— Чему ты улыбаешься? — спросила она у мужчины. То есть поводы для радости у каларийца, безусловно, были, раз уж он остался жив и даже нашел способ возвратить себе свободу. Но Айя подозревала, что внезапно просветлевшее лицо и странную улыбку Ирема не стоит относить только на этот счет.
— Кажется, я узнал корабль, который идет за нами, — отозвался рыцарь, продолжая так же непонятно улыбаться. — Это "Зимородок".
Айя посмотрела на облезлый глейт, идущий под орденским флагом. В самом деле, корабли преследователей уже подошли так близко, что их можно было рассмотреть во всех подробностях. Айя подумала, что на всех четырех судах гребцы сейчас, наверное, трудились словно одержимые. И особенно старались на том глейте, который только что опознал сэр Ирем. Невзрачный на первый взгляд корабль уже заметно вырвался вперед, и это несмотря на то, что одна мачта на имперском глейте была сломана. Что могло так обрадовать стоявшего с ней рядом каларийца в этом зрелище, так и осталось для нее загадкой. Айя подождала еще каких-то объяснений, но их не последовало. Ладно, время терпит, с этим она еще разберется.
— Спустить парус, поднять весла! — приказала она своим людям. — Пленников вывести на палубу и расковать. И поднимите белый щит, чтобы все видели, что мы не собираемся сражаться.
"Чайка" двигалась вперед все медленнее, и сейчас, наверное, со стороны напоминала не ту птицу, в честь которой она была названа, а ощетинившегося иголками ежа — во всяком случае, вид торчащих над водой сосновых весел наводил именно на такие ассоциации. Вскоре парус безжизненно обвис, а весла вытащили на верхнюю палубу. На имперском корабле, наверное, сейчас царило ликование. Они не знали, что сэр Ирем предложил им выкуп, и для них происходящее, должно быть, выглядело совершенно однозначно — люди Айи струсили и пожелали сдаться. Мысль об этом разъедала, словно ржавчина. Айя подумала, что с того дня, как она в первый раз взошла по сходням "Бурой Чайки", они еще никогда не поднимали белый щит. Если бы раньше кто-нибудь сказал ей, что она будет вступать в торги с имперской "псарней", она бы наверняка сочла эти слова смертельным оскорблением.
Сэр Ирем неожиданно всем корпусом толкнул ее в плечо, и, еще не успев удивиться столь идиотскому способу нападения, она отлетела на несколько шагов от места, где стояла, чтобы растянуться на дощатой палубе. И только тогда почувствовала разрывающую боль в боку. Она попробовала сделать вдох, и перед глазами сразу потемнело.
"Хаур, — промелькнуло в голове, пока ставшие чужими пальцы бессмысленно скользили по древку стрелы. — Хаур, ублюдок. Все-таки решил стрелять..."
Должно быть, Коротышке тоже невыносимо было наблюдать за тем, как "Чайка" поднимает белый щит. Айя вполне могла представить, что он чувствовал. Возможно, она сама бы поступила точно так же... хотя нет. На его месте вышла бы на поединок, но не стала убивать исподтишка.
"А ведь он меня не убил, — подумала она. — Хотел, но не убил. Это все калариец..."
Помутившимся от боли взглядом она попыталась найти сэра Ирема. Но на том месте, где он стоял раньше, доминанта уже не было. Айя внезапно поняла, что "Зимородок" подошел уже почти вплотную, так, что можно было видеть его серый парус, нависающий над "Бурой Чайкой". Вероятно, нечто в это роде раньше видели купцы, которых они грабили в Заливе. Ощущать себя добычей было непривычно и немного жутковато, но думать об этом получалось плохо — у нее уже мутилось в голове и нарастал противный звон в ушах. А потом Айя неожиданно увидела, как на борт глейта вспрыгнул гибкий, словно ласка, человек, и, оттолкнувшись от него, в один прыжок перелетел на палубу их снекки. Покачнулся, но все-таки удержался на ногах и, на ходу выхватывая меч, вихрем пронесся мимо Айи куда-то к носу корабля. Тут Королева поняла, что она бредит, потому что прыгнуть так, как этот человек, и, не поморщившись, помчаться дальше, было совершенно невозможно — уж она-то, побывавшая в десятке абордажных схваток, знала это наверняка. Этот помешанный просто обязан был переломать себе все кости. Впрочем, еще вероятнее парень просто упал бы вниз, прямо в кипящую между десятков весел воду, и нашел там своей конец.
Девушка попыталась приподняться, опираясь на руку, и ее начало неудержимо рвать.
"Пожалуй, даже хорошо, что Ирем этого не видит" — промелькнуло в голове, и Айе захотелось рассмеяться — до того нелепой была эта мысль. А потом в рану на боку как будто ткнули раскаленной кочергой, и мир померк.
Глава VIII
Когда Айя окончательно пришла в себя, она лежала уже не на жесткой палубе, а на чем-то мягком, словно настоящая кровать. Но на кровати она могла спать только на суше, а на этот раз ее постель плавно покачивалась, что свидетельствовало о том, что Айя все еще на корабле. Она смутно помнила, как между "Чайкой" и имперским глейтом закрепили абордажные мостки, и калариец поднял ее на руки, чтобы перенести на "Зимородок". Энно попытался возражать, но Ирем сообщил, что на имперском корабле есть врач. Айе пришлось вмешаться и сказать, что калариец прав, только тогда Энно слегка утихомирился.
То, как из нее вытаскивали стрелу, Айя почти не помнила. Сознание милосердно покидало ее всякий раз, когда боль становилась нестерпимой. Кажется, во время мучительно-долгой перевязки она не кричала, хотя, может быть, память великодушно сохранила только то, что ей хотелось помнить.
Айя только сейчас поняла, что в маленькой каюте она не одна. Рядом сидел загорелый и темноволосый юноша, который сразу показался девушке знакомым. Через несколько секунд она и всамом деле его вспомнила. Ну разумеется, это же парень, выпрыгнувший через борт на помощь каларийцу! А потом, когда все кончилось, вертевшийся вокруг и бестолково пытавшийся помочь. Айя в то время была в полузабытьи, но все равно успела осознать, что парень ей не померещился. Как и его чудовищный прыжок. Мальчишке полагалось свернуть себе шею, но он выжил и, похоже, не получил даже царапины... как говорится, дуракам везет.
Наверное, этот темноволосый был слугой или оруженосцем рыцаря. Айя припомнила, что, выходя из кормовой каюты, калариец поручил ему следить за состоянием больной. Должно быть, это поручение пришлось мальчишке не особенно по вкусу, но возражать он не решился. Или просто не сумел, так как гвардеец хлопнул дверью раньше, чем южанин успел открыть рот.
Парень заметил — или, может быть, почувствовал — что девушка очнулась, и в лицо Айи впился взгляд внимательных, зеленоватых глаз. Странное все же сочетание — настолько светлые глаза при черных волосах и такой смуглой коже... вероятно, полукровка, — лениво подумала она. Вблизи юноша выглядел несколько старше, чем ей поначалу показалось — слишком уж определенные и жесткие черты лица, и еще этот шрам, пересекавший лоб... Айя задумалась, сколько ему на самом деле лет. Шестнадцать? Или меньше? А потом ее как будто бы толкнуло изнутри полузабытое воспоминание. Определенно, она уже видела это лицо. И даже не тогда, когда он ошивался возле сэра Ирема на "Бурой чайке", а гораздо раньше.
Королева озадаченно нахмурилась.
Взгляд парня сразу сделался встревоженным — должно быть, он вообразил, что она морщится от боли. Теперь лицо энонийца выглядело еще более знакомым, и ее внезапно озарило.
— Вот ты, значит, чей, волчонок, — усмехнулась Айя, чувствуя, что туго стянутая на груди повязка не дает нормально говорить. — Так значит, Гирса... тоже твой сеньор убил? Хотя — какая теперь разница...
— Твоего человека убил я, — возразил парень, продолжая пристально смотреть на Королеву.
Айя выразительно ощерилась.
— Ну да, конечно... Гирс таких, как ты, десятками в рядок укладывал.
Южанин открыл было рот, чтобы ответить, и Айя успела этому обрадоваться — пререкания с молокососом могли бы отвлечь ее от боли в ране и от поднимающейся к горлу тошноты. Но парень почему-то передумал возражать, и развлечение не состоялось.
— Хочешь чего-нибудь? — осведомился он, чуть погодя. — Воды?.. Или, может, вина?
Айя мотнула головой. Пить в самом деле почему-то не хотелось, хотя она и потеряла много крови. Правда, можно было бы заставить себя выпить воду, как лекарство — но достаточно было представить, как кому-нибудь придется таскать ее до борта и назад, как пропадало всякое желание лечиться таким способом.
Кто-то — может быть, даже этот самый парень — накрыл ее двумя плащами, но Айю все равно знобило. Она облизнула сухие, потрескавшиеся губы и трезво подумала, что коадъютор отрядил следить за ней оруженосца, не иначе, для того, чтобы самому не любоваться на такую "красоту". Айя неплохо разбиралась в ранах и отлично знала, что лицо у нее сейчас бледное, глаза запавшие, на лбу холодная и липкая испарина, а губы посинели, как у трупа. "Мертвая невеста" из рыбацкой сказки, да и только.
— Который час, волчонок? — хрипло спросила она у южанина.
Он несколько секунд молчал, как будто бы раздумывал, не скрыто ли в ее словах какого-то коварного умысла, но потом нехотя ответил:
— Думаю, уже за полночь.
— И что, ты так и будешь на меня смотреть? Поспать не хочешь?.. А то я подвинусь, места много.
Парень отвернулся. А вот это зря, малыш, — подумала она. Если желаешь выглядеть невозмутимым, то не надо так стискивать зубы, чтобы желваки ходили по щекам. Узнать бы, почему он на нее так взъелся?
Дверь приоткрылась, и в нее проскользнул тот самый недомерок, которого она чуть не выбросила за борт, когда он пытался ткнуть ее ножом. Айя насмешливо скривила губы. Надо же, еще один знакомец.
— Зачем пришел? — неласково спросил южанин.
— Я подумал... уже поздно. Я тебя сменю.
— Не сменишь, — безразличным тоном возразил оруженосец коадъютора.
— Ну, Рикс!..
Южанин неспешно обернулся, и мальчишку будто ветром сдуло.
— Лучше бы поесть принес, — крикнул оруженосец коадъютора вдогонку.
— Надо же, "Рикс", — осклабилась Айя, когда энониец снова обернулся. — Ты у нас, оказывается, высокая особа?
Никакой реакции. Молчание. Ладно, попробуем иначе...
— Слушай, Рикс. А весело... наверное... шугать этого воробьишку, да? — говорить было трудно, но лежать в молчании — практически невыносимо. — Ты вот только повернулся — а его уже и след простыл. У нас на Островах об этом есть пословица. Про молодца среди овец.
Южанин посмотрел прямо на нее. Ага, похоже, проняло!
Но Рикс — или как его там на самом деле — удивил ее еще раз.
— Ты его не помнишь, — утвердительно заметил он.
— Кого?.. — немного удивилась Айя.
— Лара. Мальчика, который только что отсюда вышел.
— Почему же, я его прекрасно помню, — усмехнулась Айя. — Это он хотел пырнуть меня ножом.
Теперь настала очередь волчонка удивляться. Но он очень быстро овладел собой.
— Я не об этом, — холодно возразил он. — Линар рассказывал, что это твои люди выкрали его из дома, а потом продали перекупщику на островах, когда ему было лет восемь. Ты, конечно, этого не помнишь.
Вот оно что...
— Естественно, не помню. Он такой был не один. А я предпочитаю помнить только то, что может пригодиться в будущем, — зевнула Айя.
Парень, надо думать, ожидал какой-то другой реакции, потому что несколько секунд оторопело смотрел на нее. А потом отвернулся, вероятно, окончательно уверившись, что женщина, которую ему велели охранять — самое настоящее чудовище.
Ну что ж, раз разговор не получился, нужно сделать над собой усилие и все-таки заснуть. Иначе от скрутившей ее внутренности боли и закаменевшего лица напротив можно и свихнуться.
...Когда она проснулась, из маленького окна в стене каюты лился бледно-золотистый свет. Южанин прикорнул на табурете, свесив голову на грудь и прислонясь плечом к стене. Несколько секунд Айя разглядывала висевший у него на боку кинжал. Если бы можно было дотянуться до него рукой, она наверняка сумела бы вытащить его так, что парень бы этого не заметил. Но, помимо удовольствия от глупой шутки, это ничего бы не дало. К тому же, она ведь не пленница. Ее перенесли на "Зимородок" только потому, что здесь есть лекарь. Когда она встанет на ноги, никто не станет ее здесь удерживать. "Даже наоборот" — подумала она, глядя на бледное, осунувшееся от усталости лицо своего сторожа. Кое-кто будет только рад, когда она отсюда уберется.
Интересно, что на этот счет думает коадъютор?..
Дверь каюты скрипнула, и калариец — легок на помине — осторожно вошел внутрь. Айя тут же опустила веки. Незачем показывать имперцам, что она уже не спит. Пусть думают, что она их не слышит, и тогда, если ей повезет, можно будет услышать что-то интересное.
Сэр Ирем подошел к оруженосцу и потряс мальчишку за плечо.
Тот вздрогнул и сел прямо.
— Монсеньор!..
— Не ори, — поморщился мужчина. — Ты ее разбудишь.
Разбудит он, как же.
— Надо было мне прислать кого-нибудь тебя сменить, — заметил калариец уже мягче, глядя в ошалевшее лицо южанина.
— Вы были заняты... — возразил парень.
Калариец прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
— Ты, по своему обыкновению, склонен думать о людях лучше, чем они заслуживают. Я спал без задних ног. Прости, "дан-Энрикс". Думаю, тебе сейчас лучше пойти и отдохнуть. А я пока останусь здесь.
Айя почувствовала, что сердце забилось быстрее. Но проклятый мальчишка все испортил.
— Монсеньор, я хотел с вами поговорить, — сказал он тем преувеличенно серьезным тоном, от которого любого нормального человека должно было замутить. По крайней мере, Айя в самом деле ощутила приступ тошноты.
Рыцарь приподнял брови.
— Именно сейчас? Я думаю, если ты выспишься и хоть чуть-чуть поешь, это не помешает делу. Нет?.. Ну ладно, говори. А то, судя по твоему лицу, ты не заснешь, пока не выскажешь мне все, что собирался.
— Что вы собирались делать... с этой женщиной?
Айя навострила уши. Паршивый волчонок спутал ее планы, но беседа, кажется, и в самом деле обещала оказаться интересной.
Каларийский лорд пожал плечами.
— Она сдержала свое слово, отпустив всех пленников. Теперь я должен сделать то, что обещал. Она получит корабли и форт Эбер.
— Но так нельзя! — приглушенно возмутился энониец.
— Почему?
— Это пираты. Они продавали людей в рабство, грабили и убивали. А вы собираетесь их наградить.
— Я собираюсь сдержать свое слово. Или ты хотел бы, чтобы я сначала заключил с ней договор, а потом велел заковать и отвезти в столицу, как преступницу?..
— Она бы точно не сдержала свое слово, будь у нее хоть малейшая возможность.
— Ну, если так рассуждать, то можно нарушать любые обещания, — лорд улыбнулся — холодно и неприязненно. — Можешь не продолжать... Такие аргументы я уже неоднократно слышал. Хотя, признаться, как раз от тебя я этого не ожидал.
Южанин покраснел. Но, судя по всему, сдаваться он не собирался.
— Все равно вы неправы, монсеньор. Представьте, что у вас был сын, а потом эти ублюдки выкрали его и продали на Острова. Вы и тогда бы думали о том, что нужно обходиться с ними честно?.. А ведь это еще далеко не худшее из того, что они делали!
