— Короче, — сказал он, вдруг хлопнув крупной ладонью по столешнице. Сейчас отправляйтесь-ка на ночлег. Все равно уже вечер скоро. Эй, часовой!
На крик из-за двери явился тот самый разбойник, что давеча приносил рыбу. Только на сей раз он был вооружен здоровенной деревянной булавой. Словно у опереточного гетмана, честное слово. В Украине одно время подобные игрушки заполонили все сувенирные лавки — точеные, расписные, безвкусные. Эта, правда, была без росписи, но вид имела тоже какой-то несерьезный. Я понимал, что приголубить ей можно, но все равно не внушала она уважения.
— Так, оставь игрушку за дверью и вернись, — велел князь. Часовой повиновался и вернулся уже без булавы.
— Теперь слушай внимательно. Отведешь их к пятому уровню, пусть на ночлег устраиваются. Выдашь каждому по рыбе, пусть сами себе ужин готовят, чай, не дети малые. Да, там, внизу, у причала, их лодка. Пусть сходят к ней, возьмут, что нужно для ночлега, и возвращаются. И смотри, чтоб не удрали — головой отвечаешь.
Тот в ответ лишь кивнул упомянутым лохматым предметом.
— Вот. Так что, ребятки, устраивайтесь, укладывайтесь. Там дальше разберемся, что с вами правильнее будет сделать. Все, ступайте.
Князь явно давал понять, что разговор окончен, так что мы встали и пошли за кудлатым и удивительно немногословным провожатым. Я, наконец, смог осмотреть цитадель (форт, крепость или как еще называлось то место, куда меня столь неделикатно приволокли несколько часов назад).
Бревенчатая башенка на самом верху, где, собственно, мы и беседовали (по-моему, в ней и жил Князь) стояла на каменистом холме — фактически, на скале, за много лет оплывшей и обросшей плотью лесной почвы. От входа вниз вела череда узких лестниц и извилистых, серпантином, тропинок. На некоторых поворотах высились сторожевые... даже не башенки, а будочки, но сложенные добротно, из бревен и валунов. Кое-где за такой будочкой виднелись небольшие плоские "карманчики" — небольшие дворики, явно обжитые. В одних двориках стояли какие-то хозяйственные постройки, другие, совсем крохотные, были ограничены с двух-трех сторон скальными стенками, по которым явно прошлись руки человеческие. Они же проделали прямоугольные входы в пещеры-казармы. В итоге весь холм являл собою эдакую многоэтажку в один подъезд и, увы, без лифта. Внизу, метрах в двухстах, петляла река, но мы до нее не дошли, свернули в дворик.
То ли местных жителей томил жилищный кризис, то ли Князь решил, что хватит с нас гостеприимства, но комнаты, даже самой простой, нам не предоставили. Вместо нее к нашим услугам был предложен роскошный навес, крытый, если не ошибаюсь, корой. Под ним на утоптанной рыжей глине лежали несколько потрепанных тростниковых циновок достаточно небрежного плетения. Постельные, стало быть, принадлежности. Стоял навес у сложенной из слоистых булыжников стенки повыше человеческого роста, так что от свежего ветра с реки мы были защищены. А вот от вездесущего комарья... Забыл сказать, антикомариные амулеты, как только мы вышли из лесу, работали с колоссальными сбоями, так что по вечерам приходилось поскорее нырять в палатку. Иногда прихватив с собой ужин. Уж больно злые были кровососы. Оставалось надеяться, что тут, на верхотуре, их поменьше будет. И что местный владыка защищает своих подданных от мелких вампиров.
Впрочем, сам дворик был обустроен вполне цивилизованно. В центре высился круглый каменный резервуар с водой, из стенки которого торчал самый настоящий кран — примитивный, будто у старинного самовара, но вполне действующий — и помыться можно, и воды для готовки набрать. А у обрыва был оборудован великолепный (особенно для того, кто давно скитается по лесам) туалет. И не "системы Сортира", а настоящий, с унитазами. К сожалению, без кабинок, обеспечивающих уединение. Правда, все эти подробности я выяснил позже. Потому что наш кудлатый провожатый, мельком показав нам "номер", тут же направился к пристани. Пришлось топать за ним.
Наш "Тигрисик" обнаружился внизу, между двух дощатых причалов, под бдительной охраной двух кадров явно гномского происхождения. Они изо всех сил ели глазами сваленные на палубе велосипеды. Видать, очень хотели поковыряться в незнакомых железяках, да приказ не велел. Ну что ж, в знании психологии Князю не откажешь. Такие стражи глаз с охраняемого добра не спустят — любопытство не даст.
Разбойный конвоир обменялся с гномами парой фраз, но так тихо, что я ничего не разобрал. Две пары глаз тут же уставились на нас с не меньшим любопытством, чем раньше на велосипеды — как же, повелители "шайтан-машин" пришли. Но ни одного вопроса не последовало. Дисциплинка тут у них.
Провожатый махнул рукой в сторону лодки и пробурчал что-то невразумительное про "вещи" и "ночь".
— Брать мало-мало, — вполголоса по-русски сказал мне Сайни.
Понял, не дурак, дурак бы не понял.
Копаться в сумках пришлось долго, тем более, не хотелось вытаскивать их на причал — во избежание. А на качающейся палубе распаковывать их было не слишком-то удобно. Взяли только по спальному мешку на брата, трофейный котелочек (бросить не жалко будет, если что) и еще кое-какие мелочи. Соль, например, и прочие травки-приправки, собранные хозяйственным Сайни по берегам.
Гномы, да и конвоир тоже, рисковали остаться без глаз — так они их пучили, глядя на пряжки-трехщелевки и прочую продвинутую рюкзачную фурнитуру. Еще бы: потянул за кончик ремешка — и затянул мешок. Ни узлов вязать не надо, ни дырочек в ремне ковырять. По молчаливому настоянию почтеннейшей публики я медленно, напоказ, выдернул из пряжки ремешок, покрутил ее, чтоб лучше было видно, а потом заправил его обратно и затянул сумку.
Подхватив барахло, мы принялись карабкаться вверх, что без тренировки удовольствия не доставляло. Дорога крутая, узкая и скользкая. Фортификаторы строили, так их и эдак. Понятно, что их задача — максимально испортить жизнь недругам. Но при этом достается и своим. Причем враги по этой тропке если и будут ходить, то редко-редко, может быть, совсем никогда. А вот своим мучаться каждый день. Сайни на это небось сказал бы, что не "мучатся", а "тренироваться". Кстати, он же тут уже поднимался, да еще и незаметно, меня спасая. Железный человек, честное слово. Терминатор 3,14...
Возвращаясь обратно, мы завернули на хозяйственно-бытовой двор. Он же — склад и кухня, судя по запахам сырой и вареной рыбы. То еще сочетание, непривычного человека с ног валит. Нам торжественно вручили по свежей рыбине, уже чищеной и потрошеной (видать, к засолке или еще какой консервации готовили). Кладовщик, кажется, пытался бурчать по поводу того, что у него продукты изымают. Разбойник шикнул на него, и тот заткнулся. Но никаких приправ и прочих пищевых излишеств к рыбе не предложил, хотя у него явно были — пряные ароматы засолочной щекотали носоглотку даже сквозь вездесущий рыбный "штын". Зато выделил по вязанке дров на брата. Тоже не слишком щедрых. Ну и ладно, обойдемся.
На одной площадке с нами, под другими навесами, квартировали местные солдатики. На удивление нелюбопытные и неразговорчивые. Ни сами к нам не подошли, ни на попытки Сайни завязать разговор не реагировали. Причем мы им были не просто безразличны, а словно бы неприятны. Хотя чем мы их умудрились обидеть, ума не приложу.
Тяжелые взгляды время от времени буравили спину и портили аппетит. Но окончательно испортить его все равно не могли, уж больно день выдался беспокойный.
Поэтому мы на них махнули рукой и принялись куховарить. Я разложил костерок, благо кострище среди закопченных камней уже имелось. А Сайни умело распял рыбу на деревянных рогульках (успел срезать во время подъема, когда поворот на пару секунд скрыл нас от глаз провожатого) , натерев ее предварительно солью и нашпиговав травками. В общем, на ужин у нас предполагался рыбный шашлык. Все лучше, чем вареная рыбятина с "таком" — после ароматов на кухонном дворе она бы, чего доброго, и в рот не полезла бы.
— Ну? — спросил я, наконец, когда рыба была съедена и запита кипяченой водой с какими-то душистыми листиками.
— Что "ну"? — мрачно переспросил Сайни, оглядываясь вокруг. Но в радиусе трех-четырех метров от нас никого не было, а говорили мы достаточно тихо.
— Да уж понятно, что. Ты явно местного хозяина знаешь. И он тебя. Чего нам от него ждать? И что это за история про королей и шутов? Что, наконец, делать дальше — торчать в этом импровизированном замке, подбивая его хозяина на освободительный поход, или по-тихому смыться и попытаться самим освободить детей?
— Вон сколько вопросов. Ты думаешь, я знаю на них ответы?
— Думаю, на некоторые — знаешь.
— Ни чьерта я не знаю! — вдруг выругался Лелек, и я сообразил (наконец!), что последние часы дались ему ой как нелегко. Один только рейд по моему спасению чего стоил! А я, бревно эдакое, даже не поблагодарил.
— Извини. И спасибо. Ты, кажется, мне жизнь спас.
— В конце концов, это моя работа, — невесело усмехнулся в бороду Сайни. — Мы на то поставлены, чтобы, значицца, покой и благополучие беречь.
Хотя я не столь хорошо, как хотелось бы, знал здешний язык, стилизацию под "простого мужичка" уловил. Сам виноват, между прочим — в свое время несколько раз передразнивал в присутствии Сайни манеру говорить разных людей — то Бержи, то Лиины. Ему развлечение тогда явно понравилось, но повторять его при мне он не спешил. А теперь, видать, время пришло.
— Да и не факт, что именно жизнь, — прервал поток моих воспоминаний Лелек. — И не факт, что спас. Так, попытался...
Обнадежил, нечего сказать.
— Вообще же, в таких, как наш, походах с главной надеждой на Госпожу Удачу спасение жизни друг другу — это штука едва ли не повседневная. Я тебе уже говорил — привыкай.
— Хочешь сказать, что в следующий раз мне придется по стене лезть с арбалетом в зубах? Так я не умею, и зубы не настолько крепкие.
— Может, и придется. А необходимость, как ты сам говоришь, лучший учитель. Впрочем, я думаю, ты отчудишь чего-нибудь похлеще. Из своих штучек, здесь невиданных. Вроде недавнего поедания рыбы палочками. Ну, скажи, кто тебя просил выпендриваться?
— Не знал, что у вас этого не умеют. Да и потом, мое нездешнее происхождение любому за две лимы видно. А наш кораблик, груженый великами — тоже не самое распространенное явление в здешних местах.
— Тоже верно.
Мы оба бродили вокруг да около и сбивались на посторонние темы, не решаясь заговорить на главную. Лелек знал что-то, а я чувствовал, что это "что-то" — достаточно неприятная вещь.
Наконец, Сайни еще раз оглянулся, доел кусочек рыбы и лениво откинулся на спину. То есть со стороны это выглядело именно так. А в итоге его голова оказалась надежно укрыта за столбом навеса и словно случайно встопорщивщейся гробом циновкой. "Чтоб по губам не прочли", догадался я.
Заговорил он почти шепотом, который время от времени перемежал ленивыми зевками и потягиванием. Чтоб всякий наблюдатель со стороны решил, что речь идет о чем-то совершенно неважном. Зато сама по себе речь была до предела насыщена информацией. И вдобавок перемежалась русскими словами. Чтоб нас если и подслушали, то не поняли хотя бы часть.
Как по мне, маскировка достаточно жалкая. Но им, разведчикам, виднее, как во вражеских замках себя вести.
— Реттена, как ты правильно догадался, я знаю давно. Очень давно. Одно время служил под его началом... Долгая история. Он был одним из выдающихся офицеров. Невероятно талантлив, невероятно удачлив и невероятно самолюбив. Пытался бросить службу (или отпуск взять, уж не знаю) и учиться в университете. Но постоянно не ладил с преподавателями. Для него нет ни авторитетов, ни догм, ни даже традиций. А одним из любимых развлечений всегда было доказывать, что кто-то из больших и уважаемых шишек — дурак. Поэтому, к слову, он не получил генеральского звания, хотя давно заслужил.
Сайни остановился, явно давая понять, что ждет от меня вопроса.
Что ж, я подыграл, изо всех своих невеликих актерских сил разыгрывая ленивую болтовню. Повернулся с боку на бок, подпер голову рукой и лениво выдал:
— Ну и как же его в армии-то терпели, такого своевольного?
— Во-первых, происхождение. Но об этом потом. Во-вторых — блестящий, невероятно изворотливый и изобретательный ум. Ему поручали очень сложные операции — на безнадежных участках фронта, во вражеском тылу. Там, где нужно было действовать быстро и, как правило, автономно, на свой страх и риск. Когда он становился единоличным командиром, имея возможность посылать к твоему любимому "чьерту" всех штабных и прочих начальников — Реттен расцветал. И выдумывал такие комбинации, такие лихие маневры проводил, что все только диву давались. И закрывали глаза на многие его нарушения. Раз, например, группу разведчиков переодел в кочующий бордель. С бесстыдно размалеванными лицами, накладными грудями и прочим. Бордель с помпой и музыкой въехал в небольшой пограничный замок. Вражеский, естественно. Там, на границах, к мелким нарушениям дисциплины относятся проще. Замок этот стоял на важном для нас направлении, но боевых действий там не было давно, так что гарнизон от скуки уже беситься начинался. А тут такая возможность сбросить напряжение... Вечером во дворе "девочки" дали представление, пообещали всем желающим незабываемую ночь. И устроили ее — перерезали полгарнизона и открыли ворота.
А перед этим один из парней отказался переодеваться в шлюху. Заявил, что это урон его родовой чести. И Реттен его заколол. У всех на глазах. В одно движение. Хотя парень был явно не новичок в драках.
Ты не знаешь нашей истории, а то бы я тебе назвал несколько известных кампаний из недавнего прошлого. Кей принимал участие в каждой, хотя не всегда его участие афишировалось. Он убил главнокомандующего второй армией Смарис. Да как! Пристал к тамошнему цирку как канатоходец, три месяца потешал публику невероятными трюками. Наконец, когда его высокопревосходительство пожаловал с семейством на представление (можешь себе представить, как проверяли и цирк, и циркачей, и их оборудование), канат лопнул. Кей, падая, уцепился за обрывок и, пролетая маятником мимо генеральской ложи, метнул туда шест. Раскроил голову генералу, а сам, якобы сорвавшись с каната, вылетел в оконный проем, выломав ставни. И скрылся, хотя окно было на высоте третьего этажа. Даже охрана не сразу сообразила, что это убийство, а не несчастный случай. Как он это запланировал, как осуществил? Ведь репетировать он никак не мог. Наверное, не обошлось без магии: по некоторым умениям он вполне способен потягаться с лучшими университетскими профессорами. Часть у них и перенял, часть выучил сам, что-то получил по наследству.
В общем, великий и жестокий человек. Неудивительно, что многие солдаты шли за ним в огонь и в воду.
И я даже не могу сказать, что им движет, — вздохнул Сайни. — Его не интересует ни богатство, ни власть. Он давно уже мог стать губернатором одной из провинций. Особенно живущих по законам войны.
— Но здесь же он явно строит свое государство. Забрался на ничейную территорию, окружил себя воинами и преданными слугами, даже вон Князем велел себя величать. Я, правда, не уверен, что хорошо понимаю значение этого слова. Властелин небольшого государства, так?
