История С Продолжением

— Буду, — ответила Валентина. — Меня речами не проймёшь.

— А чем проймёшь?.. Ой! Больно же!

— Терпи, это как раз и была твоя обожаемая звезда... а я тебе не скажу, чем меня пронять можно. А то как бы не воспользовался.

— Ну вот ещё, — отмахнулся Лин. — Очень надо... не особенно и хотелось.

— Всё, свободен. Одевайся. И принеси другу чая, он же просил.

— А он уже спит. У него это очень быстро делается, — Лин понизил голос и добавил: — я не знаю, кто вы и откуда, Валентина Николаевна, но... спасибо вам, огромное. Он бы умер, если бы не вы.

— Да ладно, — махнула рукой та, — не драматизируй...

— Я серьёзно. Скажите, вы... уедете? Ну, потом, когда...

— Думаю, нет, — Валентина задумчиво покачала головой. — Мне сказали, что переводят сюда на постоянную работу. За вас двоих, кстати, обещали доплату. Да и сама я...

— Что?

— Не могу я смотреть, как кто-то мучается. Просто не могу. Я отсюда не уйду, обещаю. Только если силой поволокут...

— Спасибо вам, Валентина Николаевна. И за Пятого, и за себя... я вам очень обязан. Нет, правда. Я честно.

* * *

С этого всё и началось. Валентинина жизнь в корне изменилась, в ней появился какой-то новый смысл. Ей и невдомёк было, что встреча с подобными людьми может столь сильно повлиять на её понимание мира и сущего, что она станет по-другому видеть и себя и остальных... словно через призму чужого восприятия. Перед ней, погрязшей в каких-то мелких (хотя раньше они казались крупными) делах, типа талонов на ковёр, путёвок в престижный дом отдыха, покупок типа миксера или вафельницы, открылся совершенно другой мир. Вещам в нём не было места. Только людям. И, что самое страшное, в нём было место смерти и увечьям, место нечеловеческому напряжению и самопожертвованию, причём не ради позы, а ради чужой жизни. Такое Валентина видела впервые. Она удивлялась всему — и этой дружбе, от которой пахло смертью, и спокойствию, прямо таки ледяному спокойствию того же Пятого. Свою болезнь он переносил стоически, правда, первое время больше спал, почти не ел, говорил мало... но потом! Только когда он пошёл на поправку, Валентина, наконец, поняла, с кем она столкнулась. Любую помощь он отвергал категорически, даже Лина, рвавшегося чем-то услужить, нещадно гнал в шею, хотя сам, по мере сил и возможностей, старался как-то помогать другу.

— Ты почему так делаешь, а? — в который уж раз спрашивала Валентина Пятого после его очередной стычки с Лином. — Он к тебе — со всей душой, а ты...

— А если его рядом не будет, как я, по вашему, должен справляться? Искать его, что ли?

— Тогда почему ты ему помогаешь?

— Потому, что я очень постараюсь быть рядом с ним, если что-нибудь произойдёт. Я за него в ответе. Это из-за меня мы здесь оказались и попали в такую... как бы это сказать?..

— Хреновую ситуацию, — подсказала Валентина.

— Совершенно верно, вы правы. К тому же мне и вправду пока помощь не требуется. Я и сам справляюсь.

— Я до сих пор не пойму, как ты выжил, — на лице Валентины появилось выражение полного замешательства, — ведь это просто невозможно было...

— Могу объяснить. Понимаете, мы с Лином можем немного помогать друг другу... чёрт, опять нет аналога. Бедный ваш русский язык, — сказал Пятый назидательно, — ищешь слово, ищешь... ну, можно попробовать так. Каждый человек обладает определённым запасом некой субстанции, назовём её пока жизненной энергией, хотя это не совсем верно, это, скорее, энергия в чистом виде, не активная... в пассиве. Вы её не ощущаете, это и не мудрено, ведь вы не обучались этому, да и вспомогательных приборов для этого у вас нет.

— А у тебя, никак, есть? — усмехнулась Валентина.

— Есть, — просто ответил Пятый.

— И где?

— А вот это вам знать не надо, опасно. Так вот, на чём я?.. С помощью этого прибора и знаний, не самых сложных, впрочем, можно оперировать этой субстанцией. Таким образом Лин, к примеру, поделился жизнью со мной, для того, чтобы я мог быстрее набрать потенциал. Но это действительно далеко не всегда, в большем количестве случаев мы бессильны помочь друг другу. Это, конечно, снижает наши шансы.

— Не сгущай краски, всё не так плохо, — подбодрила его Валентина, которая не поняла и половины из того, что он говорил, — всё хорошо, что хорошо кончается. Ты только Лина зря не обижай, он расстраивается после ваших разговоров...

— Я тоже, — вздохнул Пятый. — Ну не могу я принимать от него помощь, когда сам во всём виноват!.. Валентина Николаевна, вы запомните и имейте в виду, что Лин совершенно ни в чём не виноват. Ни в чём! Я лишил его всего, что у него было, наши друзья погибли...

— Давно? — спросила Валентина с сочувствием.

— Десять лет назад. А у меня до сих пор это стоит перед глазами... самому не страшно, то есть за себя. А вот за Лина... камень на душе. Всё потом было — и в меня стреляли, и били, и... вспоминать даже не охота, тяжко, тем более, что всё это ждёт и дальше... А вот за Лина страшно. Он добрый, Лин. Я — злыдень, если сравнивать нас двоих, — на лице Пятого появилось выражение горечи и боли. — Вот, к примеру, ситуация. Зал, мы таскаем ящики. Всё, как всегда. Если падаю я, Лин чаще всего становится под удар и не даёт бить меня. В результате почти всегда избивают его.

— А ты? — спросила Валентина.

— Я тоже их к нему стараюсь не подпускать, если ему плохо. Только я обычно не жду, когда они начнут меня бить.

— "Нападение — лучшая защита", — сказала Валентина.

— Ага, — в медпункт вошёл Лин и, обратившись к Валентине, спросил: — А он вам сказал, что происходит после того, как он становится рядом со мной в оборону?

— Нет... а что?

— Прибегают остальные, ещё человек десять, и бьют его до полусмерти... хотя ещё ни разу не убили, слава Богу. Так-то вот. Он не злой, Валентина Николаевна. Он добрый. Только он про это забыл. Или решил, что злым быть легче.

Валентина в один прекрасный день поняла, что Лин и Пятый — не просто пациенты, которых ей подкинула судьба. И она вдруг осознала, что торопится на предприятие номер три не из боязни опоздать на работу, а потому, что там её ждут эти двое. И что она сама ждёт встречи с ними.

Никто не имеет права

Пятый

Это произошло случайно. Просто надсмотрщик был новый. Он ещё не знал, что можно, а что нельзя. Поэтому, когда Пятый упал, надсмотрщик решил его добить. Лина в то время в зале не было, и помешать было некому. Вместе с Пятым на пол свалилось по инерции ещё трое рабочих, двое поднялись, один остался лежать. Надсмотрщик застрелил его, а затем выстрелил Пятому в грудь. Тот мгновенно очнулся от боли, вскрикнул, попытался было отползти в сторону, но за первым выстрелом последовало ещё три, причем последний из них, контрольный, был произведен, как водится, в голову. На шум из соседнего тима прибежал Юра и в ужасе застыл на пороге.

— Мама родная... Кретин! — заорал он. — Что ты наделал!

Надсмотрщик, совсем ещё молодой парень, ничего не понимая, повернулся к Юре. Тот вылетел из тима и, не чуя под собой ног, рванул к медпункту.

— Валентина Николаевна! — крикнул он, — Пятого убили! Скорее!

— Что случилось?

— Идемте! Ну, быстрее же, пожалуйста!

В тиме они застали ещё двоих надсмотрщиков и того придурка, который стрелял. Валентина подбежала к Пятому и опустилась рядом с ним на колени. Он лежал лицом вниз на грязном полу, из-под простреленной головы медленно вытекала алая струйка, которую нехотя вбирал в себя цемент. На балахоне его проступали тут и там кровавые пятна. Валентина перевернула его к себе лицом. С правой стороны волосы были перепачканы кровью, сочившейся из раны расположенной на несколько сантиметров выше виска. Он с тихим всхлипом вздохнул и затих. Надсмотрщики подавленно молчали, всё было ясно без слов. Почти все они прошли Афган, и то, что предстало перед их глазами, говорило само за себя...

— Юра, он ещё жив, — Валентина поднялась с колен, — но я ничего не смогу одна сделать... Звони скорее шефу и проси сюда всё, что он может дать. Объясни ему, что произошло, что стреляли в голову, в грудь... и что он умирает...

Валентина сокрушенно покачала головой. Она и вправду ничем не располагала. Прямое попадание в голову с расстояния в метр... "Он не выживет, — пронеслась у неё мысль, — это просто невозможно". Она прикрыла Пятого своей курткой и обернулась к молодому надсмотрщику.

-Как ты додумался до такого? — спросила она. — Тебе же дали все документы, велели ознакомиться... — Валентина не договорила — у Пятого начались конвульсии, на губах его выступила пена, тело скрутили судороги. Надсмотрщики помогли придержать его.

— Это агония, — с отчаянием в голосе проговорила она — Не успеют... Коля, Андрей, закройте дверь и не впускайте сюда Лина! Он свихнется...

Пока Андрей держал трещащую под ударами дверь, пока ждали бригаду скорой, вызванную Юрой, пока Валентина безуспешно пробовала что-то сделать, у неё появилась жуткая уверенность, что всё уже напрасно. Она прекрасно видела, что при каждом вдохе воздух, вместо того, чтобы идти через рот или нос, со свистом всасывается через раны в груди...

Бригада приехала очень быстро, примерно через двадцать минут. Пятого перенесли наверх и Валентина оказалась за дверью, впервые за два года работы на этом предприятие. Её не слишком вежливо оттеснили в сторону и Пятым занялись сразу трое врачей. Валентине пришлось помогать Лину, который находился в состояние аффекта. Он разбил себе руки о дверь, потом ему не дали даже подойти к Пятому и при этом поколотили, после он всё же прорвался и увиденное совершенно выбило его из колеи. Он никого к себе не подпустил, кроме Валентины, которая сумела таки обработать ему раны на руках и немного успокоить. Теперь Лин сидел на корточках, привалившись к серой стене, в углу, закрыв руками голову и иногда вздрагивая. Валентина ходила взад-вперёд по коридору. Прошло уже два часа. Ещё через час в коридор вышел один из врачей.

— Ну, что? — с волнением спросила Валентина.

— Живет на аппаратах, — ответил тот, — посмотрим... Мы его прооперировали, но голову пока не трогали. Если доживёт до вечера, вызовем нейрохирурга и посмотрим, что осталось от мозгов... ОКОНЧАНИЕ — ПОД ПОДПИСКЕ НА БУМАГЕ В ПОЛНОЙ ВЕРСИИ