— Так что ж тогда делать-то, Сань, а? Придумай же что-нибудь, ты ж у нас мужик ушлый...
— Херушлый... Придумал уже. И обслюнить это дело даже успел ужо. С военкомом... Кореш мой давишний, да и должок у него передо мною... имеется. Имелся.
— Что, нежто в армию опять? Он же отслужил!
— А и правда, дядь Саш... Контрабасом, что ль?
— Херобасом. Размечтался, тля... Может, офицериком возжелаете, господин хороший? Енералом, блин... Срочником пойдёшь. Енералов до хрена, а этих вот которые просто служивые, так вот их как раз и не хватает, покуражиться чтоб над кем было — понял? Аж откуда хочешь гребут, хоть с под суда, хоть бы и вовсе с нар... Тюремных. Не хотит народ служить. Шлангуют, бегают, откупаются... А их ловят... Не слышал, что ль, даже премия теперь ментам положена? За уклониста? Тридцать полновесных деревянных тыщ за кажную харю дезертирскую. Тридцать — понял? Разве что только не сребреников...
— Слышал... Так я-то тут с какого боку-припёку? У меня в военном уволен в запас значится. Вона, Колюстика, того сразу сграбастали, а меня — отпустили. Предварительно обчистив, правда, но — Москва, она Москва и есть. Столица, блин, всей этой пакости.
— Херакости. Ты, милок, призвался-то когда?
— Когда?
— Херда... В мае прошлого года. Значит, срок твой только в этом месяце и вышел. Бы. В общем, как тогда с военкомом договорился, так и теперь — уже. У них план призыва горит. Пойдёшь как призывник, новобранец, в смысле, а билет военный тебе новый выпишут. Но и этот пока с собой возьми, вместе с паспортом — от греха, понял?
— Уууу... Раз убили уже, так что, надо таперча чтоб совсем вовсе укантропупили? В своём ли ты уме, Сашенька!
— Херашенька... Это — единственный вариант. Иначе... Как блин на хрен ни крутись, а жопа, она, блин, всяко сзаду нах получается. Из армии, чтоб выдача была, надо не знаю уже чего отчебучить блин, по нонешним-то временам. Это ты, мудак, добровольно тогда, не зная, блин, броду... Прочих же хрен отловишь чтоб забрить.
— Так как же это так же? Ты ж, Витюнечка, в этот всё хотел... Так мечтал, чтоб на начальников где учат... И в армию из-за этого, чтоб льгота... Баллов не хватило, а у Марьпетровны дуб-дубом, еле тянули, так у него хватило. А ведь ты ж так мечтал, так мечтал... Сделать, чтоб по справедливости всё!
— Хренивости... У начальников, чай, тож детки есть, вот они-то в таких институтах и обучаются. А потом нами руководят... Да так, что руки эти, которыми они водят, не грех и поотрывать бы на хер к херам. Так что — забей. Собирай вещички, и, на первом автобусе — полчаса времени у тебя ещё на сборы — в Волхов, а там прямиком в военкомат дуй. Знаешь где, иль подсказать?
— По компу посмотрю...
— Херомпу. До поворота на Парковую доезжаешь, ну, колесо это где, оборзения, с каруселями, там выходишь, на другую сторону, оттудва автобусом, 31 или 4 номером, или на маршрутке... Не помню. До Новгородского шоссе...
— Ладно... Пешком дотопаю.
— Херопаю. Сказал автобусом — значит, автобусом, блин. Полицаям волховским тебе нельзя попадаться, заметут, помаринуют малёха, придёт указивка отседва — а я её никак не могу не отправить, только что ежли на пару-тройку часов задержать — и суши тогда сухарики в дальний путь Владимирским трактом. Так что — вперёд!
Россия. Ленинградская область. Город Волхов. Районный военный комиссариат. Военком, подполковник Спокойников Игорь Анатольевич, почти человек. Старшина Тельцов Александр Фёдорович, ментяра.
12:42 05 мая 2014 года.
— Херобилизация... Кстати, а что там у Витька, ну, настоящего, за спецчасть была?
— Да какая в жопу спецчасть... Обычные мазутники, мотострелки, кажись... В Астраханской области... Они тут у меня то и дело пасутся. Клиенты не хуже других. Хотя, конечно, кто сейчас разберёт. Спецура, она шифроваться любит, иной раз хрен поймёшь, что да как. Знаешь, а таки ж вспомнил я его, настоящего, в смысле, ну, Витька твоего.
— Херка. Не моего.
— Ну, ты понял, об ком я. Он же ж и правда всё в какой-то спецназ просился, а сам — соплёй перешибить, и больной весь, плюнь — рассыпется да говном потечёт, очкарик задроченный. А всё туда же, в пираньи, блин нах... Затрахали до корней зубов такие вот комсомольцы, блин, добровольцы. Здоровяка, тля, хер загонишь, а хиляки-романтики рвутся. Думают, там их здоровше сделают... Драться научат... Как же — как же... Так их только там таких и ждали, твою мать блин нах.
— Хренах. Материшься, блин, как тот Винни-Пох на пожаре...
— А ты что, слышал?
— Херышал... Я тогда молодой ещё был... Совсем. До армии ещё... ВПП тадыть в питерской мэрии ещё ошивался, под Собчаком, то есть, ну, и свалились они как-то к нам на турбазу, всей, значицца, сановною сволочью. Знамо дело отдохнуть, расслабиться... а ночью оно возьми да и загорись. Папашу маво, естественно, вызвали — такое дело! А я, значь, за ним увязался. А там этот. Таким и запомнил его — стоит, понимаешь, в глазах отблески зарева красным, весь мокрый, выражается как бы не почище матёрого шоферюги-дальнобойщика и — командует! Да до того ж толково всё у него выходит, да так уверенно, и такое у него прям таки упоенье на лице... Кого-то там вытащил даже. Из огня, в смысле. Папаша, кстати, говорил, что-то там нечисто, с пожаром тем. Поджог, что ли. Но потом — никто ничего.
— Так ты б теперь его и пораспросил бы, папашу-то. История ж... Глядишь, мемуары издашь.
— Херуары. Теперь никак. Погиб папаша. На боевом посту. В 90-е знаешь, как оно было.
— Ну извини...
— Чё ж там, дело прошлое... А он истинный мент был. Своего, знам дело, не упустит, но и чтоб порядок был, на том и стоял. Подмазать, по мелочи ежли, дык эт завсегда можно, но чтоб вовсе купить, эт хрен... Ладно, потопал я. Всё, как договорились, лады? Да, и это... Постарайся побыстрее. Пока в городе не прочухались. Лучше сегодня. К обеду или раньше.
— Будь спок. Заезжай, как будешь ещё.
— И ты к нам. На рыбалку, ну, и вообще...
Город Волхов. Районный военный комиссариат. подполковник Спокойников Игорь Анатольевич, военком, капитан Костенко Виталий Викторович, командир второй роты третьего мсб 14-й ОМсБр. Вроде люди.
16:21 05 мая 2014 года.
— За этих вон можно будет слупить. За этого тыщи по три, а за того, пожалуй, и пятерик потянут. В месяц. Но — могут подъехать. На присягу там, и вообще...
— Ясно. Ставим галочку. За которого пятерик? Этого? Ага...
— Эти вот... Слупить ничего не получится, но... В общем, родичи достаточно серьёзные люди. Ну, не так чтобы, но проблемы могут быть.
— Понял. Ставим нолик.
— Ну, а эти четверо... Неполные семьи, алкаши и прочее в этом роде...
— Ставим крестик.
— Э, э, полегче! Никаких крестиков чтоб! А то понаприбывали уже эти вот такие твои крестики двухсотым, блин, грузом. Скандалу не оберёшься... Я, вообще, за такие вещи штрафовать блин буду!
— Да нет, не то что ты подумал. Крестик — это просто чтоб особо не церемониться. Нам и самим ни к чему такие дела. А тогда... Так уж получилось... наверное. Случается, словом. Раза по два, по три за призыв... Дисциплину ж тоже надо как-то поддерживать, сам понимаешь. А насчёт штрафа — это не ко мне. К тому же за того двухсотого тебе вроде как доплатили, насколько помню.
— Доплатили... Я на такое не подписывался — понял? Предупреждать надо. Ладно, проехали. Кстати, один из этих, ну, сегодняшних, вроде как ваш... Ну, тот, который двухсотый.
— Ерунда. Напутали, наверное, что-нибудь опять в строевой. Там у них такой бардак, чёрт ногу сломит... Всё пытаются на срочников скинуть, ну, которых потолковее... А срочник, он и есть срочник. Куда ни целуй, везде у него жопа. Так он что, как дезертир пойдёт?
— У меня — пойдёт. И как дезертир, и как призывник. Для отчётности. По разным линиям, не сойдутся нигде, по документообороту, а мне и там, и там по плюсику. А для вас — только как призывник. У него тут, вишь, заморочки кой-какие... нарисовались.
— Что за заморочки? Серьёзное что?
— Не... Не настолько, чтоб... Так, морду не тому набил... Но без мокряка, ты не думай...
— Мне-то чего... Думай ты. Не первый год, чай, общаемся. Ежели не дай бог что, тебе предъява пойдёт.
— Без проблем.
— Ну и что ж ты тогда голову мне морочишь?
— У него билет военный на руках.
— Так спиши на хрен и новый выдай к херам.
— Уже списал, учить будешь... А новый... Бланк мне пригодится, понял? Чистый... Строгой отчётности.
— Ладно. Тогда за этого — три.
— С чего это три? Полноценный призывник. Крепыш. Сестричка в антропометрии аж охренела вся и в осадок выпала — 98 кило живого весу при ни капли жира. Это при росте всего-то под сто шестьдесят! И ещё это... В общем, поплыла баба...
— А вот это нам совершенно без разницы! Одни проблемы с того... Три с полтиной.
— Окстись! Вообще, что за базар гнилой? Вон, ПВОшник кругами ходит — возьму да и отдам ему. У парня десять классов, промежду прочим. Почти с отличием!
— Тем хужее ж. Если б с института, вообще больше тыщи не дал бы... У нас, как у чурок калым, невеста ваще без образования двести кусков, после начальной — сто, восемь классов — пятьдесят, десять — двадцатка, ну, а если с института — даром такой не надо.
— Говорю ж, пять, и это последняя моя цена.
— Ну, ты ж, наверное, и за военный билет тот получишь...
— Получу — не получу, моё дело. В чужую жопу не хрен заглядывать! Не то нос весь в говне будет, бушь ходить и вонять им на всех.
— А у него, кстати, кто?
— Да, почитай, и нет никого... Мать-одиночка, пьющая-гулящая. Вроде так.
— Хорошо, четыре.
— Четыре с полтиной.
— Ладно. По рукам. Эт который будет?
— Вона...
— Так... Ставим... Два крестика.
Россия. Красноярский район Астраханской области, территория Актубинского сельсовета. Дорога, ведущая к военному городку Комсомольский 14-й отдельной мотострелковой бригады, в/ч 33362. Кузов автомобиля "Урал-375". Призывники, пока ещё люди. Витёк, человек. Сержант Магомед Магомедов. Тоже человек.
17:32 07 мая 2014 года.
Ой везу-везу-везу, скоро сдохну, не могу, — третий час уже как не уставал причитать безобразно прожорливый движок вусмерть раздолбанного трёхосника, в который нас по-быстренькому, дабы не портить пейзаж, загнали на площади у вокзала города Астрахань, куда наш поезд N 237 Мурманск-Астрахань прибыл, как ему и положено было по расписанию, к совсем без малого семи часам солнечного, однако совершенно для нас не доброго утра 7 мая сего 2014 преотвратнейшего года...
В военкомате, пару дней назад всего, раненько поутру приняли, как родного-долгожданного, помариновали в предбаннике до 9, а как работать начали, первым делом очень ускоренно прогнали по немногим имевшимся наличии врачам, которые сходу выдали вердикт, что здоров и годен аки нержавый и не обломанный на кончике штык от трёхлинейки, после чего забрили под Котовского, запустили в душ и переодели во всё новое, мухе не это самое, пятнисто-камуфляжное, так ничего себе вроде как, ботинки только дрянь. Грубые, жёсткие и, кажись, долго не протянут, есть такое чувство. Бельё ещё, с подштанниками, показалось странным. Майка, и то камуфляжная, а рубаха с подштанниками белая. Анахронизм. Подшивка. Набор иголок с нитками. Небольшая эмалированная кружка с алюминиевой ложкой. Позапихал всё в вещмешок, вместе со своими — зубной щёткой, бритвенным станком и так далее. Затем, покумекавши чуток, поперепихал всё по новой. Там лямки по бокам — принайтовал ими свёрнутую зимнюю куртку со штанами, а причиндалы всякие сунул в задний карман вещмешка, под клапан на пуговице — чтоб после долго не копаться. Народ постепенно прибывал, весёлые красномордые прапора во главе с на удивление пожилым старлеем, сильно прихрамывающим, все определённо успевшие уже умело — аккурат в плепорцию, то есть — похмелиться с утречка, затрахивали зашуганых и большей частью тоже заметно нетрезвых призывников советами, командами и беззлобной руганью, заодно отбирая продукты и ножи. У меня, слава богу, ни того, ни другого. Всё хотел нормальный мультитул себе прикупить, да как-то не срослось. Приличных не попалось. Со жратвой тоже — ничего подходящего дома не было, мать всё только суетилась да причитала, а дядь Саша лишь буркнул — херня, мол, вопрос, домашнее один хрен отберут перед отправкой, а сухпай выдадут, с голоду же подохнуть всяко не дадут, потому как Родине нужон — для отчётности. Старые шмотки под расписку на выброс сдал — дядь Саша велел что не жалко одевать. Кстати, и дядь Сашу видел — в форме, солидный, явно вась-вась с каким-то подполковником, кажется — две большие звёздочки — так? Придётся учить... Вот ведь не было печали. Заметив меня, подмигнул только. Эдак ободряюще. Но особой бодрости я от этого не ощутил. Дюже погано было на душе, если по-честному. Да и обстановка к иному не располагала — пьяные, но до полной утраты куража закошмаренные призывники, датые военкоматские с манерами преуспевающих работорговцев, бесцеремонные медсёстры с врачами, казённого колера стены, карболовая вонь, нехорошие предчувствия гложут душу — словом, тоска тоской зелёною.
В час кое-как покормили горячим, потом принялись неспешно разгонять по командам. Меня пристроили в первую на очереди — видимо, дядь Саша договорился, за что спасибо ему. Мотать таки надо отседва, и поскорее. В нашей шобле оказалось морд тридцать, одни зажатые и в грусть-тоске, другие хорохорятся, но в глазах у всех ужас застыл. Страшнее всего перемены и ожидание худшего. Выдали сухпай на два дня, значит, далече, но не так чтобы очень уж шибко — к такому выводу логично пришёл большеглазый паренёк из Колчанова по имени Вадик, с которым наскоро скорешились.
Не успел толком разобраться с великим множеством карманов, как подбежал капитан — три маленькие звёздочки треугольником и ещё одна такая же сверху — лет тридцати, явно принямши уже с утра на старые дрожжи, в сопровождении нерусского вида сержанта — три узкие полосы поперёк погона. Объявил, что мы его команда, построил, вздрючил, пару человек переставил, на первый-второй рассчитайсь, в две шеренги стройся, сержант попинал слегка и провёл перекличку, на все вопросы ответил одним словом — позже, потом ушли, пригнали ещё человек пять, снова построение, уже пошустрее, опять перекличка, под резкую вонь разнашиваемых ботинок и явственный запах страха, что будто витал над нашим не шибко строевым стадом. Затем последовал небольшой шмон, у пары балбесов отобрали по невесть каким образом зашхеренной бутылке спиртного, что перекочевали в рюкзак сержанта, тем самым ознаменовав передачу прав собственности, затем, гуськом, в автобус и на станцию, Волхов-2. Точнее, Волховстрой. Даже не знал, что такая есть... Собственно, какая станция — изогнувшийся в корче поворота участок желдорпутей с плитчатым тротуаром посередине, небольшим навесом, парой скамеек с урнами и убогими пристанционными строеньями чуть вдалеке, а идти туда пришлось прямиком через пути с чисто символическим настилом, дождавшись прохода электрички. Неподалёку, за железнодорожными путями, в три большие, с обрешёткой, трубы, бессчётное количество малых и, кажется, ещё и из самого нутра своего исходил белесыми дымами Волховский алюминиевый завод, смердя на всю округу горелым металлом и какой-то мерзостно кислой дрянью, от которой першило в горле и временами аж щипало в глазах. Очистными сооружениями здесь определённо не злоупотребляли.
