— М...м...м... мне от этого не легче, блин, — еле вымолвил пацан.
— Але, там, на другом берегу! Если вы разобрались со своими, возьмите полустационарный и поддержите нас со своей стороны!
Аркбаллиста очутилась у меня в руках, к счастью уже заряженная по причине нападения — на всякий случай, до достойной цели. Вот она, цель, и пришла. И вопит, как в марте. Кошак присел на задницу, и снова заорал, сотрясая кусты своим рычаньем.
— И долго так вопить будем, ты, морж сухопутный, — вопросил я "солиста".
Зверь затряс башкой, набрал воздуха и снова приготовился орать.
— Уводил бы ты отсюда своих пятнистых подружек — почему то страха никакого не было. Испорчено наше поколение фильмами ужасов и террористами. После выстрелов танковой пушки — я когда то начинал службу в танковых войсках — вопли этого короткохвостого засранца никакого пиетета у меня не вызывали.
Зверь вздрогнул, и рычать передумал. Для высокоорганизованного животного, живущего в стае, наводящего ужас на все живущее в лесотундре и лесостепи, было непонятно поведение двуногого, держащего в руках странную конструкцию. Двуногое не нападало. Медлил и смилодон, пусть уж так и называется, опасаясь при нападении быть ужаленным теми странными палками, что держат в руках, порой эти звери. К тому же на поляне было то, что вызывало ужас у него самого — алый цветок, разрастающийся в красное чудовище, несущееся по равнине и пожирающее всех, не делая различия между могучим пещерным медведем и слабым сайгаком. Зверю довелось попробовать и то, и другое — от алого чудовища он едва ушел в позапрошлом сезоне, когда кочевал с прайдом по большим горам на полдень, а с укусами деревяшек познакомился, когда напал на небольшое стадо таких же двуногих. Но уходить без добычи — позор перед самками, а двуногие собирались постепенно вокруг своего вожака, сжимая в руках палки, на концах которых тоже играл холодный отблеск алого цветка.
— Антон, Степан. Быстро взяли оленя из кучи, бросьте этому проглоту, пусть проваливает. Смотрите, он явно пред самочками фасон держит. Просто так слинять гонор не позволяет!
Ребята сноровисто выдернули тушу оленя, размахнувшись, точно бросили к передним лапам "сухопутного моржа". Он недоверчиво обнюхал подношение, ухватил поудобнее в пасть, — видно при этом, что клыки ему мешают, и, пятясь, потащил добычу к самкам.
— Ты тут столовую не устраивай! И без тебя нахлебников — как грязи — задорно крикнул вслед Сережка Степин.
— Ну, я чуть не обделался, это ж надо, испугался до полусмерти,— выдохнул подошедший Хромов.
— А Вы как смогли, Дмитрий Сергеевич?
— Не знаю сам — до сих пор трясет, и признаться не стыдно, я за вас больше боялся. А еще знал закон, что нельзя показывать перед хищником страх, поворачиваться спиной и бежать от него — ты тогда становишься автоматически добычей для него. Хищник — вершина пищевой и эволюционной пирамиды, если не угрожать ему и не демонстрировать агрессию, а показывать силу, если вести себя ровно, демонстрировать свое превосходство, тогда может пронести...
— Точно! Я вон чую, что этих, "медведей", поголовно медвежья болячка посетила — пронесло поголовно и разом, оправдывают гордое звание сыновей Медведя!
Парни загалдели, делясь впечатлениями от "визита на высшем уровне". У парней из племени мамонта, впрочем особого удивления произошедшее не вызвало — ну пришел к вождю Рода тотем его племени. Ну, поболтали о том, о сем. Угостил вождь родича мясцом — святой долг гостеприимства. На том и разошлись. А что порычал саблезуб малость — да мало ли между родней скандалов. Так они и передали прибывшей из племен родне, укрепив, таким образом, тотем за племенем атлантов. По следам потом увидели, что тигры ушли, перекусив, за стадами на юг.
Последний из "трех в одном" сюрпризом был такой. Этот сюрприз был для нас самым приятным. Утром меня толкнул в плечо Сережа Рыбин, наш художник, и резчик, и охотник, и главное — страстный собачник, тоскующий по отсутствию этих друзей человека.
— Дмитрий Сергеевич! Смотрите же скорее! Хаски[29].
— Ага. Летом я уже мейн куна гонял, а тут хаски появились. Сережа, следующими будут золотые рыбки в Тургояке?
— Я серьезно, а Вы все шутите. Глядите — точно — хаски, и глаза голубые, только они здоровые, пожалуй, не меньше волков местных будут, а то и побольше.
Я обернулся. Недалеко от нас, не убежав, как остальные мохнатые прихлебатели, от смилодонового семейства, сидела небольшая стая настоящих хаски — крупных собак, похожих одновременно на лайку и на волка, с ярко-голубыми глазами.
— Вот это да! Красавцы! Тихо ты, балда, не спугни! Раздались шепотки сзади.
Вожак подошел поближе, с интересом присматриваясь к нам, и что-то для себя решая. Я прошел к одной из вытащенных нами поближе туш, разрубил ее и протянул вожаку кусок оленьей печени. Тот недоверчиво обнюхал подарок, и деликатно потянул из руки. Стая ждала. Переминаясь на лапах, собаки жадно следили за насыщением вожака. Я быстро нарубил еще кусков, и подбросил ближе к другим собакам. Слегка порыкивая, стая чинно приступила к еде. Уже к вечеру собаки плотной группой расположились на дальней границе у ямы, и приступили к реальной охране людей и добычи, причем, не посягая даже на лежащее в относительной доступности мясо! А неудачливый волк, подошедший слишком близко, был мгновенно растерзан вожаком и его самкой, только клочья полетели во все стороны. Стая заявила права на добычу! Не проявляя больше к поверженному врагу никакого внимания, вожак с подругой улеглись на снег, прикрыв пышными хвостами носы. Собаки предупредили нас и о прибытии союзников — грозным рычанием и ворчанием. Псы не лаяли. Но, как я знаю, хаски и в нашем времени лают в исключительных случаях. Такая вот порода.
Я не склонен верить в чудеса. Наверно стая просто по какой то причине потеряла свое племя, или вожак увел животных от племени людей в бескормицу, не желая, что бы его псы стали дополнением в меню общины. Эти собаки, попавшиеся нам, были уж слишком домашними, и вызвали в лагере бурю восторга и всеобщей любви, став всеобщими баловнями, разумеется. Позже обзавелись мохнатыми друзьями и союзники, но эта стая ушла вслед за нами вся.
Я вновь послал посыльных за вождями племен Кремня и Мамонта, с уточнением задач. Теперь ч просил прислать не только воинов — охотников, но и женщин, для помощи в обработке мяса, потому что планируемая охота уже как бы и не нужна, а надо мясо обработать и запасти. Я настоятельно рекомендовал пригласить и матерей племен, с шаманами — требовался совет и обоснованное решение, что делать как с пойманными, так и с мясом. Того, что набили троглодиты из племени Медведя с лихвой могло хватить и еще остаться на питание всех наших людей, включая и незадачливых Медведей. Добытое надо было обработать. Кстати сказать — племя Мамонта, несмотря на схожий метод охоты, никогда не оставляло от добытого ни куска мяса, ни необработанной шкуры, ни бивня, используя добытое полностью. О Кремнях и говорить нечего. Они питались в основном растительной пищей, мясо и рыбу выменивая на изделия. До нас, правда, из методов хранения мясного им был известен только способ засушивания. Но, сколько того мяса засушишь. Мы смогли помочь обоим племенам в деле обучения технологии копчения и засолки, а так же научили готовить пемикан, чем те с удовольствием воспользовались.
Глава 35. Её Величество мясорубка
Закон жизни — сильный поедает вкусного.
Племена прибыли через неделю, — но в полном составе. До их прибытия нам пришлось заняться неблагодарным делом по организации места содержания отловленных пленников. А так же и развертыванием временного лагеря для своих. Соседний с послужившим ловушкой, овраг длинной около пятидесяти метров, перекрыли длинными стволами деревьев, обложили ветвями, насколько позволяли это сделать, промерзшие стены, и устроили лежанки посередине. Керамическая толстостенная труба отвела тепло очага — печки между лежанками. Получилось нечто наподобие наших систем отопления, типа корейского кана, только тепло разводилось не по многим, а по одной трубе. Температура внутри поддерживалась сносная — около плюс десяти — пятнадцати градусов и позволяла спать и жить внутри вполне комфортно. Наиболее вменяемых и согласившихся пойти на сотрудничество тут же "припахали" на помощь в разделке и обработке туш. Уже на второй день, недовольно ворча, под нашим наблюдением, охотнички снимали шкуры, отделяли от костей мясо, складывали в спешно подготовленные ледники. Я к моменту прихода отряда племени Кремня, во главе с Матерью племени, знакомой нам Мамонтихой, еле стоял на ногах, несмотря на прием эликсира в усиленных количествах — охрана, руководство людьми меня доканали окончательно. Нехватка льда, укрощение строптивых "Медведей", постоянно нарывающихся на неприятности, меня довели до нервного срыва. Все хотелось проверить самому, хоть это и не лучший вариант. Не лучше выглядели и мои помощники. Федор сомнамбулой передвигался по лагерю, сиплым баском уже не говорил, а больше рычал. Я заметил за ним, что он стал чаще пользоваться мысленной речью, при обращении особенно к пленным. Взяв человека за плечико, разворачивал его к своему лицу, и глядя внимательно в глаза подчиненных, редкими словами обозначал задачу. После такого "внушения" внушаемый подхватывался и с утроенной энергией рысью летел к порученному объекту.
От наших животноводов было пока никакого толку — олени пока только привыкали к человеку, а подогнать животных к месту гекатомбы, учиненной над их собратьями — задача из неисполнимых. Однако из экспериментального стойбища оленеводов притащили несколько легких нарт, в которые люди впрягались посменно, и тащили на них — на остров мясо, обратно — инструменты и прочее снаряжение и посуду, типа глиняных горшков и котлов.
Крепко просоленное и сваренное мясо закрывали в глазированные керамические горшки, производство которых по шаблонам на острове велось в три смены. Егор Хромов с помощницами из неандерталок и девушек Кремня день и ночь ваял керамику. Они даже до штампов додумались — с буйволом, оленем и сайгаком. Чем не этикетки?
Отец — вождь, старший Кремень тоже здорово помогал, взяв на себя организацию работ по дублению кож и общей обороне лагеря от возможных неприятностей — опыт руководства, слава Богу, у него немаленький. Дополнительно из-под его рук в свободные минуты вылетали скребла, ножи и небольшие пилки и топорики для обработки рога и костей. Каменные, практически одноразовые, но по общему нашему правилу, ставшему законом, аборигенам в руки ничего металлического не давали, до полной уверенности в их лояльности. Новый образ жизни и новые технологии люди должны принять с охотой и добровольно, иначе — скатертью дорога. Да и пользоваться на первых порах привычным инструментом людям легче. Но для "Медведей" и этот немудрящий инструмент показался верхом совершенства. На сияющие же в руках наших мальчишек кованной бронзой кхукри и топорики они смотрели, как на твердое пламя, покоряющееся только небожителям. Слюдяные фонарики, установленные в жилище и горящие всю ночь, эти люди воспринимали как неусыпные глаза духов, и не помышляли о побеге — нам же было спокойнее.
Девчата из сыровяленных, наскоро обработанных дегтем шкур "ваяли" обувку и одежду на первый случай. В племя пока ее не выдавали, ждали команды. Эльвира, узнав, что ожидаются дети, приказала пошить и детские комплекты — понятно, что с ними было напряженно, дети наши — и неандертальские, и малыши Кремня, и даже Гаврилка — ходили в эксклюзиве " от кутюр" где роль кутюрье исполнял женский коллектив племени. Тут же все решала быстрота — нужно всего было много и сразу. Выручал поточный метод и улучшенные светильники, дававшие возможность работать и в сумерках.
Спустя две недели от начала операции пришли через горы наши союзники. Стало значительно легче. Сородичи Медвежьего племени явились только на исходе третьей недели, уже под конвоем охотничьей партии кремней и мамонтов. Мужчин племени окончательно добило отношение к приползшим родственникам. Оно и изменило отношение их к нам с откровенно враждебного — налетели злые духи, лишили свободы, на близкое к обожествлению — накормили, научили делать божественную пищу, дали самый желанный деликатес — соль, снабдили инструментами. Наверно, у первобытного человека только две градации — добро — зло, хорошее — плохое. Поэтому давший кусок пищи в трудную минуту по определению плохим быть не может. А что по шее дали — тоже вроде закономерно — не браконьерничай в чужих лесах. Когда приползших на последнем дыхании сородичей разместили в землянке и накормили истощенных до последней степени людей бульоном, в гектолитрах производящимся на нашем консервном заводе, изумлению условно пленных не было предела. Всю ночь ульем гудела землянка, в шуме преобладали женские визгливые голоса, наполовину состоящие из плача. Женщины справедливо обвиняли сильную половину, что та бросила их на произвол судьбы, заставив идти по следам охотничьей орды сквозь пургу и холод, в неизвестность, впроголодь. Ценой этого похода стали жизни последних стариков и трех детей племени, не выдержавших пути. Последний из "дедов" с умирающими детьми был оставлен у костра в дневном переходе от места встречи любящих родственников и ждал своей участи у костра. Прям по Джеку Лондону, рассказавшему о таком же случае в цикле о Белом безмолвии... правда, "деду" было около сорока -дикая жизнь не расположена дарить кому либо долгих лет жизни. Коченеющего аборигена застали, когда он последней подожженной веткой пытался отмахнуться от пары шакалов, уставших ждать, когда ужин сам упадет к ним в зубы. Под ним лежали обернутые в меховые тряпки свертки с детьми — трех, двух и пяти лет. Дед был настроен биться до последнего. Намечавшиеся на обед планы обломали две стрелы, с ходу выпущенные стражниками — мамонтами. Парни сноровисто уложили доходягу с мелкими соплеменниками на волокушу и доставили "патриарха" к стоянке, уменьшив, таким образом, потери орды на трех человек, одну малышку спасти не удалось — она тихо заснула и умерла во сне от холода.
Наутро после прибытия остатков орды, после непродолжительного препирательства с часовым у ограды выползли наружу трое человек. Мы оградили овраг частоколом, во избежание, так сказать, отделив туалет и собственно землянку от выхода на поверхность степи. Вначале, осведомившись у охранника о том, кто старший в роде победителей, пояснив, что они посланы от племени, и как к старшему достойно обращаться, "делегация" двинула в мою сторону. Троица, подвывая, шустро ползла на карачках. Я стоял, наблюдая за работой большого котла, в котором вываривалось мясо для консервов. Троица доползла до меня. Обратив внимание на "ползунов", увидел правящую верхушку в составе вождя — предводителя орды, колдуна и мать племени — и мать вождя по совместительству. Не преодолев последние пару метров, они замерли на снегу, распростерши в стороны руки и ноги.
— Ну, и что это за солярий на свежем воздухе вы мне тут устроили? Недовольно произнес я.
Дотащившись до меня, делегаты пояснили, что хотели бы всем племенем присоединиться к победителям, принять участие в дележе добычи, так как ее хватит на целую зиму на всех, а потом можно снова поохотиться и до осени собирать вкусные корни в лесу.... Захватывающая перспектива, не правда ли? Всю жизнь мечтал собирать вкусные креподжи[30]. С трудом сдерживая злость, объяснил, что готов принять их людей. Но с прошлой жизнью они простятся. Не жалея сил на вне вербальное общение, представил в образах, какая жизнь ожидает их если согласятся. Здоровые веселые и сытые дети на руках у матерей, посуда, одежда и красивые украшения — для женщины. Почитание соплеменников, уважение соседних племен, красивые вещи и много еды, открытие тайн духов — это для шамана, слава, почет, красивая одежда и прочное оружие, которым можно убить даже саблезуба — для вождя. Если не согласятся — для всех — уходящее в пургу племя, тела, скрючившиеся на холодном снегу, заметаемые поземкой. Делегаты выразили готовность начать новую жизнь, сразу сейчас не откладывая, причем в порядке особого одолжения — с материальных благ, щедро им посуленных. А вот и обломитесь, граждане, говоря простым языком. Я добавил, что бы добыть все эти блага, надо много — много, а не раз в году работать, и кто будет жрать мухоморы да до полудня дрыхнуть — получит по морде. По наглой рыжей морде, добавил я, поглядев на хитрую рожу огненноволосого шамана. А вступать в племя будете после того как, во-первых, ваши люди докажут трудом преданность новым соплеменникам, во-вторых, только когда пройдут положенные ритуалы. "Косолапые" согласились с такой постановкой вопроса, а что им оставалось еще? Тем более неприемлемого для них и не отвечающего вековым обычаям никто не требовал. Даже больше — вождь — оставался вождем, шаман — шаманом, детей и женщин никто не отнимал и не убивал.
