий... Мо­жет это и прав­да? — про­шеп­тал Ии­сус Ма­гда­ли­не на ухо.

— Ка­кая раз­ни­ца, ми­лый? Я люб­лю те­бя не за то, чей ты сын...

— Но зна­ешь, ско­ро я дол­жен бу­ду уй­ти да­ле­ко...

— Я бу­ду ждать те­бя всю жизнь...

— Но от­ту­да не воз­вра­ща­ют­ся...

— И все рав­но я бу­ду ждать те­бя всю жизнь! Да­же ес­ли это по­след­няя на­ша встре­ча, я бу­ду вер­на те­бе всю жизнь... Ес­ли бы я не встре­ти­ла те­бя, моя жизнь бы­ла бы на­прас­ной!

— И моя... — и он опять креп­ко об­нял Ма­гда­ли­ну и це­ло­вал, це­ло­вал, це­ло­вал ее пла­чу­щее ли­цо. И по его ли­цу тек­ли не­воль­ные сле­зы... Сле­зы люб­ви, неж­но­сти и от­чая­ния: он знал, что это рас­ста­ва­ние — рас­ста­ва­ние на­все­гда...

Не­бо уже на­ча­ло свет­леть в тем­ном об­рам­ле­нии ок­на. Уже ста­ли раз­ли­чи­мы кон­ту­ры де­ре­ва, рос­ше­го во дво­ре и за­сло­няв­ше­го пол­не­ба. Сча­стье и грусть од­но­вре­мен­но на­пол­ни­ли серд­це Ии­су­са... Вот так все­гда они вме­сте: доб­ро и зло, свет и тьма, те­п­ло и хо­лод...

ТАЙ­НАЯ ВЕ­ЧЕ­РЯ

Ии­сус с Иу­дой дол­го ду­ма­ли над тем, как луч­ше все­го уст­ро­ить то, что они за­мыс­ли­ли. И при­шли оба к еди­но­му: на­до вос­поль­зо­вать­ся празд­ни­ком Пас­хи. И со­зрел у них та­кой план. Иу­да пой­дет к пер­во­свя­щен­ни­ку Каи­а­фе и за день­ги вы­даст ме­сто, где со­бра­лись Ии­сус с уче­ни­ка­ми на тра­пе­зу. А ме­сто для тра­пе­зы на­до вы­брать тай­но, что­бы, не дай Бог, ка­кие зе­ва­ки не на­ча­ли бы всту­пать­ся за Ии­су­са, ко­гда его при­дут аре­сто­вы­вать!

При­бли­жа­лась Пас­ха. Ии­сус ре­шил от­ме­тить эту по­след­нюю в сво­ей жиз­ни Пас­ху со свои­ми уче­ни­ка­ми. Ре­шив это, он схо­дил к сво­ему ста­ро­му зна­ко­мо­му, Ахи­му, ко­то­рый жил в Геф­си­ма­нии. Ахим, ис­це­лен­ный Ии­су­сом от му­чив­ших его тя­же­лей­ших го­лов­ных бо­лей, был рад ока­зать лю­без­ность сво­ему ис­це­ли­те­лю и раз­ре­шил ему с уче­ни­ка­ми со­брать­ся на пас­халь­ную ве­че­рю. Ии­сус объ­яс­нил, что не хо­тел бы, что­бы кто-то знал об этом их сбо­ри­ще у Ахи­ма, хо­тя и не стал объ­яс­нять ему всех при­чин. Ии­сус ска­зал, что он при­шлет сво­его че­ло­ве­ка, что­бы тот все уст­ро­ил. "А как мне уз­нать то­го, ко­го ты при­шлешь?" — спро­сил Ахим. "По­шли в пол­день то­го дня сво­его че­ло­ве­ка с кув­ши­ном для во­ды к го­род­ским во­ро­там, пусть он по­бу­дет там не­дол­го, а по­том по­ти­хонь­ку пой­дет, не ог­ля­ды­ва­ясь к твое­му до­му и вой­дет в не­го. Мои лю­ди по­сле­ду­ют за ним", — ска­зал ему Ии­сус. На том и до­го­во­ри­лись.

В пер­вый день оп­рес­но­ков, ко­гда на­сту­пи­ла по­ра за­клать пас­халь­но­го агн­ца, спро­си­ли уче­ни­ки Ии­су­са: "Учи­тель, где хо­чешь есть пас­ху? Мы пой­дем и при­го­то­вим". И по­слал он Мат­фея с Фад­де­ем, ска­зав им: "Пой­ди­те в се­ле­ние Геф­си­ма­нию, там встре­тит­ся вам че­ло­век, не­су­щий кув­шин для во­ды. Сле­дуй­те за ним. Хо­зяи­ну то­го до­ма, ку­да он вой­дет, ска­жи­те: "Учи­тель спра­ши­ва­ет, где ком­на­та, в ко­то­рой бы нам с учи­те­лем на­шим по­есть пас­ху?" И он по­ка­жет вам гор­ни­цу боль­шую, ус­т­лан­ную, уже го­то­вую. Там и при­го­товь­те все к ве­че­ре".

По­шли уче­ни­ки его, не­до­уме­вая, как это мож­но пой­ти за пер­вым встреч­ным с кув­ши­ном. Но в го­ро­де, под па­ля­щим по­лу­ден­ным солн­цем, как раз у са­мых го­род­ских во­рот, про­ха­жи­вал­ся, дей­ст­ви­тель­но, че­ло­век с кув­ши­ном для во­ды, ко­то­рый вско­ре по­шел и скрыл­ся в две­рях од­но­го из до­мов. Уче­ни­ки Ии­су­со­вы, сле­дуя сло­вам Ии­су­са, во­шли в дом, где их встре­тил хо­зя­ин до­ма, нис­коль­ко не уди­вив­ший­ся ни по­яв­ле­нию не­зна­ком­цев, ни их прось­бе.

Сло­вом, при­го­то­ви­ли Мат­фей с Фад­де­ем пас­ху. Ко­гда же на­стал ве­чер, при­шел и сам Ии­сус с ос­таль­ны­ми апо­сто­ла­ми. И ко­гда они ели, Ии­сус, взяв хлеб, пре­ло­мил его и дал всем по ку­соч­ку, ска­зав:

"При­ими­те, яди­те... Сие есть те­ло мое". И, взяв ча­шу с баг­ро­вым ви­ном, по­дал им, и пи­ли из нее все. И ска­зал им: "Сие есть кровь моя, за мно­гих из­ли­вае­мая".

У всех от слов сих ку­сок в гор­ло не лез, а чув­ст­ви­тель­ный и при­ве­ред­ли­вый Фо­ма по­перх­нул­ся, вско­чил из-за сто­ла и пом­чал­ся во двор. По­том дол­го еще слы­ша­ли при­молк­шие ос­таль­ные апо­сто­лы, как тот из­да­вал за не­плот­но при­кры­той две­рью гор­тан­ные зву­ки, на­по­до­бие ры­каю­ще­го льва... Всем бы­ло не по се­бе.