Ну чего ты, правда, на глаза мантикорские напряглась? Глаза как глаза, он ведь не человек, он явно тварь с той стороны. Красивый, дьявол... несмотря на глаза...
Мы же с ним разговаривали прошлой ночью, это был не сон, не бред. Зажмурившись, я с некоторым усилием вызвала в памяти — пронзительное ощущение его присутствия, теплое дыхание в затылок, щекочущий горло смех, и — доброжелательное, радостное — "Здравствуй. Я помню тебя..."
Эрайн.
Я знаю имя твое, Дракон. Глубинное, истинное имя, имя темных недр, имя близкого пламени, имя подземных тайн, имя бездны, имя мрака, имя серебра...
Эрайн. Просыпайся. Просыпайся, друг, я жду тебя. Я хочу поговорить с тобой. Я хочу сказать тебе...
— Лесс! Ты там приросла, что ли?
Черт! Сбил весь настрой, ехидна бледная. Ну чего тебе еще от меня надо?
— Я кашу поставил греться. Сейчас поедим.
— А мантикор?
— Мантикор пусть лежит. К ночи очнется, я думаю. Или к утру завтрашнему. Оставь его пока.
Я выбралась на берег. Подол черного старушечьего платья и впрямь оказался распорот, а на ноге краснела длинная царапина, уже склеенная новой кожицей — в мертвой воде действительно можно было лишиться пальцев и ничего не почувствовать. И только потом обнаружить гладенькие, аккуратно заросшие кожей культи.
— Зачем мы его вытащили, Амаргин? Срок его заключения вышел?
— Вроде того, — волшебник переломил об колено окатанную водой доску и бросил в огонь, — Малыш потихоньку начал просыпаться. Это ты его разбудила, между прочим.
— Я?
— А то кто же? Четверо суток просидела у него в голове. Еще когда в мертвом озере валялась. А вчера он окончательно пробудился. Видишь, даже цепи порвал.
— А раньше... он их порвать не мог?
— Не мог, конечно. Он же спал. Ему требовался кто-то извне, вроде тебя, чтобы проснуться.
— Значит... Ты нарочно привел меня сюда? Чтобы я разбудила мантикора?
— Надо же было тебя к чему-то приставить, — маг хитро усмехнулся и подмигнул. — А тут дело хорошее сделала, пользу принесла.
Мне почему-то не понравился его тон. Да и смысл сказанного тоже не понравился. Использовал меня как... я не знаю, как механизм какой-то. Я надулась:
— Еще скажи, что ты знал, что я свалюсь в озеро и промаринуюсь в нем несколько суток.
— Я предполагал, что это произойдет, — не стал отпираться Амаргин. — Малый грот все-таки довольно жуткое место. Но даже если бы ты не отвалялась свои четыре дня в озере, рано или поздно ты бы все равно вошла в контакт с Малышом и разбудила его. Пара дней, неделя, месяц — для него это уже не суть как важно. Он слишком долго спал.
Амаргин улыбнулся, взглянул мимо меня на лежащее в воде драконье тело. Улыбка эта была хорошая, даже нежная, и я малость оттаяла.
— Ну ладно... я все понимаю... Но зачем ты сделал это моими руками, Амаргин? Ты бы и без меня прекрасно мог...
— Зачем сапожник выдает подмастерью кусок кожи, гвозди и молоток? Уж наверно не потому что ему трудно стачать сапоги без посторонней помощи, — маг взял серебряный кувшин, в котором я хранила пресную воду и плеснул немного в комковатую кашу. — Помешай, а то пригорит.
— Тогда расскажи мне о мантикоре. За что он был тут прикован?
Амаргин усмехнулся.
— Хм... "За что?" За руки, как ты успела заметить.
— Амаргин!
— Мне только и заботы, что над тобой подтрунивать... Не интересно — ты быстро выходишь из себя. За какие грехи? Знаешь, он сам тебе об этом расскажет... если сочтет нужным. Давай кашу есть.
Он ловко вытащил котелок из огня — опять голыми руками, словно забыл об утреннем спектакле. Я взяла ложку.
— А ты, Амаргин, ты-то какое имеешь отношение к мантикору?
Я была почти уверена, что он пожмет плечами и скажет "никакого". Однако маг задержал ложку на полпути ко рту и улыбнулся:
— О! Самое прямое. Я, Вран и Малыш вместе обучались у Стайга Ловца. Это было очень, очень давно.
— У Стайга ?
"Ты ведь недавно у Стайга?" — вспомнила я. — "И чему только Стайг тебя учил..."
— Да, Стайгом звали нашего учителя, моего поручителя. Он отправился в путешествие, а за Малышом велел присматривать нам.
— Эрайн упоминал о Стайге, — пробормотала я. — Ой, я хотела сказать — мантикор...
— Я знаю его имя, — поднял ладонь Амаргин. — Ничего страшного. При чужих только не говори. Называй его Малыш.
— Он, кажется, решил, что я — тоже ученица Стайга.
— Парень слишком долго спал. У него сместилось восприятие времени.
Амаргин увлеченно зашаркал ложкой по дну, выскребая поджаристую корку. Некоторое время мы молчали, доедая кашу. Потом маг напился воды из кувшина, вытер рукавом губы и сказал:
— Я хочу, чтобы ты помогла Малышу привыкнуть и разобраться что к чему, хотя бы на первых порах. Это будет полезно для вас обоих. Кроме того... — Амаргин нахмурился и потер пальцем переносицу, — Кроме того, я должен предупредить кое о чем. Будь готова к некоторым сложностям... У парня серьезные неприятности, с которыми он должен справиться. Иначе... иначе он погибнет.
Я напряглась:
— Что с ним такое?
Волшебник поморщился. Выдержал паузу. Потом неопределенно пошевелил пальцами:
— Прошлое. Его прошлое. Оно никуда не делось, оно осталось с ним. Хуже того — прошлое проснулось раньше и теперь пытается взять верх. Малыш расскажет, если захочет. Ты просто знай, что ему сейчас будет очень, очень тяжело.
— А что я должна делать?
— Старайся не оставлять его одного.
Я перевела взгляд на огромное тело, бессильно раскинувшееся в воде, и пообещала себе, что не спущу с него глаз. Если за Эрайном и числилась какая-то вина, то разве она не искуплена веками заточения?
Амаргин встал.
— Ну, ладно. Дерзай, Лесс. А мне пора, — он со смаком потянулся, похлопал себя по животу, — В кои-то веки поел горячего... Посуду помой, слышишь? Потом, сейчас проводи меня.
Я поднялась следом. Мне не хотелось, чтобы он уходил. Что ни говори, но оставаться один на один с мантикором, который вот-вот проснется, было как-то... неуютно. Однако просить Амаргина остаться неразумно вдвойне — он все равно уйдет, да только на прощание скажет какую-нибудь колкость. Хотя сегодня он был необыкновенно мягок и приветлив, и разговаривал со мною по-людски. И чего на него нашло? Или это я вела себя паинькой и порадовала старика?
Мы вышли наружу. Жара спала, но воздух был неподвижен и тяжел. Солнце перевалило зенит и уверенно катилось к западному горизонту. А на юго-востоке небо заметно налилось жутковатой синевой — Пепел оказался прав. Шла гроза.
Амаргин махнул рукой:
— Ну, мне пора. Не балуйтесь тут, — и ступил на качающийся камень, первый в цепочке валунов, соединяющих берега.
Что ж. Все не так плохо, как мне мерещилось. Все совсем не так плохо. Амаргин назвал меня ученицей, эдак походя назвал, словно между прочим, словно и не знал о грызущих меня сомнениях... Ага, не знал. Все он прекрасно знал, просто не считал нужным... Ну и шут с ним. Мне даже не обидно. Он учитель, а я — комок глины. Он лепит, месит, бьет, поливает холодной водой, кладет под пресс... Да, учитель. Спасибо, учитель. Как пожелаешь, учитель...
А мантикора, значит, зовут Малыш. И Ирис тут ни при чем. Малыш — это мантикор, а Ириса тут и рядом не стояло... Значит, я тогда ошиблась.
И спутала желаемое с действительным.
Очень хотелось думать, что у меня есть к Ирису хоть какая-то ниточка. Ниточкой была свирель. Но теперь ее нет.
Но я ее найду. Я вернусь на ту сторону и разыщу Ириса. Я вылечу от мучительной болезни короля Нарваро. Я разгадаю Пеплову загадку и помогу ему. Я подарю Ратеру земельный надел, чтоб никто никогда не смел выгнать его из дома. Я отправлю Кайна и его собаку в сумасшедший дом, а если такого дома в Амалере нет, то я его построю. Самым охраняемым обитателем этого дома будет принцесса Мораг. У нее отберут плеть и наденут на нее смирительную рубашку. А еще у меня будет верный защитник и преданный друг, мое ручное разумное чудовище. Королеве придется считаться со мной. Я превзойду Амаргина. Я буду могущественна и свободна. Я буду жить вечно...
Я вернусь на ту сторону и скажу — Ирис. Ты же поручился за меня. Как ты мог...
Под соснами было темно, но и когда мы выехали на берег реки Ольшаны, светлее не стало. Небо хмурилось. Из-за кромки леса, клубясь и кувыркаясь, накатывали тучи. Где-то далеко, за нашими спинами, за дюнами, над морем, рокотал гром. Буланый конь встряхнул головой и прижал уши.
На открытом берегу метался ветер. Пахнуло водой — пресной водой, без примеси йода или соли, встревоженной речной водой, сырой травой и мокрой глиной. Прибрежные ивы лохматило воздушным потоком. Рыжий плащ моего спутника вздулся горбом, задрал полу, и, мелькнув черной подкладкой, больно хлопнул меня по щеке.
— Гаэт!
На волне лиственного плеска и ропота взлетел хриплый оклик. Я вытянула шею, выглядывая из-за плеча моего спутника — но тут же получила ворох жестких волос в глаза.
Конь прибавил шагу.
— Добрая встреча, Амаргин.
— Добрая, Гаэт Ветер. Рад тебя видеть. Кого это ты везешь?
Я, наконец, отплевалась от чужих волос.
— Амаргин!
— Ага, это ты... — волшебник из-под руки разглядывал меня. Громоздкий балахон его хлопал, волосы то и дело засыпали лицо, — Это хорошо, что ты нашлась... Я тебя уже искать собрался... Где ты ее подобрал, Ветер?
— На берегу. Ее едва не сцапала горгулья.
— Ого! Где-то обнаружилась крысиная нора?
— Плакальщица недосмотрела. Который раз уже. — Мой спутник покачал головой. — От нее вечно полуночная нечисть ползет. Эта смертная едва не проделала дыру к демонам.
— Гаэт, я заберу девицу.
— Она твоя?
— Ну... почти. Не совсем.
— Не морочь мне голову. Что значит — не совсем? Кто за нее поручился?
— Ирис. Еще не поручился, но обещал. Если не передумал.
С чего бы ему передумать, обеспокоилась я. И вообще, странные какие-то намеки... Разговаривают, словно меня тут нет.
Гаэт обернулся, я увидела его резкий хищный профиль и длинную, аж до виска, медно-рыжую бровь.
— Пойдешь с ним?
— С Амаргином? Да, конечно...
— Тогда слезай.
— Слезай, Лесс, — Амаргин протянул руки и я соскользнула с конского крупа ему на грудь.
Рыжий Гаэт, хмурясь, смотрел на нас с высоты седла. Плащ вздыбился крылом, заполоскался, защелкал. Гаэт сказал:
— Скажи Босоногому, чтобы не отпускал от себя игрушку. Или сам за ней следи. А то пропадет девчонка. И, если он раздумает ручаться, дай мне знать, Амаргин. Я отвезу ее обратно, в серединный мир.
— Договорились.
Всадник коротко кивнул, поднял ладонь, прощаясь, и развернул коня.
— Спасибо, Гаэт! — крикнула я запоздало.
Он снова махнул рукой — и тут стеной ударил дождь. Водяной занавес моментально разделил нас, силуэт всадника истончился, расплылся и через мгновение исчез.
— Амаргин... а где Ирис?
— Пойдем-ка отсюда... Давай руку.
Дождевой шквал, едва задев нас, пронесся над рекой, взбивая пену и пузыри на воде. Ни я, ни Амаргин даже толком не намокли. Однако с юга и юго-востока в нашу сторону летели рваные полотнища ливня, а взбаламученный воздух переполняла водяная пыль.
— Где Ирис? — я спешила за волшебником по мокрой траве, навстречу ливню. Волосы и платье мои были насквозь пробиты гроздьями капель.
— Не знаю.
— Как — не знаешь?
— Да вот так — не знаю. Откуда ж мне знать, где он шастает, босоногий? Где-то бродит. Захочет — объявится.
— А... куда ты меня ведешь?
— К себе. Куда же еще.
— Но я хочу к Ирису!
Амаргин, полуобернувшись, смерил меня насмешливым взглядом.
— Да ну? А чего он тебе вдруг сдался, этот Ирис?
Я даже споткнулась от неожиданности.
— Как — "чего сдался?" Ирис нашел меня, и... и...
— И что?
— Ну... он, вроде бы, взял меня... под покровительство... по крайней мере, он обещал...
— А ты что — собачка бездомная, чтобы тебя найти и взять под покровительство? Ты что, так и собираешься таскаться хвостом за парнем, пока ему это не надоест?
Я хлопала глазами:
— Постой, Амаргин, он же сам...
Теперь мы стояли друг напротив друга, в зарослях цветущей мяты. Поэтому, или по какой-то другой причине, но вокруг ощутимо похолодало, а в воздухе появился отчетливый снежный привкус.
Амаргин скривил бледный рот:
— Лесс. Мне не интересны твои девичьи переживания. Избавь меня от трагедий, а? Я стараюсь тебе помочь просто потому, что мы одной крови. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда поняла: Ирис — не человек. Вран — не человек. Гаэт — не человек. Здесь вообще нет людей... почти... Уподоблять жителей Сумерек людям — большая глупость. Все. Я тебя предупредил.
Водяная стена налетела на нас со скоростью несущейся под гору телеги. На пару мгновений я ослепла.
Когда мне удалось разгрести прилипшие волосы и проморгаться, Амаргин уже бодро шагал прочь. Темный южный горизонт на мгновение пророс дрожащей сетью молний, полыхнувшей и погасшей, оставившей после себя на тучах призраки черных трещин. С юга накатился громовый грохот, ливень, словно лебединая стая, захлопал сотнями тяжелых крыл, и пространство вокруг меня сузилось до крохотного пятачка, на краю которого едва маячила черная амаргинова спина.
Я приставила руку козырьком ко лбу. Вода в реке бесновалась и прыгала вверх, на косые прутья ливня, подобно раздразненной собаке. Оскальзываясь и спотыкаясь, я двинулась вдоль по берегу вслед за волшебником. Неожиданно он остановился, и я наткнулась на его предостерегающе вытянутую руку.
— Что?
— Погоди... не двигайся.
— Что?..
Одна из ив, чьи расчесанные ветром косы сейчас путала и трепала взбаламученная река, неожиданно клюнула склоненной головой, замерла, содрогаясь в налетевшем шквале, и вдруг всей массой качнулась вниз, будто упавшая на колени женщина. Еще одна долгая пауза, во время которой дождь лупил ее по спине и остервенело рвал одежду, а потом она медленно, с разворотом повалилась навзничь, в мятущуюся воду, выворотив из песка скрученные узлами корни, сминая и таща за собой лохмотья незабудкового ковра.
— Странно, — пробормотала я, — Почему она рухнула? Здесь низкий пологий берег... И почему не подмыло ее соседок?
