Я наблюдал за остальными, не заметил ли кто-нибудь из них того же, но и Эйтн, и Занди, и, что неудивительно, Изма вели себя совершенно спокойно. Несколько секунд я раздумывал, не поделиться ли своими предчувствиями. Судя по тому, что мне удалось узнать о махди, Тени на них реагировать не станут. А раз так, то и не зачем пока превращаться в параноика.
— Как долго нам еще плутать? — наконец спросила Эйтн. — Уже почти час как мы оставили килпассов, но никаких следов махди я не заметила. Граф, вы уверены, что мы не заблудились?
Занди остановился на месте и медленно повернулся к остальным, при этом сохраняя на лице какую-то странно-пугающую полуулыбку, сумасшедшие искорки плясали в его глазах.
— Еще как уверен — мы совершенно заблудились, — объявил он.
Я непроизвольно раскрыл рот.
— Так и знал.
— Конечно, — сиял Занди. — А иначе зачем бы нам понадобилось бросать килпассов?
— Ведь вы сами сказали, что махди...
— Махди никому не позволяют знать местоположение своих поселений, даже со спутников разглядеть их совершенно невозможно. После того, как я вернулся от них много лет назад, я несколько дней провалялся в беспамятстве, а когда, наконец, пришел в себя, то вспомнить не мог, как к ним добраться. Я еще много раз пытался их отыскать, но безрезультатно. Словно джунгли сами укрывали их от меня.
— Тогда какого черта мы сейчас стоим здесь по уши в грязи и насекомых, и рассуждаем о том, чего найти не можем? — не выдержал я. — Или не вы говорили, что знаете, как провести нас туда? В чем тогда смысл всего этого идиотского похода, если ни вы, ни кто-либо другой не знает, как найти этих проклятых аборигенов?
У, в общем-то, полезной способности лейров гасить свою усталость существовал один, но существенный недостаток — повышенная раздражительность, способная вылиться в нечто куда более серьезное. Лично у меня, руки уже чесались по самый локоть...
Но ответила Эйтн, а не Занди:
— Смысл в том, что мы сколько угодно можем бродить по лесам, пока махди сами нас не отыщут, я права?
— Совершенно верно, — все со своей кривой ухмылкой, кивнул его светлость.
— Хотите сказать, это специально?
— Ну, конечно! Теперь нам надо только дождаться, когда хозяева джунглей решат, что их незваные гости поплутали достаточно, чтобы быть принятыми Старейшиной.
— Ваша светлость, — почти неслышно выдохнул Изма, — по-моему, дождались.
Он указывал в густую тень из переплетенных лиан над головой Занди, а глаза округлились от испуга, вот только непонятно, за кого он переживал больше — за себя или же за хозяина. На том месте, куда показывал мект, из тени, словно по волшебству, материализовалась приземистая фигура; из-за сумрака было сложно разобрать нечто большее, чем ее очертания, но уже тогда мне почудилось в ней что-то знакомое — я уже наблюдал этот трюк как минимум пару раз. Когда зажглись два фиолетовых фонарика вместо глаз, все сомнения разом отпали.
— Это они.
Мгновение темная фигура оставалась неподвижной, но потом с ней стала происходить какая-то метаморфоза, пятно стало делиться и множиться, будто живая клетка, и уже не одна, а четыре, пять, шесть фигур смотрели на чужаков в здешних краях сверху вниз своими фосфоресцирующими глазами.
— Там еще, — проговорила Эйтн, указывая в противоположную сторону. — Мы окружены.
Рука девушки инстинктивно легла на кобуру.
— Только без резких движений, пожалуйста, — предупредил нас Занди, по-прежнему не отрывая взгляда от того, что появился первым. — Они должны понять, что мы не представляем угрозы.
Он отстегнул от пояса свой таинственный мешок и очень медленно поднял его на уровне головы. Этот довольно странный ход графа спровоцировал реакцию — свечение тринадцати пар глаз на секунду сделалось ярче, отчего мне стало основательно не по себе. Я в который раз мысленно обругал себя за то, что не прихватил с собой хоть какое-нибудь оружие.
— Они знают, что у вас в мешке?
— Скорее догадываются, — ответил Занди. Он что-то выкрикнул на языке, странно напоминающем утробное урчание желудка проголодавшегося.
Затем на несколько секунд повисло молчание, которое сменилось тихим стрекотанием, отдаленно похожим на смех.
— Что вы им сказали? — спросила Эйтн.
— Что пришел вернуть то, что украл.
От удивления я разинул рот:
— В смысле? Что у вас в мешке?
Но граф не обратил на мои слова внимания, продолжив переговоры на неведомом языке.
— Где он успел выучить их язык? — шепотом спросил я у Измы, но тот не ответил. Казалось, еще немного и бедный мект грохнется в обморок.
Тем временем Занди уже разворачивал мешок у себя на ладони с явным намереньем продемонстрировать все так же остававшимся в тени махди его содержимое.
Громкий и совсем не радостный ропот раздался над поляной, когда граф показал всем маленькую, размером с крупную луковицу, почерневшую и сморщенную, но все еще сохранившую черты лица, засушенную голову аборигена. Я застыл, снова раскрыв от изумления рот, ведь нечто похожее, мы с Эйтн и Ридж уже видели раньше, в лавке Си-Джо.
— Где вы это взяли? — не веря глазам своим, потрясенно спросила девушка.
Уже смотреть на сушеные останки было само по себе неприятно, но как Занди хватало выдержки держать это в руках, уму непостижимо. На аборигенов, кажется, зрелище тоже произвело своеобразный эффект. Они опять застрекотали и один за другим стали выходить на свет, образуя плотное кольцо, в центре которого оказались заключены мы четверо.
Оказавшись лицом к лицу с махди, я обнаружил, что, когда знаешь своего врага в лицо, он уже не кажется таким ужасным. Вблизи выяснилось, что обитатели джунглей куда ниже ростом, чем ожидалось. Я и сам далеко не великан, но даже мне они едва доставали макушками до подбородка. При наличии освещения, их глаза перестали так зловеще мерцать, однако это ничуть не умаляло угрожающей воинственности, волнами исходящей от аборигенов. Их внешность лишь отдаленно напоминала человеческую: голова значительно крупнее, очень грубые черты лица, скошенный лоб и выступающий вперед широкогубый рот, а нос практически отсутствовал. Здесь были представители обоих полов, одетые в одинаковые набедренные повязки. Каждый сжимал в руках деревянный нож, ятаган, пику, либо расписную духовую трубку.
Из-за невозможности прощупать их ментально, мне было чрезвычайно неуютно. Так себя, наверное, чувствуют слепые на один глаз — видеть можно, но угол обзора уже не тот.
Один из аборигенов, судя по виду главный, сделал еще несколько неуверенных шагов к Занди. Выпятив вперед грудь, он что-то зло залопотал на своем. В ответ граф выставил перед собой голову. Махди тут же отступили назад.
— Почему они ее боятся? — спросила Эйтн.
— Потому, что им запрещено ее касаться, — ответил Занди, ухмыляясь, обводя взглядом ночных стражей. — Брать в руки Святыню могут только жрецы.
— Но вы осквернили ее тем, что украли, — сказал я. — Ведь потому вы так отчаянно не хотели вести нас сюда, верно?
— Весьма проницательно, мастер-лейр, — кисло произнес Занди. — Так и есть. Я украл эту голову много лет назад и теперь, рискуя своей жизнью, принес ее обратно, лишь бы вам помочь, так что можете быть благодарны.
— О, да. Как раз, когда из нас решат сварить праздничный ужин, я буду рассыпаться в благодарностях!
— Можете не переживать, Сет, на вас у них иные планы.
— Н-да? Это они вас об этом просветили?
— А вам в голову не приходило, что они прекрасно понимают, о чем мы тут толкуем? — негромко вставила Эйтн. Этого оказалось достаточно, чтобы мы оба приутихли.
А ведь в видеозаписи Аверре один из махди изъясняется на прекрасном риоммском и практически без акцента. Я подозрительно уставился на ближайшего аборигена. Тот смотрел на меня так, будто перед ним кусок слизи. Это навело на мысль о том, что либо махди ненавидят всех чужаков одинаково, либо у них какое-то особое отношение именно ко мне. Второе, отчего-то, казалось более правдоподобным, но установить точно, можно было, лишь дойдя до конца.
— Где Батул Аверре? — спросил я.
— А мне откуда знать? — отозвался Занди.
— Да я не вас спрашиваю! К ним обращаюсь, — и кивнул на аборигенов.
— Думаешь, это поможет? — с сомнением проговорила Эйтн.
— Понятия не имею, — признался я, но для верности повторил, глядя главному махди прямо в глаза: — Где он?
Для пущего эффекта, я сделал так, что деревья вокруг нас возмущенно зароптали, треща стволами, и потирая друг о друга ветками. Пусть разум махди и остается вне моей досягаемости, зато в физическом плане, они ничем не отличаются от любых других нормалов, а значит, кое-какое преимущество у меня все-таки есть.
Мое действие произвело нужное впечатление — аборигены неслабо всполошились. Правда, я ожидал, что они вообще перепугаются и сбегут, — не вышло. Кажется, о лейрах они знали куда больше, чем я предполагал, и понимали, откуда ветер дует...
Главный что-то сказал графу.
— Они пропустят нас в деревню, — перевел Занди. — Но для начала им необходимо обезопасить себя.
— Оружие я не отдам, — тут же сказала Эйтн.
— Им оно не нужно.
Я все еще пытался вникнуть в эти слова, когда главный махди дал сигнал своим соплеменникам. За шумом поднятого мною ветра, не было слышно просвистевшего позади выстрела из духовой трубки. Лишь когда я почувствовал легкий укол в основание шеи, все понял, хотя было уже поздно. Схватившись за ужаленное место, я нащупал маленький шип, очень похожий на те, что были у меня в кармане.
— Минн, — выдохнул я. Все сразу поплыло перед глазами, джунгли завертелись, и меня поглотила темнота.
Глава 18
В деревне
Пробуждение превратилось в пытку, когда стало казаться, будто кто-то щипцами пытается вытянуть мое сознание из глубокого сна. Я извивался и ворочался, требуя, чтобы меня оставили в покое, но терзания все не прекращались и тогда, проклиная все на свете, я, наконец, сел, замахнувшись на того, кто так назойливо мешал выспаться.
Однако рядом никого не оказалось.
Я моргнул несколько раз, опустил руку на одеяло, которым кто-то заботливо меня накрыл. Нахмурился. Как следует протер глаза и осмотрелся.
Пусто.
Место, в котором я себя обнаружил, знакомым совсем не казалось: убогая лачуга, сколоченная из досок, с парой прорезанных окошек и кусками плотной тряпки вместо штор, и узким дверным проемом. Лежал я не на кровати, вместо нее — мягкая шерстяная подстилка, смердящая, точно стадо бешеных буунов . Повышенная влажность и сильный сладковатый аромат в воздухе говорили о том, что я все еще в джунглях.
Мгновенно события, предшествующие далеко несладкому пробуждению, выстроились в голове по порядку ровно до того момента, как мне в затылок выстрелили отравленным минновым дротиком, после которого я и потерял сознание. Сколько времени прошло с тех пор, я точно сказать не решался, хотя мои биологические часы настойчиво шептали о том, что на дворе глубокая ночь.
Откинув в сторону старое покрывало, я бесшумно поднялся и несколько раз осторожно мотнул головой — на случай, если транквилизатор в дротике не до конца прекратил свое действие. Я совершенно не чувствовал слабости, головной боли или тошноты. Более того, я славно выспался, хотя подобного со мной не случалось уже давно. Я ощущал себя полным сил, и только совсем немного хотелось пить.
Странно.
Сделав пару глубоких вдохов, я прислушался к себе, но тело отреагировало совершенно обыкновенно. Тени плескались вокруг меня как обычно, вяло нашептывая что-то, словно шум морского прибоя. Все как будто бы было в порядке... Лишь небольшая припухлость обнаружилась, в том месте, куда воткнулся шип.
Тут я вспомнил об Эйтн и Занди, чья судьба, пусть и на короткое время, стала меня некоторым образом заботить. Но о том, где махди могли их держать, я не имел даже приблизительного понятия.
Подойдя к окну и отодвинув в сторону занавеску, я выглянул наружу. На дворе, как и предполагал, стояла глубокая ночь, но, несмотря на поздний час, вся округа была залита тусклым светом. Спутать его с солнечным было невозможно — призрачное зеленоватое свечение, чьим источником оказались все те же флуоресцентные растения, разгоняли глухой мрак по всему лесу. Хотя увиденное мной за окном едва ли сильно походило на лес, разве что на тот, что я рисовал в своем воображении: с домами на деревьях и узкими, плетеными улочками на канатах.
Мне вдруг захотелось выйти наружу.
Отпустив шторку, я еще раз осмотрелся и теперь обнаружил маленький деревянный столик, незамеченный мною ранее, а на нем стакан. Трудно описать материал, из которого он был сделан, но это было не стекло. Вытянув вперед руку, я мысленно позвал стакан к себе, и тот, без особых препятствий, протанцевал по воздуху прямо мне на ладонь. Стакан не был пуст. В нем плескалась жидкость по виду и запаху очень сильно похожая на воду, но проверять так ли это на самом деле, даже не смотря на жажду, я не стал и просто вернул его на место.
Исходя из того, как встретили нашу компанию, я сделал вывод, что в этой местности мы далеко не гости, а потому закономерно ожидал найти возле двери что-то вроде охраны, и с удивлением отметил, что ее нет.
Отодвинув скрипучую створку в сторону, я осторожно выглянул на улицу, а затем, ободренный отсутствием чьего-либо внимания, вышел из хижины на узкий пандус, за которым развернулся махдийский поселок.
Оценить величину поселения с первого взгляда оказалось делом непростым, но впечатление оно производило весьма глубокое. Домишки тут хоть и были однотипные — сферообразные и без какой бы то ни было претензии на изящество, — но располагались, создавая видимость полной гармонии их обитателей с царившей вокруг природой. Словно колонии причудливых лишайников, они тут и там вырастали из кривых паатов, со всех сторон надежно укрываясь зарослями вездесущего ползучего кустарника. Аборигены явно и со знанием дела выбрали место в лесу, наиболее безопасное от посягательств со стороны хищников и иноземцев.
Кажется, темное время суток в селении сохранялось в течение всего дня, в чем винить следовало слишком густую листву деревьев, но местных это, как будто, не волновало — достаточным освещением здесь являлись цветущие розетки растений-паразитов и люминесцентные грибы. Были и искусственные источники света — над каждым домиком висел заключенный в прозрачную (опять же только похожую на стекло) сферу с отверстиями масляный фонарь.
Но это все вызывало лишь поверхностное любопытство. Куда серьезней меня интересовали сами обитатели деревни, которые, заприметив чужака, спускавшегося на подвесной мосток из отполированных досок, застревали как вкопанные и провожали кто любопытным, кто испуганным, а кто и откровенно враждебным взглядами.
Странное дело, кажется, что до сих пор я не воспринимал их как полноценный народ. То есть я, конечно же, понимал, что они раса, обладающая собственной культурой и бытом, но в моей голове это укладывалось с большим трудом.
Дело в том, что вся эта череда покушений и убийств заставляли меня думать о махди как о неких религиозных фанатиках, приверженцев одной секты, что, по сути, было не так уж далеко от нас, лейров.
