Alexandr(обновление15.02.12)

— В Нижний Новгород. К отцу. Отпуск получил.

— По ранению?

— Да, ногу, басурмане проклятые, проткнули. Уже почитай зажила. На всю зиму отпустили.

— А вы с Персидского походу? — с интересом спросил граф Горенский.

— Да, оттуда.

— И как? Расскажите, поручик.

— Как-как, жарко, — ответил я, пожав плечами.

Собеседники взорвались от смеха.

— А страшно было?

— Как ответить, правдиво или как надо?

— Давайте правдиво.

— Было, как не быть. Но только немного, перед боем. А во время боя о страхе уже не думаешь. Там воевать надо, за полуротой следить, помогать кому. Селяви.

— Это верно.

Рассказы о войне заняли у нас почти целый штоф хлебного вина на рябине. Во время моих повествований к нам присоединялись и другие посетители, которым было интересно узнать о прошедшей компании. С информацией от СМИ тут было туго, и люди использовали любую возможность утолять информационный голод.

— Илья Владимирович, а как вы относитесь к новым инициативе молодого императора по отмене крепостного права?

— Как вам сказать. С одной стороны я всецело поддерживаю эту реформу. С другой, я, конечно, не знаю всех фактов, мне кажется, что реформа несколько поспешна и непоследовательна. Получающееся разногласие между губерниями, где принят закон, и где его не одобрила местная дума, может привести к весьма губительным последствиям. Плюс ко всему, владетельным дворянам не предоставлена альтернатива пополнения собственного бюджета, думаю, это не добавит популярности императору.

Будь я немного трезвее, то никогда бы не стал откровенничать с людьми, с которыми познакомился в этот же вечер. Но хлебное вино, от крепости которого я отвык за время похода, развязало мне язык, и убрало преграду между мыслями и языком, которую выполнял внутренний цензор. А разговор тем временем продолжался дальше.

— Вот, и я так считаю, — горячо произнес граф Горенский.

— Даже молодежь поддерживает. А я знаю, откуда это все пришло. Из Франции и Англии, от их моды на парламенты. У нас всегда было самодержавие, его и надо оставить. В нашей стране может быть только одна власть, божественная власть венценосца.

Разговор горячился все сильнее, к нему присоединялись и те остальные, кто до этого с не меньшим энтузиазмом узнавал подробности о персидской войне.

Когда веселье дошло степени, когда сосед соседа спрашивает, 'ты меня уважаешь', была произнесена фраза, сюда бы гитарку.

Гитара сыскалась, и даже было сыграно пару романсов, но оживления они не вызвали.

— А, чорт с ним, давайте сюда, — крикнул я.

Я редко играл на гитаре, в основном только на выездах на природу. Но эту кислую атмосферу нужно было разогнать. Взяв гитару, я попробовал пару аккордов. Удовлетворившись получившимися звуками я начал:

— Пора-пора-порадуемся на своем веку, — начал я.

На третьем припеве подпевали уже все, даже служки, носившие заказы. Спев еще пару песенок, меня попросили спеть, что-нибудь военное. М-да, пить мне нельзя.

— В руках автомат, потому что солдат, блестят ордена, потому что война, вернулся домой, потому что герой.

Необычный мотив вызвал молчаливое удивление всех присутствующих, все слушали, казалось даже не дыша.

— Соскучилась мать, и от счастья рыдать, а рядом жена, стосковалась одна, ведь им не нужна война-а-а.

В глазах мещанина, лет сорока, со шрамом через всю щеку, появилась слеза. Остальные тоже прониклись. Чему я больше всего удивлялся, уже потом, что никто не спросил, что такое автомат. Или все были вдрызг пьяными, или не обратили внимания.

Утром, как я и попросил, меня разбудилипораньше. В общем зале еще никого не было, и поэтому я позавтракав в одиночестве, быстро собрался и отправился в дальнейший путь.

В Нижний я въехал только к вечеру, когда солнце клонилось к закату. Дом отца находился на Верхне Посадской улице, что примыкала к Нижегородскому кремлю. Поэтому я имел возможность проехать через весь город, и посмотреть его изменения, со времени моего отъезда. Точнее не моего, а моего реципиента. Но, благо я обладал памятью своего реципиента, и поэтому мог сравнивать то, что было до и стало после.

Во-первых, я увидел еще одно подтверждение присутствия в этом времени по крайней мере еще одного попаданца. Сначала я не обратил внимания, но когда до меня дошло, что именно я вижу, выпал в осадок. Железнодорожная насыпь. Она тянулась на запад, в направление Москвы. Интересно, а как долго здесь находится этот второй.

Во-вторых, я увидел новые здания, возводимые вдоль железной дороги. По виду они напоминали заводские цеха. Сам город так же перестраивался. Я увидел, что снесено много деревянных построек, на месте некоторых из них уже закладывались новые дома. Некоторые улицы были изрыты траншеями и я с удивлением заметил в них уложенные трубы.Весь город напоминал великую стройку, а не тихое провинциальное местечко.

Двух этажный особняк стоял там же, совершенно без изменений. Дверь открыл дворецкий Тимофей. Одно название дворецкий.

— Ой, барин, живой, здоровый, приехали. Барин приехал, — громко крикнул он.

На зычный возглас дворецкого сбежались не только мои сестры и отец, но и служанки и два лакея.

Когда вышел отец, то тот гвалт, который создавался всеми встречающими быстро утих.

— Приехал? — тихо спросил он.

— Да, — он подошел ко мне и мы обнялись. Поцеловав меня в щеки, он отошел, будто рассматривая меня.

Такая встреча меня не удивила. Никакой пидорастии в этом не было, хотя первое время такие приветствия меня напрягали.

— Молодец. Располагайся в своей комнате, и я тебя жду в кабинете. А вы не мешайте, только приехал а вы на него набросились.

Комната стояла такой же, какой я ее оставлял. Будто никто и не заходил в нее со времени моего отъезда. Скорее всего, так и было. Наверное, только перед моим приездом, получив от меня сообщение, протерли пыль.

Тимофей вволок оба моих огромных баула в комнату, и что то бормоча себе под нос, удалился. Собственно вещей у меня было не много. Старый мундир, весь потрепанный. Парадный мундир. Тоже не совсем новый, но целый. И новый мундир поручика, который мне сшили в Баку, когда я находился там на лечении. Парадным я еще не обзавелся, собирался сделать это уже здесь. Старый, рванный мундир, я аккуратно сложил на полку в шкафу. Нужно его сохранить, боевое воспоминание.

Еще в чемоданах хранились мои военные трофеи. Я их все приволок домой, хотя мне советовали оставить их на хранение в офицерском обществе. Но кроме английского штуцера, и то из-за его размера, я все взял с собой. Две сабли из дамаска, шпага, три пистолета, бронзовую утварь, в том числе и два кальяна, шелковый ткани, золотые украшения, бусы и серьги из самоцветов.

В общем неплохо прибарахлился.

С раздачей подарков я решил повременить, и отправился к отцу в кабинет. Он сидел за своим столиком, и что то читал, глубоко наклонившись над книгой.

— Садись, садись. Рассказывай, за что тебе Егория и Владимира дают?

— Вы уже знаете, батюшка? — разговаривать с отцом мне было не трудно, спасибо памяти реципиента.

— Конечно, в пятницу будет прием у губернатора, графа Каховского. Мы приглашены, и как я слышал, именно на вручение.

Я рассказал о своих приключениях. Старший Сазонов часто прерывал рассказ, задавая вопросы по заинтересовавшим его темам, и мне приходилось часто соскакивать с основной темы повествования.

— У нас тоже много нового, — проговорил отец, когда я закончил свой рассказ.

— И что же? — спросил я, чтобы подыграть ему. Видно же, что хочет рассказать.

— Я теперь промышленник, ткацкую фабрику построил, англичанина нанял.

— Англичанина?

— Ну, да. То есть не совсем англичанина. А из императорских людей, которые в Англию на учебы ездили. Он теперь мне машины всякие строит, разделение труда строит. Говорит, это поможет.

— И сколько стоила фабрика?

— Почитай десять тысяч уже отдал, и еще пять надо. Взял ссуду в Дворянском банке под это дело. Скоро придут деньги от продажи зерна, с долгом рассчитаюсь и даже останется.

— А продавать, кому будешь?

— Как кому? Купцам естественно.

— Так не выгодно же! — не выдержал я, зная как навариваются эти самые купцы.

— И что же ты предлагаешь? Самому, прости господи, становиться за лавку?

— Конечно нет. Но можно нанять людей которые встанут. И не за лавку, а в большом магазине. Да, я могу такой торговый дом открыть, что люди будут туда ходить только за тем, что бы им полюбоваться.

— Хм. А давай. Спробуй. А я посмотрю.

— Э... — несколько растерялся я.

— Что, рублики нужны? Я же говорю, скоро от хлеба придут, будут тебе.

— Хорошо. Тогда мне нужно будет присмотреть подходящий дом, артель строителей и каменщиков, стекольщиков и плотников. В общем дел не впроворот.

Первое, чем я занялся после этого разговора с отцом, это поиск подходящего здания, для будущего магазина. В своем времени я был стартап-менеджером, то есть запускал новые филиалы магазинов, фирм и прочей коммерции. Здесь я собирался сделать то, что человечество не увидит еще лет сто, сто пятьдесят. Но сказать оказалось проще чем сделать. Свободных площадей в городе было не так много, как хотелось бы. Да и те что были, подходили больше для склада, чем для магазина нового формата, который я собирался строить. Сам город представлял собой огромную строительную площадку. Ломались старые деревянные здания, вместо них строились новые, кирпичные. Большинство зданий были в заданной еще наследником стиле, старорусском времен шестнадцатого-семнадцатого века. Были конечно и в европейском, но таких было меньшинство. За те три дня, что я пробыл в Нижнем, я успел почувствовать ту атмосферу, которая овладела городом. А именно возращением традиционного русского стиля.

Именно любование красотами новых районов города позволило мне найти решение моей проблемы. За Окой строили комплекс зданий, которые должны были стать новой Нижегородской ярмаркой. Решение об открытии первой точки именно там пришло мне после приема у графа Каховского.

На прием мы приехали в санях. Помимо меня и отца, с нами приехали две мои младшие сестренки, Алена и Наталья. Для последней это был первый выход в свет, так что мои трофеи из Ирана пришлись как нельзя кстати. Ехали мы в открытых санях, не смотря на морозец в градусов десять. Одевшись в шубы и накрывшись в меха, мы практически не замечали мороза. Новый дом губернатора быт так же выстроен по последней Нижегородской моде, с красивыми башнями, колоннами, пиками. Большой княжий дворец, только собранный из камня. Внутри так же угадывался русский стиль, хотя было много от дворцов Петербурга, какими я их запомнил по виденному в моем мире. Гостей лично встречал губернатор вместе со своею Супругой.

Вот наконец я и на балу. В первом танце я не участвовал по простой причине. Было не с кем. В том, что я умею танцевать я не сомневался. Мои личные знания, еще с того мира, и навыки моего нового тела позволяли мне быть уверенным в том, что я бы не опростоволосился даже среди такой притязательной публики. Просто я не смог найти себе пару. Девушек свободных было довольно много, но проблема в том, что здесь нельзя просто подойти к понравившейся девушке и сказать ей, пойдем потанцуем. Нужно, чтобы тебя ей представили. А пока я просто стоял в стороне от танцующих, возле небольшого стола, где сидели мой отец и его старый сослуживец, генерал Коныгин. Рядом стояли двое адъютантов. Старые боевые кони вспоминали свою молодость и лихость, при этом ржали именно как парнокопытные. И им было по видимому абсолютно наплевать, мешают ли они кому-то или нет.

— Молодой человек, — я только через секунду понял, что обращаются ко мне, будучи сильно занят разглядыванием местных красоток.

— Да, ваше высокопревосходительство, — откликнулся я генералу.

— А как вы оцениваете военный талант князя Рымника?

Я даже сначала не понял про кого меня спрашивают. Но потом до меня дошло, что так именуют Суворова.

— Его светлость гений, и я считаю, что у него подобралась неплохая команда.

— Даже так. Ммм. А кого вы имеете в виду, говоря о команде, — спросил генерал.

— Генерал Буксгевден, бригадир Исленьев, Исаев, Поливанов, Кутузов. Чего только стоит битва под Шушей, когда мы одним корпусом погнали целую армию.

— Да, да. Я уже не раз слышал об этом от вашего отца.

— Я писал ему.

Тут музыка кончилась и гости стали расходиться к стенам и колоннам, освобождая центр зала.

— Думаю это твое награждение, Илья, — сказал отец, и в его сухом голосе я услышал нотки гордости. Но зная отца, это была гордость за самого себя, за свое воспитание. Ну и пусть радуется. Все равно в армию я не собираюсь возвращаться. После получения георгия и ранения я имел право не возвращаться на службу. Рану я получил еще под Тегераном. А георгия я получу сегодня.

Награждение прошло обыденно. Мне даже стало как то обидно, что награждался не я один, и то, что даже на вручении почетной грамоты в моей школе было больше торжественности. Ну, ничего, я не гордый. Зато вместе с Егорием я получил двести рублей серебром, что было совсем не маленькой суммой. Сразу после награждений ко мне подошел губернатор с супругой и молодой девушкой, очень похожей на героиню в фильме Кавказская пленница (*Наталья Варлей). Такая же задорная улыбка, блеск в глазах, точенная фигурка. В такую девушку вполне можно влюбиться.

— Поручик Сазонов, еще раз здравствуйте, позвольте представить мою дочь, Елену. Илья Владимирович, гренадер и настоящий герой.

— Приятно познакомиться, — пересохшими губами произнес я, и не касаясь, лишь обозначив, поцеловал пальчики подданной мне руки.

Вы не подумайте, что я так реагирую на каждую девушку, и что я так неопытен в общении с ними. Но Елена была так прекрасна, так ослепительно красива и мила, а я так давно не общался с такими прекрасными молодыми девушками, что попросту растерялся.

Как то незаметно родители Елены нас покинули и мы остались вдвоем. Девушка застенчево смотрела вниз и молчала.

— Может потанцуем, — наконец решился я.

Конечно по правилам нельзя было так приглашать девушку, но я так волновался, что сказал так как привык в 21 веке. Но видимо на меня в этот день снизошла божья благодать, и Елена также молча подала мне руку. Меня охватила такая эйфория, это кружение в танце, свет от множества свечей, блеск драгоценностей и такая девушка рядом. Я даже не заметил, как кончилась музыка. Мне не хотелось отпускать ее.

— Тут жарко, Илья Владимирович. Давайте выйдем на балкон.

Я естественно согласился. На балконе мы были не в одиночестве.

— Ваня? — в голосе Лены было удивление, не самое радостное. — Что ты сдесь делаешь?

Молодой человек, с характерной еврейской внешностью, резко обернулся на голос и долго смотрел на нас.

— Уже ничего, — так же нервно, как и моя спутница, произнес он и так же резко вышел.

— Кто это? — постарался спокойно спросить я.

Несмотря на непродолжительное знакомство, я уже считал девушку своей, и эта встреча нанесла мне укол ревности.