Не по себе — это мягко сказано, он был как натянутая струна, впервые видела его таким. Жизнь бы поставила в споре, что нет, не играет сейчас. Будь кто другой, постаралась бы доискаться до причин, успокоить. Но за ним только с недоумением наблюдала.
У него-то нет человеческих страстей? Ну, как понимать...
Доводилось по-разному — и готова была вцепиться ему в лицо в том летнем саду, и дрожала от страха, узнав, кто он, и отвечала холодно и высокомерно... Сейчас не понимала ничего, только сердце толкалось из-под ребер гулко и тяжело: что-то случилось... или скоро случится.
Готова была перечеркнуть всё, в прошлый раз сказанное, удержать — но он не за этим пришел. А за чем?! Рассказать ей о Забирающих души? Через третьи руки поздравить Рииши со свадьбой?
В глаза ему смотреть опасалась, разглядывала лису на воротнике. А он вдруг стянул куртку, бросил ее на пол:
— Так уставилась... забирай, если нравится! — и будто его ветром вынесло за дверь.
Лайэнэ побежала следом, но разве ветер догонишь. Вернулась, присела возле брошенной вещи, тронула пушистый мех. Прекрасно. Ну хоть не белые цветы... теперь серебристо-черные лисы.
И что это было?
Ах, да... на сей раз испугаться так и не успела. Не странного этого поведения, а его самого. Теперь уже смысла нет.
**
Ветер, ветви качаются, души никогда не виденных предков возмущены тем, как она общается с такой страшной нечистью
А перед ними не оправдаешься
Ночью пришел вестник, торопился — она была дома, ворочалась в постели, не находя себе места, и аж подскочила, когда служанка ее тихо окликнула. Сперва рассердилась на этого своего человека — зачем так прямо явился? опасно, вдруг проследят. Но известие важное, из Лощины.
Мальчик, похоже, получил некое послание, или сумел с кем-то встретиться, говорил вестник. Неизвестно все остальное. Но Тайрену очень-очень взволнован. Что бы то ни случилось, было это вроде бы прошлой ночью, если можно судить. Нет, хуже ему не стало. Только не мог успокоиться с рассвета и сильно за полдень... тогда гонец поспешил сообщить.
— Сейчас заполночь, отчего же так долго! — в сердцах сказала Лайэнэ, чувствуя, как руки и ноги дрожат. — На закате запирают ворота!
— Так я же... спешил, ног не жалея, пешком-то не один час, — растерялся вестник, привыкший к наградам, а не к порицаниям, — А потом отдыхать пришлось, а ведь вам, госпожа, все равно никого ночью из города не послать.
— Никого...
В самом деле, что она бы сумела, приди он раньше?
Но встреча и вправду была, и дорого бы заплатила, чтобы узнать, о чем говорилось на ней. Ясно ведь, с кем. Только ведь не один мальчик не находил себе места. Тот, другой, тоже.
**
С того дня, как Лайэнэ преступила порог дома Кэраи, он поручил приглядывать за ней — что делает, с кем видится. Красивая женщина всегда угроза, женщина опытная тем более.
Шпионы выполняли свою работу, а она как ни в чем не бывало появлялась в этих стенах, всегда нарядная, по-весеннему светлая, и обсуждала с ним дела города и провинции, пусть в малой мере — сколько ему было надо от такой соратницы, — но умно и обстоятельно.
Постепенно стал ловить себя на том, что знает как-то слишком уж много, слишком пристальное внимание проявил к ее жизни. Будто в окно подглядывает...
Кто приходил к ней, в какие дома ходит она — почти все это не имело ни малейшего отношения к возможному заговору. А доносили не только об этом — каждый день мог проследить с точностью до четверти часа; даже когда в одиночку бродила по саду или по рынку, за ней следовал тайный свидетель.
Постоянным покровителем она так и не обзавелась, из поклонников ни с кем не сближалась больше других. Охотней всего принимала приглашения на общие праздники, а не личные.
Думал, что узнал о Лайэнэ все, уже хотел уменьшить слежку, как вдруг громом с ясного неба прозвучало известие о ее собственной слежке за наследником Дома Таэна. Хорошо устроила, умно — за себя не слишком-то беспокоилась, тут же надежно скрыла свой интерес, не сразу шпионы прознали, что за торговцы амулетами или просящие милости бедняки к ней приходят
Обвела вокруг пальца, несмотря на запрет.
Неожиданно это возмутило его до глубины души, больше, чем возможная игра на два Дома, чем заговор — он сам удивился такому сильному чувству. И чувство это, видно, было написано у него на лице — с предупреждающим стуком заглянувший слуга чуть не уронил челюсть, и повинуясь взмаху руки, сбежал, пятясь.
Было это именно возмущением, а не яростью — не примерно наказать нахалку хотелось, а, позабыв про их возраст и положение, сгрести за шиворот и высказать все, что о ней думает, и как она посмела...
К счастью, их дома находились от друга так далеко, что шансов это исполнить у него не было.
Залпом выпил чашу вина, надеясь, что хмельное зелье вернет душевное равновесие. Но нет: еще в юности, только приехав в Столицу, ходил по веселым пирушкам, и даже тогда не умел таким немудреным способом прогонять неприятные мысли.
Глянул на небо — солнце едва пересекло полуденную черту, она может еще спать, проведя сегодняшнюю ночь с... Ах, да, сегодня было женское сборище, несколько учениц достигли полного звания. Вряд ли участницы праздника напились там или чересчур утомились. Хотя Лайэнэ в любом случае могла еще спать.
Не все ли ему равно?
Велел привести ее сразу, хоть бы она была в ночном одеянии. Наряд женщины — это ее доспех. К тому же, пока прихорашивается, успеет обдумать, что говорить.
Уже отдав приказ, пожалел о нем — слишком живо представил, как всему городу известную красавицу заворачивают в одеяло и пихают в носилки, а из свертка свисают длинные неуложенные волосы.
Волосы она все-таки уложить успела, как и одеться, но все-таки была в домашнем — любимом голубом, сейчас бледном, почти без узора, и нижнее платье из тонкого шелка сливочное, а накидка, которую успела захватить — шерстяная, темно-синяя. Зря надеялся, что она лишится главного своего оружия — так выглядит еще лучше, моложе, искренней. И нет на лице краски, только немного подведены глаза, огромные, распахнутые в немом вопросе. Без страха. Получив разрешение, села, сложила на коленях гибкие руки — точь-в-точь два цветка, а кисти — бутоны. Ни одного кольца — и других украшений не надела Лайэнэ.
— Хочешь? — неожиданно для себя спросил, указав кивков в сторону чашки.
— Похмелья после вчерашнего у меня нет.
Не успел ничего сказать, как она продолжила:
— Не знаю, о чем пойдет речь, господин, но, кажется, мне лучше сохранить совсем трезвый рассудок...
— А какой он у тебя был, когда ты устроила слежку за наследником Дома?
— Самым ясным в моей жизни, — сказала она, но пальцы рук напряглись, сжались плотно.
— А сейчас ты в своем уме? — спросил он с некоторым удовольствием, больно уж хорошо она держалась.
— Совершенно. Если позволите, господин, я хочу кое-что прояснить.
— Ну, давай.
— Нет нужды играть в игры. Вы обо мне многое знаете, что я делаю, почему и зачем. На любой вопрос я отвечу. И, думаю, ответов этих вы хотите больше, чем видеть испуганную женщину, которая униженно извиняется за то, что забыла свое положение.
— Я... — он не сразу нашел, что ответить. На его глазах красотка из Квартала — умная, разумеется, но все-таки женщина, сознающая свое положение, превратилась в конного бойца с копьем руке, который несся в атаку. И при этом даже пальцем не пошевелила, хоть они совсем побелели.
Этот признак волнения, когда заметил, ему, напротив, вернул уверенность. Как мячик, перебросили ее друг другу. Что она там говорила об играх? Потянулся к столику, налил себе вина. Демонстративно чуть приподнял, словно собирался выпить за гостью.
— Ну, говори уже.
...Это были старые песни на новый лад. Энори якобы вновь посетил ее. И он явно как-то видится с мальчиком. Не стоило и упоминать, что шпионы Кэраи никакого гостя ни у нее, ни в Лощине не видели.
Но злость прошла, осталось некоторое разочарование. Он-то придумал себе, может, Нэйта пытаются навредить Тайрену... С нечистью куда проще — довольно монаха и амулетов. Если, конечно, Лайэнэ не врет и это все же не козни противников Дома. Если и так, мысли свои показывать не обязательно.
Подвел ее к карте, разложенной на столе. Флажками отмечал там перемещения войск, а игральными фишками — местонахождение людей, которым не доверял.
— Смотри, — повел рукой над картой, — Ты ведь хорошо знаешь, что здесь и как; я далеко не всем делился с тобой, но ты умна, и выводы делать умеешь. Вот здесь, — палец скользнул к самому южному округу, — зреет недовольство беженцами. И в соседнем с ним округе тоже. Неурожай сказался на всей провинции, и надо кормить армию, а здесь толпы безземельных крестьян — многие уже занялись разбоем. В других округах чуть полегче, но недовольных и разбойников много и там. Земельные с ними не справятся, к тому же половина их ушла на войну, а из оставшихся многие верны другому Дому и поднимутся по их велению. Что делать?
— Я... не знаю. Но какое это имеет отношение...
— Прямое. Думаешь, если я был занят и не заметил, что ты затеяла в Лощине, то и никто не заметил? Хочешь посеять еще сплетни о нашем Доме? Нэйта и Столица тебе скажут большое спасибо, стараешься ради этого?
Словно со стороны услышал свой голос — сухой и холодный.
— Я не... — смешалась она. Растерялась, похоже.
— Ты думаешь, что женщина из Квартала святее монахов и с нечистью справится лучше?
Сказал — и понял, что намеренно желал ее уколоть. Лишнее ведь... А она, кажется, тоже поняла: только что бледная, вспыхнула, подобралась.
— Подумайте не о моем проступке, о мальчике, — вскинула опущенную голову, выпрямилась, и Кэраи показалось, что молодая женщина одного с ним роста.
— Я как раз и думаю о племяннике. Мой брат очень любит своего ребенка, и, может быть, не вина, а беда, что эту любовь он показать не умеет. Ради Тайрену он отдаст все, что угодно, не задумываясь. А ты... я вижу, тоже готова вцепиться мне в горло, думая, что мы хотим зла мальчишке. Что он тебе?
— Можете считать, что это говорит желание наконец завести собственного, — сухо отозвалась Лайэнэ.
— Допустим. Но почему ты выбрала именно его? Когда-то ради нашей семьи верные люди отдавали жизни, но это время давно миновало. Разве что среди близких слуг еще найдутся такие... — он на миг глянул в окно: за приоткрытой узорной решеткой был мир, в который деды не захотели бы верить. Снова повернулся к женщине, спросил: — Так почему? Привлечь к себе еще больше внимания Дома? Не лучшая затея, а ты умна. А также молода, красива, и не думаю, что бедна, можешь оставить прежнее, уехать и спокойно жить где-нибудь. Или мальчик — временная игрушка, раз нет своих?
— Игрушка? Сын хозяина Хинаи — для гулящей девки? — она засмеялась, и зрачки расширились, будто в комнате сгустились сумерки. — Если бы он хоть взрослым был! А детей... нет, я не рвусь иметь. Не для нас.
— Или это забота о том, кто был дорог твоему бывшему покровителю? — в лоб спросил Кэраи.— И бывшему ли, раз уж он так опасен, держится неподалеку, а ты жива?
Лайэнэ побледнела.
"Я был прав", — с легким огорчением подумал Кэраи.
— Отпустите меня, или я так уйду, — почти потребовала Лайэнэ, отступая на шаг. Пришлось удержать ее за руку: с удивлением ощутил, как она дрожит. Неужели настолько испугана? Да она Забирающих души не боится, а ему заявляет в лицо невесть что.
И с таким вызовом смотрит... только глаза блестят совсем уж не вызывающе, и слезы вот-вот покатятся по щекам. Только этого не хватало.
Совсем близко была, в своем бледном платье, такая нежно-домашняя и такая воинственная. И не удержался, притянул к себе ближе. Ощутил, как она вздрогнула, подалась навстречу, будто давно этого хотела, раскрылась, как под солнцем бутон. Промелькнула в мыслях тень сожаления — как жаль, что это лишь видимость, выучка... поэтому и никогда не пытался упрочить связь с такими красавицами.
А, ладно, это потом.
Губы соприкоснулись; аромат меда наполнил комнату.
— Могу ли я надеяться на большее? — спросил тихо, опасаясь спугнуть явление медового луга.
— Более чем, — прошептала она, и последняя преграда пропала, а может, ее и не было.
Однако он впервые ощутил сожаление — ему нечего предложить этой великолепной женщине. Ничего, что не выглядело бы, не являлось... торговой сделкой.
Но эта мысль была мимолетной — не до того.
**
Не теряйте контроля, учила наставница. Главное, о чем должны помнить всегда. Вы должны понимать, что нужно собеседнику вашему, прежде чем он сам это поймет. И должны понимать, что сами намерены делать.
Если бы узнала она, как опозорилась лучшая ученица... не смогла бы жить дальше, наверное.
А ведь и то, что Лайэнэ сейчас едет домой, как ни в чем не бывало, воля случая, или Небес, у которых хорошее настроение.
Знала ведь, давно знала, каково ему сейчас, а вместо признания вины — сорвалась. Проникнуть в клетку хассы Макори и отобрать у нее кусок мяса из пасти и то было бы разумней.
...Так удивился, насколько нагло вела себя девица из Квартала... но ведь не мог догадаться, что за гость наведался к ней накануне; и весть из Лощины, непонятная, но угрожающая — и после этого жесткий разнос, и строгий запрет. Неудивительно, что Лайэнэ совсем потеряла рассудок. Повела себя с ним, будто с... да ни с кем себе такого не позволяла!
Не это ли неожиданно вызвало отклик? Он ведь тоже живой, только сам об этом не помнит. А она и не пыталась никогда прорваться через каменные доспехи, зачем бы?
И вот вся наука к демонам покатилась. Остались мужчина и женщина, как Сущим задумано. И она спокойно едет домой, и возможно, он даже не лишит ее своего доверия... если не поймет, что и его потеря контроля для Лайэнэ как на ладони. А ведь может понять.
Или ему все равно — ну кто она, в самом деле?
Неловко повернулась, а тут качнулись носилки — молодая женщина чуть вскрикнула, стукнувшись локтем о стенку. Нет, наставница точно сгорела бы со стыда, глядя, как ученица места себе не находит. А ведь когда расставались, еще полчаса назад, была веселой. И вот заметалась в носилках, будто рыбу из пруда выловили и в корзине несут на рынок.
Опозорилась — так давай, наверстывай. Будь отныне такой, как положено, и ошибок не повторяй, слишком много их у тебя, ошибок — за два года накопилось столько, сколько у доброй половины женщин за всю жизнь не наберется. Будь чуткой, внимательной, умной, беззаботной... какой там еще? Разберешься, не в первый раз.
...Но он все-таки запретил ей слежку. А продолжать надо, визит Энори очень дурной знак... и бессвязное его поведение, и глаза, то пустые, то шальные, то жестокие.
Нельзя пойти поперек запрета — и нельзя сложить руки и ждать. И главная беда в том, что ей отчаянно хочется соблюсти оба этих условия.
Уже повернули на дорогу, прямо ведущую к дому Лайэнэ. Та, не глядя, нашарила спрятанный в рукаве листок.
Все-таки не совсем забылась, когда потянулся к ней, успела увидеть выброшенное в ящик для бумаг скомканное письмо-распоряжение. Уже заверил написанное, но так и не отослал. Передумал, похоже. Или нужда отпала. Такие вещи уничтожают сразу или поручают это доверенным слугам, он хозяин дома, кажется, не успел до ее прихода, а потом забыл о письме.
