Тропой лекаря - 2. Дар смерти

— Стоять!

Замерли все. Даже больной, который по стеночке пробирался в отхожее место.

— Что понадобилось храму в лечебнице для бедных?

Вопрос был задан, вроде бы лениво и нехотя, но ты поди, не ответь... Храмовник и не пытался.

— Предстоящий Фолкс решил, что при каждой лечебнице должен быть хотя бы один пастырь. Чтобы было кому утешать и напутствовать грешные души.

— Замечательное намерение! — горячо одобрил герцог. — А тут вы молельню оборудовали, да?

И пошел прямо на храмовника. Тот как стоял, так и влепился в стеночку.

Герцог широко распахнул дверь.

Хм-м...

На молельню это было похоже, как я на куртизанку. Помещение было заставлено какими-то приборами. Поблескивали золотые проволочки, пробегали искорки между драгоценных и полудрагоценных камней...

— Это теперь нужно для душенапутствия?

Рамон Моринар даже не язвил. Не издевался, не проскальзывали в его тоне ехидные нотки. Но выглядело это ужасно.

— Это... для очистки!

— Душ?

— Это место долгое время было средоточием горя и боли. Чтобы впредь было легче....

Дальше я не слушала, подозреваю, что и герцог тоже.

Вот ведь бред собачий! В каждой лечебнице кто-то умирает, а кто-то и рождается, положительные и отрицательные эмоции перекрывают друг друга и получается вполне нейтральное место. Уж всяко без очистки обойдемся...

Рамон осмотрел приборы, потрогал один из них пальцем, и вынес решение:

— Ладно, чистите. Но чтобы через два дня тут была приличная молельня. Лично приеду проверю.

Судя по кислой морде храмовника — первой службой будет заупокойная по некоторому слишком наглому герцогу, но Моринар и не подумал обращать на это внимания. Улыбнулся...

— Мне нужен полный список всех лекарей и служителей, которые в ту ночь занимались раненными. Корона требует.

— Ваша светлость! — прибежавший Растум так низко поклонился, что едва пол макушкой не задел. — Такая честь...

— Господин... Русум?

— Растум, ваша светлость.

— Да, именно так. Подготовьте мне полный список отличившихся в ту ночь. Кто был здесь, кто что делал... да, это ко всем относится. Коронная награда ждет своих героев.

Рамон многообещающе улыбнулся, а я вдруг подумала о другом, совсем другом.

— Ваша светлость, а почему — всем? — пискнул Харни.

— Чтобы никто не соврал, не приукрасил... и да, увижу, что все написано под диктовку — глотку вырву, — проинформировал герцог.

А ведь это не просто так, нет. Что ему — мало было бы списка от Харни? Для наград-то?

Более, чем достаточно. А герцог требует полный рассказ... зачем?

Шарик.

Тот самый, который я извлекла из ран герцога. Который неясно как туда попал, но точно неспроста. Но если кто-то думает, что я нанималась сюда таскать каштаны из огня и разнюхивать, кто виноват...

Э, нет!

Мое главное желание — спокойно жить и работать, а с остальным герцог пусть сам разбирается.

Моринар правильно понял мой взгляд, отвесил на прощание поклон и удалился, сообщив, что через два дня он явится за списками, тогда же и молельню осмотрит.

Скрипнув зубами, уполз храмовник. Растум перевел взгляд на меня.

— Вета, а с чего вдруг такая любезность со стороны герцога?

— Любезность? — так же искренне удивилась я.

— Он тебе руку поцеловал, — глаза у Сиенты были большие-большие...

Я осмотрела запястье, потом кисть... ничего нового на них не появилось и не убавилось.

— А что в этом такого?

— Это же герцог Моринар!

— И теперь ему запрещено быть вежливым?

Зря я это сказала.

В глазах Сиенты зажегся опасный огонь, и в следующий час на меня бы вывалили всю подноготную, но — ура! Принесли мужчину с ножевой раной, и я отправилась работать.

Да здравствуют больные... гхм...

* * *

Гентль Шир злобно посмотрел на подручного.

— Как так? Моринар?

— Сам Палач! Явился, словно его туда приглашали, и заявил, что дело хорошее, надо бы молельню сделать.

Гентль даже ногой топнул.

Молельню?

Всякому отребью?

А не жирно ли будет! Вот его бы воля, он бы вообще таких тварей травил, как тараканов! Ибо недостойны жизни! Вот кому и зачем нужна эта... эта дрянь помойная?

Что они хорошего делают?

Жрут, гадят, плодятся, как мухи... все!

Его бы воля, все бы они давно были загнаны в специальные работные дома и трудились на благо высших, к коим Гентль причислял и себя.

А что? Маг ведь, хотя и слабый! А потому заслуживает уважения...

Мысль о том, что Моринары тоже маги, да и посильнее будут, чем он, храмовнику в голову предусмотрительно не приходила. Все равно выгонят!

— Молельню ему... а приборы куда?

— Н-не знаю...

Гентль принялся расхаживать по комнате.

— Сегодня все было тихо?

— Д-да...

— Точно?

— Ну... один раз мне показалось, что что-то есть, но... это могло быть что угодно.

— Нет! Это мог быть только маг жизни!

— Тогда это был он. Но или очень далеко, или рядом, но очень-очень слабо...

Гентль задумчиво кивнул.

— Либо у нас слабый маг, либо искусный...

Вложить в заклинание слишком много силы — известная ошибка. Гораздо труднее воздействовать точечно. Кинуть огненным шаром — несложно, куда как труднее уколоть огненной же иголкой в нужную точку.

— ладно. Поговори с этим... как его?

— Растум.

— Вот-вот. Поговори с ним и скажи, что тебе нужна еще одна комната. Перенесешь туда все приборы, а эту комнату сделаешь молельней. Понял?

— Да, служитель.

— Тогда иди!

Когда за подручным закрылась дверь, Гентль молча возвел глаза к потолку, в этот миг, как никогда напоминая Шантра Лелуши.

— Светлый, ты видишь ЭТО! С какими идиотами приходится работать! И чего ему на месте не сиделось?

Светлый привычно молчал. Видимо, тоже обдумывал, с какими идиотами ему приходится разговаривать...

* * *

Ночной стук в окна давно не был для меня неожиданным. Правда, увидеть мордочки двух беспризорников, я все же не ожидала. Но открыла.

— Шнурок! Шнырек!

Шнурок был по-прежнему растрепан, вихраст и теперь уже вполне доволен жизнью. Шнырек же...

Мне было просто приятно смотреть на мальчишку, которого пришлось собирать малым не по частям! А сейчас почти здоров! Силы-то я в него влила — каждому на зависть!

— Здрасте, госпожа Ветана! — хором проговорили мальчишки, — а мы вам рыбки принесли!

Рыба была шикарной. Свежепойманной и еще хлопающей жабрами. Но... так я и поверила, что ради благодарности они пошли ночью ко мне? Да еще с рыбой...

— Ну, раз сами принесли, сами и чистите, — усмехнулась я. — А я сейчас поджарю ее. Будете?

У мальчишек явственно потекли слюнки. Но...

— Госпожа Ветана, вы уж простите... — слово взял Шнурок, как более опытный. — Мы по делу...

— Что случилось?

— Главный наш, Косяк, ногу сломал.

Я вздохнула, и принялась собирать сумку.

— Рассказывайте.

А чего тут было рассказывать?

Шел, оскользнулся, упал, очнулся — нога торчит под нехорошим углом, на глазах опухает и болит — аж жуть! Конечно, стайка своего главаря не бросит, но помочь-то ему надо! А то еще воспалится что, или хромать будет...

А он, между прочим, в ученики хотел со следующего года, к одному капитану на борт напросился, может, хромота в море и не порок, а все же...

Я сунула Шнырьку пару длинных дощечек, которые для меня лично выстругивал десятками местный столяр. У него оставались отходы производства, и подходящие переправлялись ко мне. На лубки. Разных размеров, толщины... денег с меня за это не брали, все равно уходила продукция влет. То детям, которые носятся по всем скалам и дырам, то их родителям.

Главареныша я примерно помнила, думаю, этих хватит. А если длины будут — потерпит. Или отломают по размеру.

— Он вас послал, или сами пришли?

Мальчишки переглянулись, вздохнули, потупились... верилось плохо.

— Ладно. Сделаем вид, что сами. Дадим возможность вашему Косяку сохранить лицо.

Шнурок весело тряхнул вихрами.

— Видишь, Шнырь! Все она понимает! А ты говорил...

Я усмехнулась. Насколько я догадалась, сломавший ногу главарь, сначала гордо ругался, а потом, когда начал соображать, что может остаться или без ноги, или калекой, решил попросить единственного лекаря, который точно не откажет. Потому как дура.

Меня.

Рыба же, видимо, служила оплатой за прошлый раз и задатком за этот. Но не отказывать же?

— Ладно, пойдемте. Эх, опять мне рыбу самой чистить...

— А я ее снаружи вам подвешу, под козырек, чтобы кошки не добрались, — заюлил Шнурок. — А если хотите, буду вас обратно провожать, тогда и почистим...

Я махнула рукой. Судя по звездам, когда мы обратно пойдем, поспать уже не удастся.

— Ладно. Тогда и пожарим, и съедим.

Мальчишки не возражали.

* * *

Главареныш лежал там же, где и в прошлый раз. Только сейчас вид у него был куда как хуже. Белое лицо, прокушенная губа, слез, правда, нет, но ему определенно больно. И нога...

М-да.

Закрытый перелом, да еще со смещением. Но кажется, без осколков.

— Как это ты так паршиво?

— На камне поскользнулся, а там другой камень. И я на него упал неудачно, — скрипнул зубами мальчишка.

— Нога опухла так, что смотреть было страшно. Хорошо хоть штаны снять догадались, успели...

— Ладно. Скажи ребятам, пусть воду греют.

Говорить и не надо было, мальчишки без напоминания шустрили по пещере. Я достала маковое молочко, капнула немного на ложечку, прикинула на глаз дозу, добавила еще одну каплю к двум имеющимся.

— Слизни.

Косяк послушался.

— Горько.

— Зато больно не будет. Ногу сложить надо, вытянуть... это неприятно. Успеешь еще наплакаться.

Парень кивнул, и откинулся на спину. Глаза его постепенно мутнели.

Я осторожно прощупывала кость.

Дар тоже работал, но не в полную силу, так что заметно не было.

Перелом. Со смещением. Без осколков, что уже неплохо. Надо вытянуть ногу, так что нужна будет помощь, одна я не справлюсь.

Я оглядела мальчишек, приглядывая тех, кто покрупнее.

— Так... вот ты и ты. Вас как зовут?

— Кулак.

— Бочонок.

— Будете сейчас помогать. У него кость сломалась, а края кости сдвинулись. Если не сложить — плохо будет. Я буду вытягивать ему ногу, чтобы свести осколки, а вы будете его держать, где я скажу. И крепко. Справитесь?

— Поможем! — Шнурок опять вылез вперед.

Я покачала головой.

— Тут кто покрупнее нужен. Ты не справишься. Не обижайся...

Мальчишка и не подумал обижаться.

— Еще тогда Буфета возьмите. Он сейчас воду принесет...

Когда все было готово, а Косяк крепко уснул, я принялась за дело. Мальчишки держали, я тянула, что есть сил, и чувствовала, как смещается кость... тут уж пришлось плюнуть на все и контролировать своим даром, чтобы отломки встали на нужные места. В прочем, кто это заметит в полумраке пещеры? Это же не полноценное вливание дара, тут внешних проявлений почти нет.

Наконец кость совместилась, искалеченная нога сравнялась по длине со здоровой, я ловко зафиксировала ее, наложила лубки, и принялась обматывать бинтами. Эх, как же мне не хватает грамотного ассистента!

Но я и так справилась! И с переломом, и с добавлением силы к месту раны. Каждый раз, когда моя рука оказывалась внизу, скрытая ногой пациента, с пальцев сползали искры, впитывались под повязкой...

— Ему теперь надо лежать... дней десять. Потом я приду, осмотрю ногу. Переломы быстро не заживают, начнет дергаться — кость опять сместится, и хромать он будет всю оставшуюся жизнь. Или нагноение начнется, придется резать. Объясните ему это...

— А в туалет?

— Утку купите, — окрысилась я. — Тазик под попу подсуньте! Но чтобы лежал!

— А...

— Что он — здесь себе применения не найдет!? Пусть, вон обед на всю ватагу готовит! Подтащите ему все необходимое поближе... ну и проведывать будете. Сможете?

Мальчишки запереглядывались, а потом закивали. Мол, сможем.

— Вам бы костыли...

— Мы можем сделать, я у столяра учился, — вытянулся Шнырек.

— Это хорошо... я сейчас нарисую — какие. Конечно, ему бы месяц полежать, так ведь не справится.

— Не на что, — вздохнули мальчишки.

Я покачала головой.

— Его бы тоже к нам в лечебницу...

Вообще, такой перелом заживает долго. Месяц бы парню полежать с вытянутой ногой, потом еще месяц, пока кость срастется, и еще третий месяц. Но это для домашних мальчиков.

А я Косяка тоже взять к себе не могу, да он и не пойдет.

Что я могу — ускорить заживление, примерно втрое. Если бы я выплеснула всю силу, он бы вообще завтра-послезавтра бегал, что тот конь, но и храмовники бы тут уже забегали. Не стоит.

А так и по чуть-чуть, и незаметно, и нагноения не будет, и кость срастется быстрее.

— Он не пойдет, — протянул Шнурок.

— Да я и не предлагаю. У нас сейчас места почти нет, храмовникам нашли, а больным — отказываем! — чуть не плюнула я.

Мальчишки переглянулись.

— Храмовникам?

— Ну да. Сделали у нас какую-то гадость... — и тут мне в голову пришла мысль, как сделать ответную пакость храмовникам. И я спокойно описала и комнату, и ее расположение, и все, что туда натащили храмовники, особо напирая, что все приборы, в основном, из драгоценной проволоки и камешков, и что лечебница не закрывается...

Кажется, Косяк тоже меня слышал, хотя и притворялся, что спит.

Я понимаю, что подталкиваю детей на нехорошее дело. Но...

Прибор найти несложно. А вот камешки и проволоку — намного труднее. Уж это-то я отлично знаю — если прибор украдут и разберут на составляющие, они ничем не будут отличаться от обычной ювелирки.

И потом, Храм обязан помогать нищим и обездоленным?

Обязан! У них так в книге Светлого записано! Вот и пусть помогают! А размер помощи и ее вид обездоленные и сами выберут. Даже сами возьмут, чтобы храмовники не утруждались лишний раз!

* * *

Дома я накормила Шнурка и Шнырька жареной рыбкой и пригласила заходить через десять дней. А потом отправилась на работу.

Меня ждал новый и не самый легкий день.

* * *

Нелегкий день был и у Рамона Моринара.

Пока дядюшка болел, его величество с легким сердцем навесил на Палача обязанности канцлера. Хотя Рамон чуть ли не слезно просил топор и плаху.

Как же!

Его Издевательское Длиннохвостое (и ядовитохвостое) Величество ответствовало, что репутацию поддерживать надо. Так что изволь пугать народ. А то палач неубедительный получится.

От обязанностей не освободил, но дал приказ принести в кабинет канцлера топор и плаху.

И принесли ведь.

Сволочи!

Так что Рамон был не в лучшем настроении, когда Темный принес к нему в гости тиртанского посла.

— Я заявляю протест!

Подобных заявлений Рамон и в лучшие-то дни не терпел. А уж сейчас...

— И по поводу чего протестуете? Да вы садитесь, располагайтесь, будьте уверены, мы во всем разберемся...

Мягкость голоса Палача насторожила бы любого. Но тиртанец с ним знаком не был, и ошибочно принял ласку за уступку. Наивный посол попробовал надавить.