Всё началось именно со злосчастного лекарства. Вернее — со странной реакции монаха на трупный запах последнего... Да, аромат был тот еще. Но любая мазь может испортиться! Зачем же так бледнеть-то сразу?.. Вопрос этот не шел из головы леди МакЛайон всю вторую ночь пребывания на острове. Поэтому, дождавшись утра, Нэрис спустилась вниз, к паломникам — за платьем, и заодно удовлетворила свое любопытство... Почему ушли монахи — никто так и не смог ей сказать. Вот просто собрались — и ушли. Один брат Августин остался, и то слава Богу.
Однако Скеллиг-Майкл был остров маленький, слухи по нему расползались очень быстро. И факт пяти скоропостижных смертей мимо общественности не прошел, тем более, его особо и не скрывали. Брат Гэбриэл, к примеру, вообще у всех на глазах со скалы сорвался... Опять же, послушники, напуганные и огорченные потерями, по вечерам делились тревогами с сочувствующими. Так что более или менее Нэрис ввели в курс дела. Другой вопрос, что тех самых "подробностей", коих так жаждала неугомонная леди, сообщить ей никто не мог. Никто, кроме самих членов общины, которые ушли со Скеллига в неизвестном направлении...
Но один из них таки остался.
И сейчас, переминаясь с ноги на ногу у входа в молельню, Нэрис уповала только на то, что тишайший брат Августин пойдет ей навстречу. И расскажет хоть чуток поподробнее, что же стряслось на святом острове на самом деле.
"А если не расскажет?— с опаской думала девушка.— Если он и сам ничего знать не знает?.. Хотя... А мазь?! Не просто же так он в лице тогда переменился?.. Стало быть, какие-то подозрения брат имеет. И, чего бы мне это ни стоило, но я их из него вытяну!" Леди МакЛайон окинула взглядом безмятежные каменные зубцы Скеллиг-Майкл. Она не знала, зачем ей самой это всё нужно. Но просто так оставить все как есть... Никуда не соваться... "Любопытство — не порок,— говаривал Ивар,— но платить за него иногда приходится дорого. Поэтому лучше сначала хорошенько подумать, стоит ли овчинка выделки?" Нэрис тяжело вздохнула. В ее случае пресловутая "овчинка" всегда выходила боком. Но... "Не могу я!— про себя нахохлилась девушка.— Не могу, и всё! Мне надо знать!"
Услышь многострадальный лорд МакЛайон это знакомое "надо", он бросил бы все дела и поспешил бы в срочном порядке уволочь без меры любопынтую женушку подальше, под защиту надежных каменных стен родного дома. И запретил бы даже думать об очередных загадках.
Но его рядом не было.
А кое-кто другой — в рясе и с молитвенником — был. Нэрис мило улыбнулась показавшемуся наконец на пороге монаху и сказала:
— Добрый день, брат Августин. Вы не очень заняты? Мне нужно с вами поговорить...
"...и аббат просил всех братьев собраться в его келье после захода солнца. Зачем? Быть может, хочет он утешить нас в наших горестях?.. О, отец Бэннан крепок духом! Мне бы, недостойному, хоть толику его самообладания! Но, увы, слабый я человек. И до самого конца, мнится мне, буду я, закрывая глаза, видеть лицо несчастного брата Антония, полное невыразимого ужаса. Что видел он перед смертью? Знать бы! Хотя, по совести, не уверен я, что действительно хотел бы это знать..."
На этом записи обрывались. Нэрис медленно сложила густо исписанные листочки в стопку и подняла задумчивый взгляд на сидящего подле монаха.
— Он не успел закончить,— поняв ее невысказанный вопрос, сказал тот.— Аббат собрал нас тогда не для утешения. Братьям было велено собираться в дорогу... И, если бы не спешка, брат Колум нипочем не забыл бы свой дневник.
— Да, я вижу, он вел его с большим усердием,— кивнула девушка.— А про тайник, получается, все знали?
— Наверное, не все. Члены общины — да. А остальные... Зачем бы оно им?
Брат Августин развел руками:
— Это единственное, чем я мог помочь вам, дочь моя. Я, увы мне, ненаблюдательный. И, признаться, по сю пору не до конца верю, что кто-то... Что кому-то понадобилось...
— Ну,— невнятно пробормотала леди,— ведь норманнам же здесь тоже что-то понадобилось?.. Так ведь?
— П-простите?
— Брат Августин,— Нэрис, взяв в руки листочки дневника, склонила голову набок:— Я знаю, кто такие норманны. Мой отец ведет с ними дела. Конечно, те разбойники, которые уже много лет каждую весну пытаются взять штурмом Скеллиг, не чета почтенным купцам, но все-таки... Всё-таки они все — норманны! И просто так они в драку не полезут. Всегда есть причина. Всегда есть выгода. И, раз уж им так долго не дает покоя маленький голый остров...
— Безбожники они!— буркнул монах, отводя глаза.— И головорезы, прости меня, Господи!
— Так-то оно так,— протянула Нэрис. И покачала головой:— Брат Августин, ведь община ушла отсюда не с пустыми руками?
— Я не понимаю, дочь моя, о чем вы говорите.
Нэрис вздохнула, пристроила записи брата Колума на угол тюфяка и поднялась:
— Ну, что ж... Вы и так много для меня сделали, большего я от вас требовать не могу и не хочу. Пожалуй, вернусь-ка я к котлу, капитану Ханту давно пора ужинать,— она шагнула через порог кельи и добавила через плечо:— Норманны штурмовали Скеллиг-Майкл, потому что здесь хранилось что-то очень ценнное. Что-то, чего сейчас тут уже нет. Монахи забрали это с собой, когда уходили. И знаете, брат Августин... Одно дело — успешно отражать набеги со скал утеса, и совсем другое — отбиться от разбойников в чистом поле. А отбиваться, скорее всего, придется. Записи брата Колума только подтвердили мои подозрения — со Скеллига общину выжили намеренно, и Божья воля тут не при чем!.. Там, на большой земле, ваши братья совершенно беззащитны.
Монах, молча и сосредоточенно терзающий рукав своего одеяния, встрепенулся:
— Вы не знаете аббата! Он сможет за себя постоять!
— Один человек, кем бы он ни был, не выстоит против дружины,— снова покачала головой девушка.— Впрочем... Вам виднее, вы правы. Молитесь за своих братев, и я тоже буду. Что нам еще остается?..
Ответа не последовало. Нэрис пожала плечами и вышла из кельи. "Его так просто не проймешь,— с легким чувством досады думала она.— Ну да ладно! Глядишь, подумает, посомневается, да и..."
Она вдруг замерла посреди дорожки и принюхалась. И удивленно наморщила бровки: откуда-то слева явственно пахнуло едой. Причем вовсе не той, коей имели обыкновение подкреплять силы брат Августин и послушники!.. Сытный дух тушеного мяса, щедро сдобренного чесноком... бараний жир... Чарли! Ну конечно, кто же еще?.. Да и поздно уже, все спят, только они вот с монахом припозднились, разбирая записи брата Колума... "Ну, хитрец!— промелькнуло в голове у леди, пока она, подобрав юбки и стараясь не шуметь, пробиралась в темноте к крайней келье.— И где он только мясо раздобыл?.. Не иначе, как у паломников стянул, у тех, что побогаче... Ах, господи! Он ведь и капитана накормит!.. А ему же такое совсем нельзя сейчас!"
Она нахмурилась и, обогнув каменный улей, остановилась у поребрика, уперев руки в бока:
— Так я и думала! Чарли!..
Хлопочущий у огня старый пират вздрогнул от неожиданности. Сидящий тут же, на тюфяке, Десмонд Хант выронил ложку и чертыхнулся:
— Вот принесла же нелегкая!..
Леди МакЛайон возмущенно топнула ножкой:
— Что вы делаете, капитан?!
— Что-что... Ем!— огрызнулся тот. И, пока Чарли безуспешно пытался прикрыть широкой спиной весело булькающий на огне котелок, принялся жадно уплетать содержимое своей миски, хватая куски мяса прямо руками.— Отвяжитесь от меня, черт вас подери! Я вам, в конце концов, не мальчик!.. И не столетний дед, под себя ходящий!
— Между прочим,— сердито фыркнула Нэрис,— еще совсем недавно как раз ходили!.. Пусть и не "дед"! Отдайте миску сейчас же!
Хант побагровел. Воспитание, хоть и изрядно подпорченное разбойничьей жизнью, не допускало грязной ругани и рукоприкладства в отношении леди, но вот сейчас...
— Дьявол с ним, с выкупом!— рыкнул капитан, отшвыривая свою плошку и рывком поднимаясь на ноги.— Прибью курицу!.. Задушу своими руками!
— Кэп?!
— Уйди, Чарли! Уйди!..
— Капитан Хант!— попятилась Нэрис. Глаза у нее стали размером с монету. Но Десмонд и слышать ничего не желал — он, на ходу засучивая рукава, наступал на незадачливую врачевательницу с твердым намерением вытрясти из нее душу. А уж потом, как неделю мечталось, натянуть нахалке на голову котелок с ее треклятым бульоном!.. "Прижму к стенке мерзавку этакую,— мстительно думал озверевший от недоедания капитан, оттесняя перепуганную девушку к кельям,— да за шиворот, да в мешок — и в воду! Прав был Чарли, надо было ее в деревне оставить! Всю кровь выпила, лекарша несчастная..."
Хант споткнулся, выругался, пинком отшвырнул попавшийся под ноги не ко времени камень... И замер.
— Погодите,— вырвалось у него,— я что-то не понял...
— Кэп!— счастливо взвыл первый помощник, даже позабыв про похлебку.— Кэп, ты стоишь! Ты сам встал!
— И побежал,— пробормотала девушка, переводя дух.— Никогда не видела, чтобы люди от злости выздоравливали...
Десмонд изумленно оглядел свои ноги, уверенно попирающие землю. Потом — сжатые в кулаки руки. Подумал, разжал пальцы, почесал кончик носа. Сделал шаг вперед. Шаг назад. И, осознав наконец, что снова стал самим собой, совсем по-мальчишечьи издал громкий победный клич:
— Й-йуху!.. Значит, чертов бульон таки подействовал!
— И еще как,— неуверенно улыбнулась Нэрис. Но подойти все равно не рискнула.— Хм, если бы я знала, что вы без мяса так скакать начнете, я бы вас вообще не кормила!..
— Убил бы,— припечатал Хант.— Вот тогда бы — точно!
— Да ладно тебе, кэп,— встрял Чарли.— Кончай орать-то. Щас сюда все святоши сбегутся!.. Пошли, что ли, к костру. Такое дело надо отпраздновать! Я тут кой-чего раздобыл...
Он многозначительно повертел в руке небольшой серебряной фляжкой. Нэрис протестующе пискнула. Старый пират хмыкнул и, махнув рукой, добродушно добавил:
— Ты не боись, я ему наливать не буду... Самому на три глотка. Чего жмешься-то за камнями? Иди сюда. Попробуй, чего накашеварил!
— Предатель,— буркнул Десмонд, впрочем, без особенного сожаления. Живительная злость, поставившая его на ноги, вымотала капитана больше, чем могло показаться со стороны. Ноги-руки слушались, но ощутимо подрагивали, тело наливалось свинцовой тяжестью — оно успело отвыкнуть от движения. Да уж, с выпивкой, пожалуй, стоит немного погодить... Хант с усмешкой обернулся к мнущейся на дорожке леди:
— Не бойтесь, я вас не сьем. И даже бить не буду... Хотя, по мне, так не помешало бы!.. Идите к огню. Чарли знатной похлебки наварил.
— Понятно, что уж не мой бульон,— себе под нос обиженно пробормотала Нэрис.— Злюка.
— Что вы там шепчете?
— Ничего,— поспешно сказала она, все-таки с некоторой опаской подходя к пиратам.— Пахнет вкусно. Только ведь... это же всё ворованное, Чарли?
— Ага!— без тени смущения разулыбался "рваное ухо".— Они ж, паломники эти, о душе пекутся, но насчет пожрать тоже не дураки!.. Ну я и подумал — а мы чем хуже-то?
— Ох, Чарли...— девушка присела на камень у костра, на всякий случай — подальше от Десмонда, и взяла в руки протянутую старым пиратом миску. Пахло и впрямь чудесно. Нэрис сглотнула слюнки — она не призналась бы в этом даже самой себе, но скудная монашеская пища нравилась ей ничуть не больше, чем капитану — ее жиденький бульон. Другой еды взять было негде, и приходилось терпеть. "Но благодаря Чарли я сегодня наконец-то засну счастливой,— подумала леди, отправляя в рот ложку густой похлебки.— М-м-м... Чревоугодие, это, конечно, грех. И воровать тоже нехорошо... Но как же вкусно-то, господи!.." Она снова зачерпнула густой дымящейся похлебки и посмотрела на чавкающего Ханта:
— Вы бы не увлекались, капитан, право слово!
— Опять?..
— Можете ругаться, сколько пожелаете,— фыркнула леди,— но когда завтра у вас живот скрутит — будете мучиться сами!.. Я и пальцем не пошевелю.
— Да больно вы мне нужны...— отмахнулся голодающий, подвигаясь ближе к котелку и накаладывая себе добавки.— От хорошей мясной похлебки еще никто не умирал!
Девушка скептически улыбнулась, но спорить не стала. Если уж ему так хочется — пусть мается желудком. В конце концов, действительно, не мальчик уже! Что с ним возиться? Тем более, никакой за это благодарности не дождешься, ругань сплошная... "Прибежишь вот завтра,— мстительно подумала Нэрис, уплетая свой ужин,— и будешь плакаться!.. А я тебя к твоему Чарли и пошлю — он накормил, вот пускай он и лечит"
На маленькой каменной площадке повисла тишина, прерываемая только глухим стуком ложек о деревянные миски. Котелок, с виду такой пузатый и вместительный, опустел в полчаса — с голодухи старый пират расстарался на славу. Переполненные желудки сыто побулькивали, от потрескивающих в костре поленьев шел жар, внизу, у подножия утеса, мерно и убаюкивающе бились о камни волны. Скеллиг-Майкл дремал в морских объятиях под звездным ночным покрывалом. И веки тяжелели, и глаза слипались, и голова сама просилась на подушку...
— Славная нынче погодка,— пробормотал Десмонд, развалившись на тюфяке и мечтательно глядя сонными глазами в небо над головой.— Сейчас бы под парус, да на попутном ветре... Эх!..
Он зевнул и закрыл глаза. Чарли тихонько хмыкнул:
— Разморило парня. А погода сегодня и впрямь чисто летняя! Схожу я, что ли, за одеялом? Пущай тут спит, огонь замерзнуть не даст...
Нэрис лениво кивнула, борясь с желанием зевнуть во весь рот, по примеру капитана. "Нет, эдак я прямо тут усну,— поняла она.— Чарли, негодник, обкормил... Так, встаём, дорогая, встаём! Еще не хватало на землю с камня сползти и захрапеть" Она тяжело поднялась на ноги и, спотыкаясь о камни, поплелась к отведенной ей келье, мечтая только об одном: добраться до соломенного тюфяка, завернуться в шерстяной плед и уснуть. Сладко-сладко уснуть...
— Кхм!— раздалось из темноты.— Вы еще не спите, дочь моя?..
— Брат Августин?— вяло отозвалась леди, поворачивая голову. Почтенный монах шагнул ей навстречу:
— Я тут подумал... Может, вы все-таки были правы? Может, мне стоит... Или лучше будет подождать до утра? Вы ведь совсем засыпаете.
— Нет-нет!— Нэрис, мигом забыв про сонливость, выпрямилась.— Я вся внимание, брат Августин! Сон подождет.
Монах, смущенно улыбаясь, шагнул к крыльцу молебного дома:
— Уже ночь, не будем тревожить спящих. Пойдемте. Я зажгу свечи. И расскажу вам всё, что знаю.
Она быстро кивнула и засеменила следом за братом Августином, едва удержавшись, чтобы удовлетворенно не потереть ладошки. Значит, долго сомневаться он не стал!.. Вот и прекрасно...
— Хм,— задумчиво раздалось из темноты крайней кельи, и на залитую неверным светом луны дорожку шагнул Чарли с одеялом в руках. Старый разбойник проводил взгядом исчезающик в молельне монаха и девушку, поскреб заросший подбородок и, перекинув одеяло через плечо, крадущимся шагом двинулся вслед за полуночниками.
Брат Августин нервничал. Он зажигал свечи у алтаря, и руки его подрагивали. Нэрис, скромно сидящая на лавке возле стены, не спешила его торопить. По всему было видно, что монах и без того в смятении.
