Стали беречься. На ночь выставляли двойную стражу, и зажигали побольше костров. Переходы сократили, отняли часа по два от утреннего и от дневного, а вот шагу прибавить не удалось. В первый день пленники, подгоняемые плетьми, шагали бодро. На второй день стражникам пришлось прибавить плетей, а заодно — окриков, пинков, тычков и подзатыльников. На третий день и это перестало помогать. Первым свалился без сил кто-то из колодников, и на этот раз плеткой вылечить его не удалось. Приехавший на место Четнаш, посмотрев, велел прекратить порку, а всех наказанных везти в телеге день, и после приковать как других, на обычную цепь.
Но не успел обоз тронуться дальше, как покосились ноги у одного из людей в вереницах, потом у другого.
Пришлось устроить дневку, и с тех пор идти обычным шагом. Но вернуть прежние короткие стоянки Колах не решился. Ему было досадно потерять время, но страшнее — сидеть в своем возке ночью и думать, не уснул ли часовой и не протягивается ли к дверце рука лазутчика...
Так, с почти ополовиненной скоростью, вереницы шли шесть дней. Ни какого-то врага, ни новых разъездов порубежников им не встречалось. В селениях на пути слышали о поднятой тревоге, но набега или какой-нибудь опасности никто не замечал.
Тем временем, из-за задержки в пути, стали подходить к концу крупа, масло и сухари. Господин Колах купил бы еды и по дороге. Но в редких маленьких поселках закупить было нечего, да еще по весеннему времени, да на целую сотню ртов!
Колах посовещался с Четнашем и кое-кем из старшин. Решили, что опасность миновала. На вечернем привале стражники объявили всем пленникам, что отныне двигаться будут в старом порядке. Еще от себя добавили, что добрый хозяин печется о своих рабах, и что завтра он лично поедет в Чолонбару за припасами. Так и сталось. Наутро в хозяйский возок впрягли лишнюю пару лошадей, и господин Колах с дюжиной конной стражи уехал прочь. Уехал с ним и Четнаш — кажется, в этой пустынной тревожной стране купец чувствовал себя спокойнее, если поблизости был старший надсмотрщик.
Весь конвой от этого вздохнул свободно. Стражников возле пленных сразу убавилось — все они собрались в один круг, и до Хвоста оттуда доносилась громкая развязанная речь, смех а потом и песни. Охранники пили вино и метали кости. Их веселые хмельные разговоры перемежались с руганью, пока еще не злой.
Скоро от компании конвойных к пленным направились трое: первый — "мастер" со своим станком на плече, второй — косоглазый Коясэр, и с ними еще один бенах, долговязый тощий и с черными длинными усами.
— Вот этого, и этого тоже! — сказал этот третий "мастеру" ткнув пальцем в Хвоста и в сидевшего рядом с ним бенахского каторжника.
— Куда вы их отправите? — спросил усача молодой охранник, стороживший у вереницы пока старшие пьянствовали (впрочем, те что остались при пленниках, тоже времени зря не теряли и собирались в свой маленький кружок, где уже пошла по рукам винная фляжка)
— Пойдут ловить рыбу нам на ужин. Старшинам надоела каша каждый день. Они сказали: пусть будет уха!
Хвост и его подневольный товарищ положили по очереди головы на станок, и мастер в два удара разъединил их ошейники.
— Сидеть, как собаки на цепях, плохо! — смеялся черноусый — Теперь будете пастись как стреноженные кони! Так, конечно, лучше!
С этими словами он связал рыбакам ноги толстой веревкой. Завязал в такие мудреные узлы, что концов было не видно. Теперь Хвост не мог развести ноги больше, чем на две трети локтя
— Пошли с нами! — сказал усатый — Коясэр, пошли сюда!
Рыбаки мелкими шажками засеменили к реке, следом за ними двинулись охранники. Но до воды дойти не успели, как их окликнул старшина.
— Эй! Куда идете! Здесь рыбу не поймать!
— А куда надо? — крикнул в ответ Коясэр.
— Идите туда! — показал старшина рукой на лесок ниже по реке. — Там пройдете двести шагов, будет заводь. Пусть ловят рыбу там. И возьмите с собой рог. Если что-нибудь увидите, то сразу трубите в рог!
Пройдя по светлому сосняку ровно столько, сколько сказал старшина, рыболовная артель действительно вышла к заводи. Коясэр разжег костер из захваченных в лагере сухих веток, а усатый сел рядом, вытащил из-за пазухи фляжку и хлебнул вина. Потом он швырнул пленникам четыре удочки — накрученные на брусочки мотки толстой нити с крючками, поплавками и грузилами, и велел их разматывать. Сам он начал лепить из ржаного мякиша колобочки размером с горошину.
— Вот вам наживка! — сказал он рыбакам — Можете сами съесть этот хлеб, если хотите. Но за каждый комок я получу с вас по рыбе, и не меньше. Начинайте, и пусть рыба будет!
Хвостворту и бенах-невольник стали молча удить, слушая, как за спиной двое стражников болтают и посасывают по очереди вино из фляжки. Клевало слабо — изредка один или другой ловец вытягивали из воды рыбку размером с ладонь. Весь улов Коясэр сразу забирал, нанизывал на прутики и жарил над костром. Потянуло таким восхитительным запахом, что во рту у Хвоста мигом разлилось целое озеро жирных слюней.
"Вот же сволочи! — думал он, поеживаясь от холода — И тепло им у костра, и сыто, и пьяно, так хоть бы голодных людей зря не дразнили! Этот еще — покосился он на сидевшего рядом соучастника — олух, застыл тут как деревянный!"
Бенах сидел так неподвижно, что казалось, и не дышит совсем. Он пристально следил за дрожавшими на ряби поплавками.
У Хвоста клюнуло. Он вытащил очередную рыбешку, вырвал у нее глаз и насадил на крючок. Предназначенный для наживки хлебный катышек отправился в рот, но голода не утолил, а только пуще растравил душу...
Сторожа быстро хмелели. Хвоствоту слышал, как заплетаются их языки. Вино во фляжке кончилось, и бенахи спорили, кому идти в лагерь за добавкой.
— Там все выпьют, пока ты упираешься, как бык! — говорил Коясэр — Я пойду, принесу нам вина, и больше говорить не надо!
Напарник его ехидно щурился в ответ:
— Подожди! Я помню, как хозяин обещал наказать тебя, когда придем в Чолонбару! В Чолонбаре я расскажу, как ты ругал его всю дорогу. Тогда я угадаю твое будущее быстрее, чем искра погаснет в луже: хозяин отдаст тебя мне под начало, и Коясэр, ты вспомнишь, как здесь спорил со мной и запирался! Я пойду на стоянку и вернусь с вином, а ты сиди здесь, и смотри, чтобы наши рыбаки не жрали рыбу!
Сказав так, хитрый бенах пошел прочь, оставив беднягу Коясэра наедине с невольниками.
Коясэр, оставшись в одиночестве, сидел как на иголках, ерзал и озирался в сторону лагеря. Товарищ его все не показывался, и одинокий воин не на шутку тревожился — не останется ли напарник в лагере, доканчивать оставшуюся выпивку? А самого Коясэра не бросил ли одного, скучать да пялиться на спины пленников?
"Сейчас бы кинуться обоим на него! — подумал Хвостворту — Пьяного, да вдвоем — прикончили бы мигом, и пискнуть бы не успел! Ножом его веревки перерезали, и в лес! И на кой только этого удода лесного, овцу эту, со мной отправили, а не кого-то из наших! Тоже, видно, побоялись что мы вдвоем сговоримся бежть!"
Хвостворту покосился на соседа. Тот сидел как всегда неподвижно, и без отрыва глядел на поплавок.
"Застыл как околевший! — злился просебя Хвост — Чтоб правда околеть и тебе, и твоему купчине, и всем бенахам на свете, вместе с королем!"
Тем временем Коясэр дожевал последнюю рыбу, сплюнул остатки костей себе в бороду, вытер руки о кафтан, выругался, и на минуту затих. Эта минута, наверное, показалась истосковавшемуся витязю целым часом. Не выдержав такой маяты, он встал, и крикнул своим подопечным:
— Вы двое, будьте здесь! Я пойду в лагерь — узнаю, не было ли новых распоряжений! Сидите и ловите рыбу, и не вздумайте сами съесть хоть кусочек! — он говорил, и комок рыбьих косточек болтался в его бороде — Я вернусь скоро, и если увижу, что вы ели рыбу, то высеку обоих, и до самой Чолонбары будете ночевать в колодках! Я пошел.
И действительно, повернулся и чуть покачиваясь в стороны, зашагал к лагерю.
Удивленный Хвостворту посмотрел вслед бенаху, и едва тот скрылся из вида, тут же кинулся развязывать веревки на ногах. Но озябшие пальцы не могли толком ухватиться за твердые как дерево, намертво скрученные петли. Бенах-невольник глянул на него, и снова повернулся к своему поплавку.
— Ты убежать хочешь? — спросил он.
— Что тебе надо? — спросил Хвост.
— Этот узел не развязать. — сказал собрат по несчастью — Надо резать.
— Чем резать? Может быть, у тебя есть нож? — зло проворчал Хвостворту.
— Ножа нет. Можно сжечь веревку.
— А? — одернулся Хвост. Он поднялся кое-как на ноги, досеменил до кострища, выловил головешку побольше и принялся раздувать ее.
— Не убегай. В этих местах пропадают люди. Здесь нельзя убегать. — сказал бенах.
— Ты пойдешь рассказывать обо мне охранникам? — спросил Хвостворту. Заалевшую головню он подносил к веревке, и волокна одно за другим тлели, чернели и разрывались.
— Нет. Я не пойду о тебе рассказывать. — сказал бенах, который сам бежать, действительно, совсем не собирался, а следил себе за поплавком. — Я буду продолжать ловить рыбу. Думаю, до темноты охранник не вернется, тогда я сам вернусь с рыбой к нему. Но я никому не скажу что ты убежал, и не буду напоминать, что ловить рыбу посылали двоих. Они все будут пьяными. Может быть, никто сегодня не вспомнит о тебе, если ты сейчас убежишь. Но эта страна плохое место чтобы убегать. Здесь нет свободы, здесь вокруг только смерть, и еще здесь вокруг рабство.
— Я все равно буду убегать. Прощай. — сказал Хвост. Последние ниточки пут на его ногах перегорели. Он собрал в связку улов — и свой, и бенаха, всего шесть рыбешек, намотал удочку на кушак, и бросился в лес.
Хвост бежал весь остаток дня. Вечерело, лес погружался в полумрак, но никакой погони позади пока не было слышно. Ни человеческих голосов, ни ржания коней, ни собачьего лая. Наверное, думал беглец, напившаяся стража и не заметит его пропажи до утра. Хвост бежал, ломая кусты, натыкаясь в темноте на деревья, спотыкаясь и падая. Вставал, и не отряхнувшись, бежал все дальше и дальше. Ни звезды, ни луна на затянутом тучами небе не указывали ему пути, и он бежал, куда несли ноги. В темноте он переходил болота, и увяз бы где-нибудь с концами, но под болотным торфом, не глубже лодыжки, еще стоял твердый лед. А когда не стало сил бежать, то отдышался немного, приникнув к сосновому стволу, и дальше побрел шагом — так же, не ведая, в какую сторону идет. И рассвет в свое время стал заниматься где-то слева. Хвост понял, что взял к югу от кратчайшей до гор дороги, но продолжал идти прежним путем. Может быть — рассуждал он мимоходом — это хотя бы немного собьет с толку погоню. Может быть, они уже поджидают его где-то там, на какой-нибудь переправе... Он шел и шел. Продирался сквозь молодняки и ельники, обегал озера, брел через болота, в чащах увязал по колено в недотаявших снежных кучах.
И сколько не хотелось спать или присесть отдохнуть, но Хвост твердо решил идти без передышки весь день и до темноты очутиться как можно дальше.
Около полудня он съел рыбу — хотел сперва съесть половину, а вторую оставить на потом. Но рыба была такой вкусной, сочной, так хрустели на зубах нежные косточки — ничего прекраснее Хвост в жизни не пробовал — что не удержался, и умял сразу все.
"Еще наловлю потом! Будет под вечер озеро какое-нибудь, и наловлю!" — оправдался он. Кости, обсосав, хотел бросить, но подумав, решил выбросить где-нибудь по дороге в реку, и спрятал за пазуху до поры.
До самого заката беглец шагал, а на закате остановился отдохнуть. "дух переведу, а после найду озерко, и наловлю еще рыбы" — подумал Хвостворту. Сел на холодную сырую листву под деревом, и в один миг уснул.
Посреди ночи он пробудился от волчьего воя. Ему показалось, что целая стая волков голосила прямо за соседним деревом. Хвост спешно вскочил на ноги и огляделся, но даже в ярком свете круглой луны ничего не увидел — только пустынный лес вокруг. Голова Хвостворту спросонья варила туговато — он даже не понял сразу, где вообще очутился. Однако, по устоявшейся уже привычке, Хвост мигом сообразил, что ночная тишь намного усиливает и приближает волчий голос. Стая была намного дальше, чем ему сначала почудилось. Все же беглец уже не смел снова улечься спать так же беспечно. Недолго думая, он взобрался на раскидистое дерево, умостился в разветвление ствола, словно в седло, и привязал себя кушаком. Тогда лишь он почувствовал за пазухой забытые рыбьи кости. В два счета перемолов их зубами и проглотив, Хвост приник лицом к шершавой сырой коре, и снова уснул. Уснул, убаюканный унылой волчиной песней, как детишки засыпают под колыбельную...
Внизу раздались резко треск веток и шуршание палых прошлогодних листьев. Хвост встрепенулся. Кругом было светло. Взошедшее солнце уже слегка пригрело спину. "Погоня!" — вмиг пронеслось у него в голове. Попался, проспал все на свете, дня дождался, соня — когда еще засветло надо было ноги в руки хватать! Теперь конец! Он весь вжался в ствол, не смея пошевелиться и поглядеть на землю...
Треск повторился, что-то прошуршало внизу, глухо протопало... и стало удаляться. Последний раз шум ломающейся ветки донесся уже откуда-то издали и утих. Как будто, прошел олень или какой-то другой крупный зверь. Встала тишина — ни стражи с собаками в погоне, ни волчьего воя не было слышно.
Но мысль о погоне, и о времени, упущенном во сне, напугала Хвоста не на шутку. Он спешно развязался, слез с дерева и зашагал прочь. Шел он навстречу совсем еще низкому солнцу.
Набредя на лесное озеро, Хвост вспомнил о рыбе, и о вчерашнем несостоявшемся ужине. Но поглядев на пояс, удочки на нем беглец не нашел. Не нашел ее Хвост и перерыв всю свою рванину — видно обронил, когда привязывался ночью к дереву или оторвалась еще раньше, осталась где-то по дороге теперь болтаться, зацепившись за какой-нибудь куст...
От досады Хвост завопил и выругался так, что эхо разнеслось по лесу. Он плюнул на землю, притопнул ногой и растер. Потом плюнул еще и в озеро. Хвостворту попробовал смастерить удочку выдергивая нитки из лохмотьев, связывая друг с другом. Но худые нитки рвались, озябшие пальцы едва-едва шевелились, и вместо удочки получалось дерьмо дерьмом. Со злостью Хвост швырнул свое недоделие наземь и снова сплюнул. Что еще можно? Острогу? Даже заострить нечем — хоть зубами грызи! Руками рыбу ловить? — Хвост и на мысли об этом не пожелал тратить время, а сорвал несколько прошлогодних клюквин, проглотил их, четвертый раз плюнул и зашагал дальше к горам.
В дороге голод и усталость донимали его все сильнее. Он пробовал сбить палкой с дерева то белку, то куропатку с уже потемневшей головой. Но его метательные снаряды летели вкривь и вкось, добыча шутя удирала от охотника и скрывалась среди веток.
Хвост подумал, не добраться ли ему до какой-нибудь деревни, где можно выкрасть еды, гусю на реке потихоньку свернуть шею, или у пасущихся коров отсосать молока. Может, найдутся вблизи селения расставленные силки, или закинутые сети... Но потом Хвост прикинул, сколько ему придется шататься по округе, разыскивая человеческое жилье в этих местах. И еще прикинул, что если погоня за ним вышла поутру после побега, и не сбилась с собаками со следа, то как раз теперь (так ему подумалось) должна его настигать. Рассудив так, он шел своим путем, туда где виднелись у окоема Горы...
